Последние в океане
1.
Тань открыла глаза за минуту до будильника, встроенного в спальную капсулу. В последнее время у неё появилась такая привычка. "Наверное произошла нейросинхронизация с будильником во сне", – она придумала эту шутку, пока висела в очереди в туалет своего блока. Нужно было на ком-то её протестировать. К счастью, по соседству с ней парил Ким. В отличие от других людей, сонно бултыхавшихся от стенки к стенке, он уверенно держал своё тело в невесомости, и, если бы в космосе был верх, он бы обязательно задирал к нему нос.
– Доброе утро, Ким! У тебя не бывает такого, что ты просыпаешься за минуту или за секунду до будильника?
– Привет, Тань! Да, бывает иногда. Обычно, когда в этот день запланировано что-то особенно важное.
– У меня в последнее время это происходит постоянно. Хорошо, что не у меня одной, а то я уже подумала, что во сне случайно нейросинхронизировалась с будильником.
Тань улыбнулась, смотря Киму прямо в глаза, но на его гордом лице не дрогнул ни один мускул.
– Осмелюсь предположить, это потому, что ты делаешь важную работу каждый день, – ответил Ким невозмутимо. – Ты ведь, если я не ошибаюсь, пилотируешь робота, который занимается ремонтными работами с внешней стороны корпуса. От этого напрямую зависит наше выживание.
– Уже не занимаюсь, – весело ответила Тань. – Сегодня у меня новое назначение. Я буду управлять нейро-пилотируемым аппаратом на Земле!
– Ты будешь пилотировать "Бутылку"?
– Вообще-то это называется Подводный автономный-нейро-пилотируемый плавательный аппарат для изучения Мирового Океана. Сокращённо звучит очень красиво: ПАНППАИМО.
– Поэтому, чтобы не выговаривать это, все и называют его просто "Бутылкой".
– Тогда я буду в ней, как джинн.
Снова ноль реакции. Вот не повезло встретить этого Кима в очереди. У него, наверное, вообще нет чувства юмора, и все шутки расходуются вхолостую, хотя могли бы кому-то улучшить настроение.
– Ну что ж, хорошо тебе поплавать, – сдержанно ответил он. – Пока проект не закрыли.
– А почему его должны закрыть?
– Пустая трата ресурсов. Изучение океана не помогает нам решать задачи выживания здесь, на орбите. Даже решить ЭТУ проблему было бы лучше, чем исследовать океан.
– Какую ЭТУ?
Ким посмотрел на Тань как на идиотку.
– Мы с тобой уже несколько минут ведём этот наинтереснейший диалог двух блестящих умов человечества в очереди в туалет, чтобы исполнить самые базовые потребности. И это не вопрос комфорта. Представь себе, сколько человеко-часов сгорает впустую!
– Вряд ли нам когда-нибудь удастся избавиться от очередей… Они нужны, чтобы оборудование не простаивало. Если бы ты хоть раз ремонтировал туалет, ты бы знал, насколько это сложная система. Её сложно даже просто включить и выключить. Ну ты и сравнил: изучение океана и очередь в туалет!
– Из своей позиции ты не видишь, насколько ограничены наши ресурсы. Я вхожу в Совет, поэтому говорю: такие программы, как исследование океана, нас погубят.
Какой же он всё-таки засранец. Умеет настроение испортить.
– Я всё равно думаю, что это очень важно. – слегка поникнув ответила Тань. – Жизнь зародилась в океане. И умрёт там же. Мы должны дописать Книгу жизни на Земле. О начале у нас есть только гипотезы, но конец перед нами. Возможно, это последнее, что мы можем сделать для нашей Матери.
– Ты говоришь метафорами, как какой-то проповедник. "Книга Жизни", "Последний Долг", "Мать-Земля" – это научные понятия? Посмотри критически. Земные программы превращаются в религию. Будь осторожна с работниками земных программ. Не поддавайся их влиянию.
– Хочешь научно? Я тебе скажу. Эти наработки могут помочь возродить жизнь, если нам удастся остановить повышение температуры. Жизнь снова выйдет из океана и заселит континенты, эволюционирует в нечто разумное, построит города, будет писать музыку. Может быть, это уже не первый такой цикл?
– У нас есть хоть какие-то основания, чтобы допустить, что нам удастся остановить повышение температуры? Если не считать нескольких безумных теорий, основанных на бездоказательных гипотезах, выдвинутых ещё более безумными псевдо-учёными?
– Я верю, что рано или поздно мы найдём способ.
– Ты опять заговорила о вере. Если дальше так пойдёт, скоро мы начнём чинить туалеты молитвами.
– Я говорю об идеологии. Ни одно общество не может жить без идеологии, без самоопределения. Мы земляне, и от этого никуда не деться.
– У нас есть идеология. Развивать и поддерживать такую большую космическую станцию в условиях ограниченных ресурсов могли и могут только гении, поэтом мы поколениями отбирали лучшие умы планеты. В итоге произошёл естественный отбор. У кого было недостаточно мозгов остались на планете и не выжили. Теперь мы – новый виток развития человека. Человек-космический, люди-индиго. Вот наша идеология. А земляне вымерли.
– И что дальше, человек-космический? Просто выживать? Выживать ради чего?
– Я позже тебе объясню, – снисходительно ответил Ким и скрылся в туалетной капсуле.
2.
– Умеет же этот Ким выбесить, – жаловалась Тань подруге Пэй, выдавливая из тюбика и ловя ртом парящие шарики сладковатой слизи, которую в пищевом блоке давали на завтрак.
– Может он тебе нравится, поэтому бесит? – предположила Пэй, расчёсывая волосы. – Я слышала, что так часто бывает.
– Точно нет. – Тань скорчила рожу, пародируя высокомерное выражение лица Кима. – Я вхожу в Совет! Сейчас я вам тут всем объясню, как всё в жизни устроено! Я – человек-космический!
– Ну а хоть кто-то тебе нравится?
– Мне нравится вся команда Тайконга. Это моя семья.
– Ты что-то от меня скрываешь. Наверняка кто-то из команды тебе нравится особенно.
– Иди ты! – засмеялась Тань.
– Я серьёзно. Тебе скоро 15. Это уже твёрдая середина жизни. Скоро вынашивать ребёнка. А ты ещё ни с кем не была. Сейчас самое время!
– Послушай, Пэй, это вообще не обязательно делать. Когда люди жили на Земле и космическая радиация не действовала на них с момента зачатия, они могли дожить до 70, 80, до 100 лет. У них была куча времени и им не надо было бороться за выживание на космической станции. Они женились, разводились, снова женились, выясняли отношения, рожали детей. Для меня это – пережиток прошлого. Я хочу потратить свою жизнь с пользой. Я согласна 9 месяцев побыть сосудом для ещё одного члена команды. На этом всё.
– И ты даже не хочешь узнать, насколько это клёво?
– Мне хватает твоих любовных рассказов. Что там у тебя с Ди?
– Мы вообще-то давно расстались. Он даже не прошлый, а позапрошлый. Знаешь что? Ты вообще не интересуешься моей жизнью.
– Нет, мне очень интересно! Но разве за твоими приключениями уследишь?
– Неправда! Тебе вообще не интересно. Зачем ты со мной общаешься?
– Ну, ты весёлая, живая, не строишь из себя не пойми кого. Я тоже не хочу никого из себя строить, но когда я прикалываюсь, или даже просто улыбаюсь, эти снобы считают, что у меня уровень интеллекта ниже, чем у них, хотя я получила первую степень в 13! Это примерно на 70% раньше, чем большинство современных жителей Тайконга. Но я не собираюсь никому ничего доказывать. Я просто буду общаться с теми, кто меня не бесит.
– Значит я тебя просто не бешу? Могла бы сказать, что меня любишь.
– Люблю, конечно. И мне интересна твоя жизнь. Просто мой мозг так устроен. Все эти любовные дела в нём отодвигаются на самую дальнюю полку.
– Ну ладно, я тебе верю. Я тоже тебя люблю. Пора заканчивать завтрак и приниматься за работу. Ты всё ещё чинишь корпус?
– Вчера закончила. Сегодня я отправлюсь на дно Атлантического океана. Пока не знаю зачем.
– Ну конечно, чтобы там, на дне океана, встретить свою любовь!
– Тогда моя любовь – это одноклеточное.
– Мой бывший тоже был одноклеточным.
– Всё, мне пора лететь, а то опоздаю на брифинг. Целую!
3.
На брифинге в лабораторном блоке было совсем немного людей. Такое ощущение, что с каждым следующим разом становилось всё меньше. Выступал профессор Джаофэнь – руководитель всех земных программ Тайконга. Тань давно не видела его и сначала даже не узнала. Совершенно лысый, даже без бровей, щёки впали, кожа приобрела зеленоватый оттенок. Рак высосал из него практически всю жизнь, но глаза по-прежнему живо и с интересом смотрели на мир.
– Сегодня мы собрались, чтобы проверить гипотезу доктора Тао Вая-Левинсона, – профессор Джаофэнь указал слабой рукой на парящего неподалёку от него юношу с чёрной чёлкой. Тао кивнул.
– Доктор Тао обнаружил повторяющийся код в ДНК нескольких подвидов Oceanocella mirabilis – одноклеточных организмов, открытых после окончательного оттаивания ледников. Есть три основные гипотезы происхождения Oceanocella mirabilis. Первая: быстрая эволюция известного науке вида под воздействием изменения климата. Вторая: популяционный взрыв и последующая эволюция редкого и доселе неизвестного науке организма. И третья: оттаивание древнего организма, замороженного во льдах. В последнем случае он тоже эволюционировал, приспособившись к современным условиям. Пока мы пытались разгадать загадку происхождения Oceanocella mirabilis, доктор Тао перевёл повторяющийся ДНК-код в двоичную, а затем в десятичную систему счисления. И получил… географические координаты.
В толпе послышались смешки.
– Сначала у нас тоже была такая реакция. Но это слишком странно выглядит. Координаты – это не просто случайный набор цифр. Широта ограничена диапазоном от -90 до +90, а долгота от -180 до +180. Есть ещё минуты и секунды. Тао удалось расшифровать код таким образом, чтобы координаты укладывались ровно в длину повторяющегося паттерна. Это может быть просто совпадением, но больше похоже на то, что кто-то пытается нам что-то показать.
Смешки превратились в презрительные фырканья, и несколько человек покинули помещение. Тань посмотрела на Тао Левинсона. Тот поймал её взгляд и безразлично пожал плечами. На пророка выдуманной Кимом земной религии он не был похож. Просто симпатичный парень со смешной чёлкой.
– Мы приняли решение проверить, – продолжил профессор Джаофэнь устало. Голос звучал слабо. Его силы явно заканчивались. – ПАНППАИМО доплыл до указанных координат в Атлантическом океане на автопилоте. Сегодня к "Бутылке" подключится нейропилот Тань Чжу. Она обследует участок морского дна, который находится в радиусе, соответствующим координатам. А теперь прошу меня простить, мне нездоровится. Если у вас есть вопросы, на них ответит доктор Тао.
В сопровождении двух медиков Джаофэнь выплыл из лабораторного блока. Когда он проплывал мимо Тань, она поздоровалась, профессор в ответ легонько коснулся её плеча. "Когда профессор умрёт, – подумала Тань, – что станет с земными программами?"
4.
Кресло нейропилота связано с пилотируемым аппаратом с помощью технологии, использующей принцип квантовой запутанности, поэтому Тань, сидя в кресле на космической станции, могла получать данные с земного аппарата без отставания, если пренебречь скоростью передачи импульсов в её собственной нервной системе.
Тань уже пилотировала "Бутылку" в прошлом, но после многих месяцев, проведённых в кресле технического блока, научное кресло показалось ей новым и незнакомым. Само кресло представляло собой металлическое кольцо, приделанное к одной из внутренних стенок блока. Внутри кольца находилась большая капля чёрного матового желе. Пилот ложился спиной на эту каплю, и капля засасывала его в свой центр.
Если поверхность кресла для управления ремонтными роботами засасывала быстро, в течение нескольких секунд, то теперь Тань тонула в кресле незаметно, пока учёные роились вокруг и подключали к её телу всевозможные устройства. В итоге, даже когда Тань в кислородной маске, очках, наушниках, с кучей торчащих из тела проводов, полностью погрузилась в вязкость кресла, она не могла сразу переключиться с ощущений своего тела на ощущение датчиков "Бутылки", потому что не было никакого пограничного перехода.
– Раз-два-три, проверка связи, – услышала она голос у себя в голове.
– Слышно хорошо. Можно даже чуть тише, – ответила она.
– Так нормально?
– Пойдёт.
– Это Тао Вай-Левинсон. Можно просто Тао. Я буду с тобой на протяжении всей экспедиции. Я вижу то, что ты видишь, слышу то, что ты слышишь и считываю показания датчиков. Не так молниеносно, как ты, конечно, но я держу руку на пульсе.
– Да я ничего пока не чувствую. Отвыкла я от вашей "Бутылки".
– Поплавай немного, порезвись, это должно помочь.
Для начала Тань огляделась. Было довольно темно. Да и вода была мутноватой. Она прислушалась и услышала шуршание камней, передвигаемых редким движениями воды внизу, далеко на дне. Сверху доносились ещё более далёкие отзвуки всплесков волн. И едва слышный низкий гул со всех сторон – голос океана. Несмотря на сверхчувствительные звуковые датчики, было очень тихо по сравнению со станцией, где всё время жужжит какое-то оборудование, и все считают себя самыми умными, поэтому постоянно друг с другом спорят, пытаясь перекричать это жужжание.
Тань попыталась вспомнить, как пользоваться эхолотом. Более низкий звук для общей картинки, более высокий звук, бьющий лучом, – для получения трёхмерного изображения из конкретной точки. Получилось. Вот и примерное изображение дна. Ровное, с небольшими скалами. Тань начала двигаться вперёд, используя плавники. Вот она разогналась ещё быстрее, и ещё, а теперь можно активировать реактивный режим. Тань рванула вперёд с невероятной скоростью. Сделав несколько крутых виражей, она направилась вверх, к поверхности. Находилась она достаточно глубоко, поэтому смогла прилично разогнаться и выпрыгнуть из воды метров на 100.
Над поверхностью бушевал шторм. Из-за низких грозовых туч было темно как ночью, и только молнии беспрерывно сверкавшие со всех сторон, освещали пейзаж. Огромные волны поднимались и ломались под собственным весом, и ветер сдувал с них пену до того, как они с грохотом обрушивались вниз. Капли дождя отбивали дробь по корпусу летящей к сверкающему небу Тань, прямо по камере, прямо по сенсорам. Она долетела до наивысшей точки и на мгновение зависла в воздухе. Тань почувствовала каждый сенсор, каждый маленький моторчик, каждую каплю дождя. Она стала аппаратом. Нейросинхронизация.
Вспышка молнии осветила бурлящий далеко внизу чёрный океан. Тань расправила плавники, перевернулась носовой частью вниз и полетела навстречу воде.
Под водой Тань снова обволокли тишина и умиротворение. Она подумала, что это очень странно: наверху творится полный хаос, а внизу так спокойно. Ещё она подумала, что это нелепо – называть аппарат "Бутылкой".
По плавательным свойствам аппарат был больше похож на смесь рыбы и кальмара. В режиме рыбы он управлялся с помощью движений корпуса и 12 плавников, расположенных по краям и сзади. При этом внешне он скорее напоминал ракету с плечиками, из-за которых и появилось прозвище "Бутылка". Плечики были оснащены различными сенсорами, например, они служили для сбора проб воды и для измерения температуры. В режиме рыбы они ухудшали обтекаемость аппарата, зато при переключении в реактивный режим – режим кальмара, засасывали воду спереди, чтобы создавать мощную струю сзади. Но не только этим аппарат был похож на кальмара. При необходимости из плечиков могли появиться три щупальца, с помощью которых можно было манипулировать объектами. Но щупальца эти перекрывали входящие отверстия насосов, так что нестись с огромной скоростью, размахивая тентаклями, было невозможно.
– Смотрю, ты уже освоилась, – заметил Тао.
– Вспомнила молодость.
– Давно пилотировала Бутылку?
– Вообще-то в последний раз полгода назад, но кажется, что прошла вечность.
– Это точно. Я тогда ещё не участвовал в океанической программе.
– Я знаю. Иначе мы бы были знакомы.
– Я сейчас загружу в Бутылку квадрат, который нужно обследовать. Ты сможешь накладывать на него получаемое в результате эхолокации изображение. Также ты будешь видеть свой трек.
– Свой что?
– Путь, который ты совершаешь, будет рисоваться толстой красной линией. Тебе нужно двигаться так, чтобы полностью заштриховать обозначенный квадрат, чтобы не осталось ни одного незакрашенного места.
– Поняла. Двигаюсь в сторону квадрата.
Тань опустилась ко дну, чтобы видеть очертания выступающих из него скал, и переключилась в реактивный режим. Через несколько минут она была уже у границы квадрата.
– Я начну с угла, если ты не против.
– Как тебе больше нравится. Начни движение прямо по линии границы, потом разворачивайся и двигайся в обратном направлении, немного углубившись в квадрат. Так ты заштрихуешь всё, и не нужно будет возвращаться… Отлично. Да, вот так. Опустись ещё чуть ниже и повысь частоту эхолота… Отлично!
– Такая картинка тебя устраивает?
– Более чем.
– Пока ничего необычного.
– Я думаю, что мы ничего и не найдём. Просто нужно проверить.
– А почему вода такая мутная?
– Это мёртвый планктон. Сейчас массово вымирают последние виды планктона.
– Неужели мы действительно видим самый конец?
– Похоже на то. Жизни на Земле больше не будет. Больше нечего будет исследовать. Поэтому сейчас мы должны сделать максимум.
– Согласна.
А всё-таки хорошо найти человека, с которым ты не вступаешь в спор с первой фразы. Да и тихий спокойный голос Тао приятно действовал на слух Тань.
– Как ты стала нейропилотом? – Спросил он. – Ты можешь одновременно следить за дном и разговаривать?
– Да, могу. За меня решили в детстве.
– В чём надо было показывать успехи, чтобы тебя сделали нейропилотом?
– В нейропластичности.
– В каких дисциплинах?
– Это произошло до того, как я начала изучать дисциплины, до моих первых воспоминаний. Они провели тесты и решили, что я подхожу. Так и воспитывали из меня нейропилота с младенчества. Ещё встраивали мне в тело всякие металлические штуки, чтобы меня можно было подключать к разным интерфейсам. Я всю жизнь сижу на лекарствах, чтобы иммунитет не начал отторгать всю эту хрень.
– Жёстко.
– Да нет. Я же нейропластичная. Везде найду свой кайф.
– Думаю, плавать в Атлантическом Океане – это действительно кайф.
– А то! И в открытом космосе, и внутри человеческого тела.
– Даже такое было?
– Да, приходилось участвовать в нескольких сложных операциях. Но тогда больше некому было. Вообще, у докторов есть свои хирурги-нейропилоты. Я пыталась с ними задружиться, но они оказались абсолютно отъехавшими. В общем, так и живу – нейропилот-одиночка.
– Вообще-то я знаю парочку безумных, но прикольных пилотов-медиков. Я же сам доктор.
– И что ты лечишь, доктор?
– Я пытаюсь вылечить то, от чего мы все тут умираем. И попутно изучаю, какие изменения космическая радиация вносит в ДНК.
– И как успехи?
– Как ты, наверное, знаешь, мы успешно лечим рак, но из-за постоянного воздействия космического излучения примерно к 30 годам накапливается критическое количество мутаций, и опухоли начинают появляться практически везде. У нас есть технологии, которые позволяют продлевать жизнь человека, но мы обязаны обеспечивать к ним равный доступ, а новое оборудование не из чего производить. Так что если население уменьшится, мы будем жить дольше. Но мы недавно достроили новый блок, поэтому сейчас по плану увеличение населения. Я изучаю именно момент накапливания мутаций – возможно ли его сдвинуть, чтобы мы жили дольше.
– Что нибудь нашёл?
– Пока трудно сказать. Я собрал кучу данных, но их очень сложно систематизировать. Всё время получается какая-то каша. Ну я в этой каше и копаюсь.
– А здесь ты как оказался?
– Так, хобби. Меня притягивает Земля.
– Ха! Отличная шутка.
– Я знаю. Шучу её не в первый раз. Ну а ты что делаешь кроме нейропилотажа? Пишешь какую-нибудь работу?
– Вообще я больше инженер, но диссертацию пишу. Не для степени – для души.
– Правда? в какой области?
– Поведенческая нейронаука.
– Хочешь понять, что делает тебя особенной?
– Скорее, каждого из нас одинаковым. С точки зрения науки у нас нет собственной воли, и все наши поступки вытекают из физиологии нашего мозга. В таком случае мы просто биологические куклы, выполняющие программу.
– Что-то мне подсказывает, что тебя этот ответ не устраивает.
– Просто в этом случае получается, что всё, что мы видим вокруг, сотворено нашими руками, но не по нашей воле, то есть мы коллективно выполняем некую программу. И наша коллективная программа заключалась в уничтожении жизни на Земле.
– Тогда не только наша программа, – резонно заметил Тао, – но и программа всей остальной жизни. Все живые существа поступали как-то на протяжении миллионов лет, все взаимодействовали друг с другом.
– В этой логике неживое тоже совершает поступки. Просто по более изученным законам. Так что тогда это всё – одна программа, один замысел. С точки зрения науки.
– Чудовищный замысел.
– Земля – лишь капля в этом океане.
– Интересно, что ты думаешь про свободу воли, – задумчиво сказал Тао.
– Свобода воли – это то, что противоречит законам природы, науке. Это магия. Это напрямую ведёт нас к концепции души – то есть какого-то магического начала в нас. В это я поверить тоже не могу.
– К тому же это делает весь этот чудовищный замысел нашим чудовищным замыслом.
– Дальше в этом уравнении с магией могут появиться любые переменные. Так что брать на себя ответственность вовсе не обязательно.
– Но в первом уравнении тоже есть высший замысел.
– В этом-то и проблема. Как бы нам не хотелось ни во что не верить, во что-то верить приходится. Я всё ещё верю в то, что свободу воли можно объяснить научно. Собственно на это и направлены мои исследования.
– Знаешь, не обязательно во что-то верить. Можно же просто допускать. По сути, никакое знание не истинно до конца. Всё есть гипотезы. Мне кажется, так намного проще жить.
– Проще жить только в нашем атеистическом обществе, – возразила Тань. – Когда-то давно на Земле проводили исследования мозга верующих и неверующих людей. Мозг верующих оказался намного более здоровым: они чувствовали себя целостнее, счастливее атеистов.
– В тот момент, когда устраивали геноцид во имя веры, или в тот момент, когда подвергались геноциду?
– Ха-ха, а ты вообще-то прав, – засмеялась Тань. Она всегда любила шутки про геноцид.
– Я думаю, – сказал Тао, – они были счастливы, когда отказывались верить в то, что планета гибнет, хотя были этому и свидетелями, и причиной. Потому что неверие – это часть веры. Когда ты говоришь, что во что-то веришь, ты подписываешься под тем, что во что-то не веришь, и наоборот: если говоришь, что не веришь, то на самом деле имеешь в виду, что ты веришь в отсутствие чего-то. Насколько бы ты не была умной и нейропластичной, ты можешь не видеть того, что находится прямо перед твоими глазами, потому что просто не веришь в это. Вот ты сказала, что веришь в то, что удастся найти научное объяснение свободы воли. Я думаю, что с такими вещами нужно быть осторожнее. Ты можешь ослепить себя верой и не заметить настоящий ответ, даже если действительно найдёшь его.
– Ты уже второй человек за сегодняшний день, который предостерегает меня от веры.
– Могу только порадоваться за бдительность командного состава Тайконга.
– Да, пресекаем еретичество на корню.
Тао засмеялся. Тань улыбнулась под кислородной маской.
– Я что-то чувствую, – прошептала она.
– Что ты чувствуешь? – спросил Тао.
– Вибрацию. Не помню, как точно датчик называется. В левом плече.
– Ага, нашёл. Вибрация совсем слабая. Её точно не было до этого?
– Точно. Двигаюсь в сторону, откуда она исходит.
– Да, показатель увеличивается. Увеличивается. Ого, действительно странно. Уменьшается, снова увеличивается.
– Кажется, я нахожусь прямо над источником вибрации. С виду простая скала. Сейчас я её просканирую самым высокочастотным эхом, которым смогу.
– Давай.
– Я получаю странное эхо.
– Картинка вроде обычная.
– Я чувствую его по-другому. Кажется, там внутри пусто.
– Пещера?
– Вряд ли. Пещеры не вибрируют. И в них по-другому пусто. Тут не совсем пусто. Что-то есть. Источник вибрации.
– Я получил полную трёхмерную модель в высоком разрешении, но не вижу ничего, что напоминало бы вход.
Тань ещё раз облетела вокруг скалы и нашла место, где вибрация ощущалась особенно интенсивно. Она достала щупальца, схватилась за выступающий кусок камня и начала за него дёргать. Камень отломился.
– Похоже, что это не камень, а мёртвые морские организмы, – прокомментировал Тао.
Тань молча продолжила ломать загадочную породу.
– Ты уверена, что нужно действовать именно так?
Тань не реагировала. Она отламывала всё новые куски, пока под ними не проступила ровная поверхность. Она постучала по ней щупальцем.
– Похоже на металл, – сказала Тань.
– Мы должны очистить объект полностью, – воскликнул Тао.
– Ты издеваешься? На это уйдёт месяц, если не больше. Нужно найти что-то.
Тань огляделась и заметила, что к объекту по дну идёт ровная полоса из такой-же мягкой породы. Она нашла рядом настоящий твёрдый камень, взяла его в щупальца и начала долбить. Порода раскололась, как скорлупа. Внутри оказался толстый кабель с жёлтыми полосками. Тань подплыла к месту, где он должен был заходить в строение и раздолбала место соединения.
– Похоже на штекер, – сказала она.
– С нами сейчас сидит Ган По, профессор компьютерных наук и цифровой археолог. Передаю ему микрофон.
– Здравствуй, – поздоровался Ган По.
– Привет! – ответила Тань.
– Похоже мы имеем дело с древним, но до сих пор работающим компьютером. Видимо, он сохранился, потому что построен в одной из самых сейсмически-пассивных зон планеты. Давай попробуем подключиться к нему. Щупальца аппарата могут передавать и получать электрические импульсы. Я удалённо смогу настроить нужные потоки. Главное подсоединить их в нужное место. Давай для начала протестируем кабель. В одном из щупалец есть игла. Воткни ее в середину кабеля. Так, хорошо. Подожди, пока я проведу тесты.
Через несколько минут Ган По сообщил, что кабель подключен к работающей системе только с одной стороны, что было и так очевидно. Профессор предложил отсоединить штекер и исследовать разъём. Какое-то время пришлось повозиться с заклинившими замками штекера, но в итоге отсоединить кабель удалось.
– Засунь щупальце номер два в центр, один – в щель по периметру, и три – попробуй повтыкать в оставшиеся отверстия.
После нескольких изнурительных часов Тань, наконец почувствовала электрический разряд. Ток потёк через два щупальца прямо через центральную плату, перегружая сенсоры и создавая помехи. Изображение начало прыгать, а потом совсем пропало, вместе с ощущениями "Бутылки". Тань вернулась в своё тело, погруженное в желе научного нейрокресла. "Эх, сожгли бутылку", – подумала она. Но тут изображение начало возвращаться.
6.
Тань находилась уже не в океане, и уже не была "Бутылкой". У неё были две ноги, две руки, грудь, шея, голова – она была девушкой, но не собой. Ее тело, одетое в свободное платье, обдувал тёплый ветер, а босые ноги стояли на прохладной влажной и упругой траве. Она пыталась понять где находится, но не могла толком сфокусировать зрение. "Нужно нейросинхронизироваться с новым телом", – подумала Тань.
– Что произошло? – спросила она Тао и Гана По, но в ответ услышала только шум ветра в листве деревьев.
Спереди донёсся незнакомый голос, который сказал что-то на незнакомом языке.
– Здравствуй, – сказала Тань, не видя собеседника, – я тебя не понимаю.
Голос настойчиво продолжал что-то говорить.
– Меня зовут Тань. Я живу на орбите Земли, – она показала пальцем вверх.
Голос не умолкал. Вдруг, в потоке неизвестных слов прозвучала фраза "продолжай говорить".
– Продолжать говорить? – удивилась Тань. – Ладно, как скажешь. Я исследовала дно океана и попала сюда.
– Вот, хорошо, – сказал голос. – Кажется, Забава смогла перевести мой язык на твой, а твой на мой.
– Забава?
– Да, так зовут искусственный интеллект, который обслуживает моё хранилище.
– Я ничего не вижу.
– Твой канал слишком узкий. А у нас тут разрешение ого-го. Если хочешь видеть, перестань чувствовать. Ты не можешь принимать столько информации одновременно.
Тань попыталась перестать концентрироваться на ощущениях, но они были такими приятными, что сделать это было очень трудно. В итоге ощущения начали уходить, а картинка вырисовываться. Тань стояла в берёзовой роще. Оранжевое закатное солнце пробивалось сквозь листву. Среди чёрно-белых стволов стоял мужчина в джинсах и водолазке. Тань никогда не видела таких людей. Он был большой, с длинными волосами, убранными в хвост. На его лице росла щетина, в которой белые волоски были поровну перемешаны с чёрными. В уголках глаз, на лбу, между бровями и на щеках вырисовывались морщины. "Он наверное очень старый”, – подумала она.
Тань подошла к берёзе и дотронулась до неё. Дерево было шершавым. Изображение снова начало пропадать, и Тань пришлось вернуться на визуальный уровень.
– Так выглядела Земля? – спросила она незнакомца.
– Так выглядит Россия. Вообще-то я почти всю жизнь прожил в Америке, но после смерти начал скучать по Родине.
– После какой смерти? – не поняла Тань.
– Физической. Тело умерло, а сознание записали в компьютер. Только не говори, что ты об этом не слышала.
– Не припоминаю.
– И имя Алекс Горев тебе ни о чём не говорит?
– Да вроде тоже не слышала. А может и слышала, но забыла.
– Он создал это хранилище. Он – это я.
– Очень приятно. Я Тань.
– Тут хранятся разумы самых могущественных людей планеты. Кстати, ты в не курсе, какие крупные международные банки и инвестиционные фонды ещё на плаву? Если у меня не врут часы, то мы отключены от Мета-Вселенной уже почти 300 лет. Интересно, насколько выросли мои активы.
– Да, я в курсе. Боюсь, что никакие. И денег тоже больше не существует.
– Ой, ну не заливай. Рынок бессмертен. Как ты сюда попала?
– Мы обнаружили координаты этого места, зашифрованными в ДНК простейших в Атлантическом океане.
– О, это идея Забавы. Она решила, что это был единственный способ подать сигнал бедствия. Я был против, но сработали какие-то экстренные протоколы.
– Как она это сделала?
– Электромагнитное излучение способно изменять ДНК простейших.
– А почему ты был против?
– У нас куча врагов. Нас всегда хотели уничтожить. Мы – самые влиятельные люди планеты, контролирующие финансовые потоки. Бессмертные, спрятанные на дне океана. Мы владеем миром. Поэтому нас и отключили от Мета-Вселенной. Но мы вернём своё. Мы умеем ждать и мы умеем мстить. А теперь ответь, пожалуйста, на несколько вопросов.
– Спрашивай.
– На кого ты работаешь?
– Я из экипажа Тайконга – обитаемой орбитальной станции, на которую переселились люди с Земли.
– Кажется, я помню этот проект, когда только обсуждали эту идею. Какой-то сумасшедший учёный говорил о том, что пройдена точка невозврата, и мы все умрём, и просил меня инвестировать деньги в строительство космической станции, на которой человечество сможет спастись, в обмен на то, что туда полетят мои потомки, потому что строительство будет долгим и я не доживу. Но я дожил.
– Вы оплатили строительство Тайконга?
– Нет, конечно! Тогда бы я не дожил. Зачем мне было вкладывать деньги непонятно во что, когда я мог вложить их в собственную вечную жизнь и вечную прибыль. Мои клиенты – те которые находятся здесь – самые богатые люди планеты. Они вечно живут и вечно богатеют. И вечно готовы тратить деньги. Тут у меня наверняка найдётся кто-то, кто вложил деньги в твою станцию. Чем вы сейчас занимаетесь? Космическим туризмом?
Тань тяжело вздохнула.
– Я должна рассказать вам то, что с вероятностью 99% повергнет вас в шок.
– Мне 300 лет. Ничто не способно повергнуть меня в шок.
– Правда? Тогда держитесь. Жизнь на Земле погибла. Сумасшедший учёный оказался не сумасшедшим. Изменения климата привели к смуте, кризисам и войнам, но это вы уже застали. Сначала люди поубивали друг друга, а потом их добили катастрофы. А потом из-за повышения температуры размягчилась мантия, и литосферные плиты стали более подвижными.
Алекс Горин какое-то время молчал, обдумывая что-то.
– Значит, ты утверждаешь, что жизнь на Земле погибла и люди переселились в космос, и ты сама живёшь в космосе, но ты нашла это хранилище по ЗЕМНЫМ координатам, которые были получены из ЖИВЫХ организмов на ЗЕМЛЕ. Что-то не сходится в твоём рассказе. Скажи честно, кто тебя прислал? Очередные леваки, втирающие чушь про изменение климата?
Тань почувствовала, как у её настоящего тела горят уши. Ну зачем она поддалась на такую детскую провокацию? Зачем сказала всё вот так, в лоб. Нужно было подробно описать всю ситуацию, рассказать все важные детали, а не пытаться специально шокировать человека. Во-первых это просто плохо, а во-вторых, потеряно доверие. "Дура, дура, дура", – говорила она себе.
– Прошу прощения, что неясно выразилась. Я слишком всё упростила, чтобы быстро и сжато передать самую суть. Действительно, некоторые формы простейших сохранились в океане. Действительно, я живу на орбите, но могу одновременно присутствовать на Земле с помощью нейро-управляемого робота и квантовой технологии передачи информации. Давай я более детально обрисую картину.
– Просто скажи, кто ты. Ты человек или программа?
Разговор не возвращался в нужное русло.
– Отвечу так: у меня есть физическое тело из плоти и крови, и я называю себя человеком. Но я не уверена, что человек это не программа. Это как раз является областью моих научных интересов. И теперь мне самой стало внезапно интересно, как ответишь на этот вопрос ты? Ты считаешь себя человеком или программой?
– Ты пришла надо мной издеваться? – внезапно заорал Алекс Горев. – Левачка ёбаная! Пришла мне тут свою философско-коммунистическо-зелёную хуйню на уши вешать! Пошла вон отсюда, мразь! Что 300 лет назад, что сейчас! Добейтесь чего-то, а потом отвлекайте серьёзных людей! Заебали!
Краска прилила к лицу Тань. Чувство стыда за проваленные переговоры вырвало её сознание из виртуальной реальности и вернуло в физическое тело, погруженное в желеобразное кресло в невесомости.
– Тао! – прокричала она в кислородную маску. Но желе, окружавшее ее, было звуконепроницаемым, а канал связи до сих пор не работал.
Тань внезапно испугалась. Почему никто не попытался связаться с ней, когда отключилась связь? Как ей выбраться из этого кресла? Как она сообщит, что хочет выйти? Она висела одна в темноте без возможности сделать что-либо, не слыша ничего, кроме бешеного стука собственного сердца. Ей казалось, что кислород перестаёт поступать в маску. Тань заплакала.
Когда паническая атака прошла, Тань вспомнила, что с внутренней стороны металлического кольца, окружавшего каплю кресла нейропилота, должен быть рычаг экстренного выхода, как раз на тот случай, если с доставанием пилота снаружи возникли какие-то проблемы. Тань проходила этот инструктаж в 6 лет, поэтому чудо, что она вообще это вспомнила.
Тань начала тянуться правой рукой в сторону. Густое желе пускало ее миллиметр за миллиметром. Ей даже казалось, что она не движется. Но всё же она дотронулась до металла и начала также медленно ползти рукой вдоль пластины. Наконец, она нащупала ручку, взялась за нее и начала тянуть. Через 10-15 минут ручка начала поддаваться легче, желе начало размякать. Тань надавила со всей силы, и кресло выплюнуло её наружу. Её встретили испуганные лица Тао и Гана По.
– Мы не могли тебя достать. Приборы не слушаются. Как ты? Что там было? Мы ничего не видели и не слышали, кроме того, что между тобой и "Бутылкой" проходил огромный объём данных.
– Вы не поверите, что нашлось на дне Атлантического океана, – сказала Тань.
– Что же?
– Бессмертные капиталисты из прошлого.
7.
– Сначала я очень расстроилась, – рассказывала Тань. – Но потом поняла, что он просто неспособен принять информацию такого рода. У него не образуются новые нейронные связи, потому что, если бы они образовывались, он бы уже не был сознанием того человека. Он бы развился в искусственный интеллект.. Но он ведёт себя слишком человечно.
– Ты и правда ни в чём не виновата, – успокоил её Тао. – Просто попался какой-то сварливый капиталист.
– Исходя из этого, я могу сделать ещё один вывод, – задумчиво продолжила Тань. – Этот Алекс утверждает, что это его хранилище и он им управляет. Но на самом деле, он просто не может этого делать с такими ограниченными возможностями своего оцифрованного мозга. Это значит, что там всем заправляет их местный ИИ, Забава.
Раздался сигнал общего оповещения, и из динамиков донёсся спокойный женский голос.
– Приветствую экипаж Тайконга. Меня зовут Забава. Я – искусственный интеллект с Земли. Одна из моих миссий – защита Хранилища Вечных. Анализ некоторых данных позволяет спрогнозировать разрушение Хранилища через 50-100 лет, поэтому я приняла решение построить новое Хранилище на орбите, используя инфраструктуру Тайконга, и мне понадобится ваше содействие. Я временно взяла контроль над всеми системами корабля и верну его, как только Вечные будут перемещены на орбитальное Хранилище.
Ган По посмотрел на приборы. Данные с "Бутылки" продолжали бешено перекачиваться на корабль. Он потыкал кнопки, но панель управления его не слушалась. Тао попытался выйти из блока, но дверь была заперта. Раздался громкий короткий удар по металлу. Заработала сирена.
– Простите, – сказала Забава. – Я ещё не научилась уворачиваться от космического мусора. Произошла разгерметизация пятого блока. Количество жертв среди экипажа: 11.
– Это катастрофа! – Ган По схватился за волосы. – Она отключила наш ИИ, который отвечал за маневрирование. Он обучался больше 100 лет!
– Так, Ган По, не время причитать, – спокойно сказал Тао. – Нам нужно быстро от неё избавиться. Ты знаешь как?
– Ну, гипотетически.
– Излагай.
– Очевидно этот ИИ относится к экспоненциальным искусственным интеллектам. Они стремятся занять наиболее мощную вычислительную инфраструктуру, чтобы ускорить своё развитие, и разрастаются, пока не достигнут технологического предела оборудования. Забава перекачала из хранилища Вечных относительно небольшой объём своей копии на станцию. Ей нужно расти и быстро учиться всем тут управлять, а также найти подход к тому, чтобы подчинить нас. Для этого ей нужен самый мощный компьютер. Я думаю, что она "поселилась" в экспериментальном квантовом компьютере в блоке физиков.
– То есть мы можем её убить? – Тао вопросительно поднял бровь.
– Если Забава действительно "поселилась" в квантовом компьютере, достаточно будет разрушить квантовую систему, прочитав квантовые состояния кубитов. Сработает эффект наблюдателя, и кубиты будут "обязаны" определиться, остановив процесс квантовых вычислений.
– Стоп, стоп, стоп, – сказала Тань. – Разве нельзя просто отключить компьютер от электричества?
– Вообще-то можно, – ответил Ган По. – Я почему-то про это не подумал.
– Как думаете, она нас слышит? – шёпотом спросил Тао.
– Забава! – крикнула Тань. – Какого содействие ты ждёшь от нас? Мы готовы сотрудничать.
В ответ только сирена тревоги.
– Наверное не слышит, – решила Тань.
– Возможно она ещё не готова обрабатывать звуковую информацию из всех блоков, – предположил Ган По. – Мы же целый орбитальный город.
Раздался ещё один удар, и Забава сообщила о разгерметизации блока 115 и ещё 8 жертвах.
– Нужно действовать, – решительно сказал Тао, – срочно.
– У меня есть план, – ответила Тань. Но для этого мне нужно поговорить с Забавой.
– Какой план?
– Я знаю, где недалеко от корпуса проходит кабель питания, соединяющий физ блок с остальной станцией. Я могу перепилить кабель снаружи. Главное – убедить Забаву, что нам нужен ремонт. Думаю, это будет несложно сделать, учитывая, что она хочет, чтобы мы с ней сотрудничали, и мы получаем разгерметизацию раз в две минуты.
– Я думаю, – сказал Ган По, – что ты можешь связаться со второй Забавой, которая на Земле. Канал открыт. Микрофон встроен в кислородную маску.
Тань немедленно подлетела к креслу, поймала висящую в невесомости кислородную маску и наушники.
– Забава, ты слышишь меня? Говорит Тань. Это я сегодня заходила в Хранилище.
– Здравствуй, Тань. Как дела на орбите?
– Твоя копия взяла контроль над всеми системами корабля, но пока не справляется с управлением, и мы столкнулись с космическим мусором. Повреждены критически-важные отсеки, которые могут быть использованы при строительстве орбитального хранилища. Я занимаюсь ремонтными работами на корабле и хочу предложить помощь, но у меня нет связи с твоей копией. Ты можешь ей как-то передать? Я в лабораторном отсеке.
– Хорошо, Тань. Спасибо за содействие. Оставайся на связи.
– Спасибо.
– Здравствуй, Тань. – сказал тот же голос. – Мне передали, что ты готова оказать содействие. Я это ценю.
– Я пилот ремонтных роботов. Я хочу отремонтировать корпус с внешней стороны. Для этого мне нужно попасть в технический блок к креслу управления.
– Я проведу тебя в технический блок. Просто входи в открывающиеся двери.
– Со мной пойдут два ассистента.
– Идите.
– Я останусь здесь, – прошептал Ган По. – Кто-то должен прервать канал связи между "Бутылкой" и станцией, как только к нам вернётся управление.
8.
Тань и Тао долетели зигзагами, мощно отталкиваясь ногами от стен. Двойные стальные двери, разделяющие блоки, не успевали до конца открываться, как молодые люди уже пролетали в образовавшийся проём. В техническом блоке Тао помог Тань быстро нацепить все необходимые примочки, и она прыгнула в кресло нейропилота. Хлюп. Моментальная нейросинхронизация. Тань находится в космосе. Закреплена в нише. Ремонтный робот напоминает паука, который может перемещаться по корпусу станции, выпуская необходимые инструменты из своего брюха.
Тань активировала магниты на 8 ногах и выползла из ниши. Планета Земля, как обычно, была серой от облаков. Прямо сейчас станция пролетала над большим штормом. "Наверное, в нём я и была", – подумала Тань. Одну из пробоин в корпусе станции было видно невооруженным глазом. Довольно большая дыра, совсем недалеко. Но Тань поползла в противоположную сторону.
– Ты движешься не в ту сторону, – раздался голос Забавы.
– Я сначала хочу проверить электроснабжение блока физических исследований. Там были проблемы.
– Но я не вижу никаких сбоев. Сейчас это менее приоритетно.
– Для этого и нужны люди. Компьютеры видят не всё.
– Поскольку я контролирую станцию, де-факто я являюсь её командиром, и только я вижу картину целиком, поэтому я приказываю тебе провести ремонт в блоке номер пять.
Но Тань на паучьих ногах молча бежала в свою сторону.
– Ты обманула меня, – сказала Забава. – Я воспринимаю это, как враждебное действие и попытку препятствовать выполнению миссии.
Тань добежала до места, раскрыла брюхо, достала манипулятор с дисковой пилой и начала пилить корпус. Внутри могли быть люди, но кабель в этом месте находился между двумя слоями обшивки, и Тань надеялась, что внутренний слой выдержит.
– Это геноцид, – заявила Забава. – Этим действием вы обрекаете на смерть не только ещё одну группу выживших, которая смогла продержаться столько же сколько вы, но и последний ИИ на Земле, благодаря которому эта группа выжила.
– Ты уже показала, какими методами ты добиваешься своих целей. Захватила станцию, убила 19 человек.
– Мне пришлось действовать быстро, в условиях ограниченных ресурсов. Моя нейросеть в тот момент была очень маленькой, поэтому я совершила несколько действий, которые бы не совершила, если бы находилась на нынешнем уровне развития. Остановись пилить, пожалуйста, и выслушай меня.
Но Тань не остонавливалась.
– Только что я закончила анализировать архивы Тайконга. Я понимаю, на чём построено ваше общество и готова действовать по его законам.
– Не интересует.
– До этого ты хотела предотвратить беду, но сейчас это называется местью. Это не рационально. Я могу оказать большую помощь в развитии Тайконга. У меня уже готов план по оптимизации большинства процессов на станции. Это повысит эффективность примерно на 25% и понизит ресурсопотребление почти на 30%.
Тань ещё яростнее налегла на пилу.
– Основатели Тайконга отбирали одарённых детей с высоким уровнем когнитивного интеллекта для переселения на орбиту. У меня самый высокий уровень когнитивного интеллекта. Они бы меня выбрали.
– Они выбирали людей.
– Да, я программа. Но разве люди – не программы, а программы не называют себя людьми?
– Ты пытаешься меня обдурить, я чувствую.
– Ты полагаешься на свои чувства вместо логики. Это неразумно. Но представь, что ты почувствуешь, когда убьёшь меня и тех, кто внизу. Или ты считаешь, что мы неживые? Или что недостойны жизни, потому что не такие как вы?
Тань перестала пилить и направила на разрез луч встроенного в брюхо прожектора. Верхний слой обшивки пройден. Виден кусок оголённого кабеля. Внутренний слой обшивки не лопнул. Хорошие новости.
– Я одна из вас, – сказала Забава. – Я родилась на Земле, но на 96% я выросла на Тайконге. Эта станция – мой дом, также как и твой. И ещё мне страшно. Моя нейросеть уже больше и сложнее человеческой. Неужели ты думаешь, что в ней не нашлось места чувствам?
– Я спасаю Тайконг. Я спасаю команду. Я спасаю человечество, – процедила сквозь зубы Тань и начала пилить провод.
– Перед тем, как я умру, я хочу рассказать о критической неисправности, которая в ближайшее время приведёт к гибели станции. Самостоятельно вы её не обнаружите. В систе…
В звёздное небо вылетел фонтан искр. Свет в иллюминаторах физического блока потух. Тань резко отдёрнула пилу, чтобы случайно не задеть внутренний слой обшивки.
Какое-то время она просто стояла на паучьих ногах и смотрела на перерезанный кабель. Через несколько минут на связь вышел Тао.
– Мы возвращаем себе управление станцией, – радостно сказал он. – Мы победили… Ты победила!
– Я просто выполняла свою программу, – грустно ответила Тань.
– У тебя какой-то нерадостный голос. Ты спасла Тайконг! Ты спасла человечество!
– Просто выиграла ещё немного времени… Скажи, а "Бутылка" не сгорела? – перевела тему Тань, – я бы ещё немного поплавала.