Эмплок

 

Борисыч не изменился. Та же всклокоченная бородка, колючий взгляд маленьких поросячьих глазок, короткий ёжик волос – неровный, словно его хозяин только что проснулся.

Будто вчера виделись.

Сергей знал, что это произойдет. Что бывший начальник однажды позвонит в дверь – вот так, без предупреждения, и Сергей откроет, и Герман Борисыч станет нервно топтаться на площадке, не решаясь зайти, и будет молчать, и смотреть своими внимательными глазками. Сергей ждал этого все четыре года и не сомневался, что всё рано или поздно выйдет именно так – то ли природное чутье подсказывало, то ли профессиональный навык, который уже никуда не денешь.

А может, просто очень этого хотелось.

Он молча махнул рукой, приглашая. Борисыч молча разулся и проследовал за хозяином на кухню. Там Сергей молча включил чайник и полез в холодильник. Молча и не торопясь нарезал сыр, колбасу, достал пакет с печеньем. Борисыч молча сидел за маленьким кухонным столом, подпирая подбородок своими здоровенными кулачищами, молча вздыхал. Сергей молча достал кружки, бросил чайные пакетики, залил кипятком. Запоздало подумал, что дал гостю самую старую кружку, с потемневшей эмалью и щербинами. Устыдившей мелочной мести, хотел заменить, но Борисыч, не глядя на кружку, взял её и принялся пить.

Молчание стало раздражать. «Это не я к тебе пришёл, – мысленно обращался к Герману. – Говори же!» Но Борисыч всегда был крепким орешком. Он громко цедил кипяток, кряхтел и вздыхал. Вздыхал и кряхтел.

Наконец бывший начальник допил чай и уставился в пустую кружку.

– Может, чего покрепче?

– На службе, – буркнул гость. Поднял глаза и встретился взглядом с Сергеем. – И тебе бы не надо.

– Вот ещё, – весело ответил Сергей. – Я же вроде не на службе.

Он хотел демонстративно достать коньяк, но поймал себя на мысли, что продолжать «детский сад» уже надоело. Это было вовсе не так упоительно, как он себе представлял.

Он уселся напротив Германа.

– Ну?

– Помощь твоя нужна, – ответил Борисыч тихо.

– Понятно.

Вот так просто. Словно и не было этих четырех лет. Звонков, писем, рапортов и прочих обращений, как по линии министерства, так и в прочие инстанции. Унизительного суда, допросов, бесконечных объяснительных. Последующего лишения наград, звания, льгот, и прочее, прочее, прочее. Стыдливых отговорок «ну, ты же понимаешь…» Доброжелательной и оттого противной поддержки коллег. После – забвения и прозябания в одиночестве.

Сергей понимал, что отчасти виноват сам. Это и его выбор тоже. Гордость и обида душили до сих пор, настолько, что он по сей день не отвечал на некоторые номера – людей, которые, в сущности, не сделали ему ничего плохого. И Герман не виноват, он просто часть системы. Но всё равно Сергей не понимал, как после всего можно просто прийти и сообщить «нужна помощь».

Хотелось сказать гадость. Что-то вроде «денег не займу, сам на мели». Но они слишком хорошо знали друг друга.

Борисыч явился бы лишь по одной причине.

– Не вернешься? – спросил он тихо.

– А разрешат? – с наигранным удивлением спросил Сергей.

Борисыч показал глазами на потолок.

– Особая бумага насчёт тебя пришла. С самого верха. Привлечь к службе, понимаешь…

– Что ж так-то?

– Ситуация…

– Не справляетесь, значит? Ну, а как же Стасик?

Герман отставил пустую кружку и поморщился.

– Стас давно у нас не работает. Ты же понимаешь.

Сергей понимал. Сын замминистра не мог долго задерживаться на должности простого командира отряда. Странно, что Германа не подвинул. Хотя такого подвинешь…

– Кто ж вместо?

– Хасиев.

Сергей кивнул.

– А как там ваши киберспециалисты?

Герман махнул рукой и скривился.

– Они там в бюро всё совершенствуют, но далеко не продвинулись. Сложные задачи не решают. Ну, мы с тобой ещё когда говорили…

Если бы Борисыч пришел хотя бы полгода назад, ему пришлось очень много выслушать. И уйти ни с чем. Сергей высказал бы ему всё. И тому пришлось бы слушать, никуда бы он не делся, не бросал бы трубку, не отделался бы формальными отписками. Сейчас Сергей вдруг осознал, что не испытывает негатива к бывшему руководителю. Словно перегорело всё.

– Так что случилось-то? – спросил Сергей. Ему правда было интересно.

Борисыч провёл с силой ладонью по лицу и уставился на него, мелко моргая.

– А я не знаю, Серёжа. Всех наших забрали – и всё, с концами. Требуют ещё, а мне некого отдать. Только ты и остался.

– Как это – забрали?

– Директива сверху. Срочно – всех отправить. Одни пацаны-стажёры сидят. И тех заберут, наверное.

– Куда?

– А я знаю? – взревел Герман. – Сижу, понимаешь, как дурак, в кабинете своём. Кому ни позвоню с вопросом – что, куда, зачем? – мычат что-то, понимаешь, да отмалчиваются. Я, говорю, начальник конторы, почему не в курсе? Не тот профиль, мать его разтак! Совершенно секретно, только для профильных специалистов. Про тебя им ляпнул – так, чтоб отделаться. Они как вцепились! Вези, говорят, к нам.

– Кто – они?

Герман скривился.

– Я даже не знаю, из какого они ведомства. Ни погон, ни должностей. Каждый день им отчитываюсь, всех людей отправил, а сам ни хрена не знаю. Ладно… – он вздохнул, вставая. – Я своё дело выполнил. Будь здоров, Серёжа.

– Поехали.

Удивление на лице Борисыча было бесценно.

 

***

 

Снаружи контора не изменилась. То же серое двухэтажное здание с облупившимися колоннами, та же казенная табличка со скупой надписью «ФГУП Эмплок». Та же скрипучая деревянная дверь – и когда на пластик заменят? Тот же запах старой мебели в коридорах и на лестнице. Сергей с наслаждением погрузился в знакомую атмосферу, радуясь каждому пятну на линолеуме, словно старому знакомому.

Миновав проходную с молоденьким незнакомым дежурным, Герман торопливо повёл его на второй этаж. В небольшой приёмной, где раньше восседала делопроизводитель Галя, примостился на стуле лишь среднего возраста человек в сером костюме.

Он встал навстречу Герману, прижимая к себе кожаную папку, и как-то робко улыбнулся.

– Опять вы, – сварливо сказал Борисыч вместо приветствия. – Сказал же, нет пока ничего.

– Кто-то всё же появился, – мягко ответил гость, с интересом глядя на Сергея. – Вы ведь Гладышев, да?

– Он ещё ни на что не согласился, – проворчал Герман, отпирая дверь. – Серёж, ты погуляй пока, осмотрись. А я с человеком переговорю.

– В смысле – погуляй?

– В прямом! – вдруг рассвирепел Борисыч. – В кабинет свой сходи, обустройся там, что ли.

– У меня и ключа-то нет.

– В дежурке возьми, что ты как маленький, ей-богу.

Серый посетитель ободряюще улыбнулся и проскользнул в дверь, которую Борисыч захлопнул за собой так, что с потолка посыпалась пыль. Сергей тупо смотрел на неё, подумывая, а не послать ли всё к черту, но в итоге решил, что это успеется.

Он был уверен, что дежурный отправит его по известному адресу, но, к его изумлению, тот услужливо выдал ключи от кабинета. Молодой паренёк восторженно хлопал глазами и чуть ли не кланялся. «Да, Сергей Михалыч», «вот ваш ключ, Сергей Михалыч». Бардак, думал Сергей с досадой, поднимаясь по лестнице. Подобострастие дежурного ему всё же польстило, и это тоже раздражало.

На двери его бывшего кабинета висела знакомая табличка с номером «12», да и ключ был всё тот же. Внутри царил рабочий беспорядок: валялись вповалку бумаги на рабочем столе, на столике у стены чернел нутром разобранный принтер. Приоткрытая дверца незапертого сейфа выглядела вызывающе. Похоже, что кабинет покидали в большой спешке.

Сергей приоткрыл форточку, впуская свежий воздух. Проверил сейф – тот был пуст. Посидел в своём кресле.

Чушь какая-то, вдруг подумалось. Зачем он здесь? Может, пройти в зверинец? Или пойти познакомиться с теми самыми стажёрами?

Или домой?

Зазвонил мобильный.

– Зайди, – сказал Борисыч.

У начальника тоже осталось всё по-старому. Разве что прибавилось папок в синих обложках на полках, да и подоконник был захламлён больше обычного. Над рабочим столом висела знакомая фотография в рамке. С неё на Сергея смотрели улыбающиеся люди. Герман, гораздо более молодой, веснушчатая девушка – Алёна, чернявый худой паренёк – Зелимхан, белобрысые братья Калинины. А вот косматый круглолицый парень – Сергей Гладышев. Надо же, не убрал Борисыч фото.

Сам начальник восседал в кресле, нахохлившись, будто раскормленная птица киви. Посетитель в сером развалился на старом диванчике напротив, закинув ногу на ногу, с папкой на коленях. Оба молча смотрели на Сергея.

Тишину оглушающе разорвал телефонный аппарат на столе – древний, как сам Борисыч, вишневого цвета, с тяжёлой трубкой и диском.

– Вайснер, – рявкнул Борисыч в трубку. – Да. Говори. И что? А я тебе что? Работай, Саша, работай. Их нигде нет… Что? Да ты… Значит, в народное хозяйство – копать огурцы, сеять картошку. Всё. Всё, я сказал! Не ко мне вопрос... В Организацию Объединенных Наций!

Последнюю фразу он выкрикнул и швырнул трубку на аппарат. Откинулся в кресло и зыркнул из-под бровей. Сергей даже усмехнулся. В своём кабинете, будто крепости, Борисыч вновь стал самим собой и ничем не походил на того жалкого старика, который час назад что-то жалобно лепетал у Сергея дома.

– Сил моих больше нет, – пожаловался начальник в пространство. – Ещё вы, Павел Алексеич. А ну как новый сотрудник на всё это поглядит и сбежит?

– Боюсь, бежать некуда, – с улыбкой ответил гость. Он протянул руку Сергею. – Полковник Максименко. Ваш куратор.

Сергей ответил на рукопожатие и вопросительно глянул на Борисыча.

– Быстро работают, – ответил тот, пожимая плечами. – Павел Алексеич, надо бы объяснить товарищу Гладышеву, что от него требуется, с чем не может справиться весь отряд. Да и мне заодно, – добавил он ядовито.

Полковник виновато улыбнулся.

– Вы же понимаете – не имею права. Идемте, Сергей. Нас ждёт самолёт.

– Да он ещё не оформлен даже. Трудовой договор не подписал. Инструктаж не прослушал. Допуска у него нет!

– Всё есть. – Максименко похлопал по папке. – Всё подписано и утверждено. Извините, Герман Борисович. Вопрос государственной важности, без шуток.

 

***

 

Сергею приходилось летать на армейских машинах. Но этот самолет внутри больше походил на лайнер представительского класса. Раскинувшись на удобном диванчике, Сергей наблюдал в большой иллюминатор, как удаляется военный аэродром. Самолёт быстро набрал высоту и развернулся. Судя по солнцу, направлялись они на восток.

Полковник Максименко расположился напротив, через столик. Чувствовал он себя в этой обстановке вольготно и, видимо, привычно. Сергей попытался прощупать его эмоции, но наткнулся на стену ровной доброжелательности. Молчаливый стюард принес ароматный кофе и печенье, и полковник радушным жестом пригласил угощаться.

– А вы всех сотрудников так обхаживаете?

– Только самых ценных, – улыбнулся Максименко.

Сергей пригубил кофе.

– Когда вы скажете, куда и зачем мы летим? Или, как обычно, все инструкции – на месте? А у вас, наверное, нет соответствующего допуска?

Он хотел поддеть собеседника, ожидая отклика. Полковник действительно напрягся, но не так. Сергей ощутил его напряжение, но не злость.

– Ну, почему же… сейчас самое время, – ответил тот, отвернувшись в иллюминатор. – Но вначале я хочу прояснить один важный вопрос.

Чутьё Сергея ощутило его тревогу.

Полковник оторвался от созерцания облаков и уставился Сергею в глаза.

– Что на самом деле случилось тогда, четыре года назад, в театре?

Вот же гад! Сергей почувствовал уже позабытое чувство стыда и беспомощности. Всю симпатию к полковнику моментально сдуло. Очередность допрашиватель! И ведь место как подгадал – никуда не денешься.

– Если я пошлю вас на хрен, меня уволят и отправят домой? – ледяным тоном осведомился Сергей.

Максименко с грустной улыбкой покачал головой.

– Вряд ли, – мягко ответил он. – Ситуация слишком серьёзная. Чтобы ни случилось, это уже в прошлом. Ваше участие в нынешней операции не подлежит сомнению. Все допуски согласованы, все приказы подписаны. Более, того, по прибытии на место вы будете назначены начальником отряда – на вашу старую должность.

– А как же Хасиев?

Полковник замялся.

– Он… мёртв?

– Не совсем так. Он… в рабочем состоянии. В вашем этом эмпатическом трансе, или как оно там правильно называется. Но он из него не выходит.

– Как долго?

– Четверо суток.

– Это очень много!

– Знаю. Врачи поддерживают жизнедеятельность организма. Его и Алёны Нестеровой. Но они не приходят в себя. Не знаю, можно ли их пробудить принудительно. Может, вы поможете. Остальные члены отряда в порядке, они в полной готовности. Но они… как бы это сказать, бесполезны.

Сергей откинулся на спинку дивана. Значит, Алёна тоже! Борисыч, паразит, не сказал! Четверо суток!

– Я всё ещё ничего не понимаю.

– Сейчас поймёте. Но мы не договорили. Театр. Мне нужно знать про театр. Я понимаю, вам неприятно погружаться в это вновь, после всех проверок и процедур. Но это крайне важно.

– Наверняка у вас есть доступ ко всем документам того процесса, – ровно ответил Сергей.

– Есть. Но мне важно услышать вас. – Полковник наклонился к нему. – Сергей, я на вашей стороне. Просто расскажите мне, что случилось тогда на самом деле.

Сергей ощутил, как его окутала волна доброжелательности и доверия. Максименко участливо заглядывал в глаза, это было так искренне и приятно. Наконец-то хоть кому-то можно излить душу…

И тут Сергей понял.

– Вы тоже эмпат.

– Учился, – согласился полковник. – Имею определенный навык. Но до ваших умений мне далеко. И всё же я плохо представляете, что случилось тогда. Давайте я начну, а вы продолжите.

– Вы же не отстанете.

– Нет.

– Хорошо. – Сергей сдался.

– Итак, террористы захватили театр. Более четырёхсот заложников. Вы участвовали вначале как профильный специалист.

– Так, – кивнул Сергей. – Мы стояли в кольце оцепления с кинологами из МЧС. Несколько часов мы просто ждали.

– Переговоры зашли в тупик, штурм откладывали. Ситуация была накалена до предела. И тут чья-то светлая голова вспомнила про вас. Лучший специалист по эмпатической локации рядом. Как же это не использовать? Раз вы прекрасно налаживаете контакт с животными, почему бы не попробовать на людях?

– Не с любыми животными, – проворчал Сергей, прикрыв глаза. – Я к Грею два года подстраивался, пока мы не стали одной командой. Было бы всё так просто!

– Это мы с вами понимаем. Но в руководстве этого не знали и ухватились за эту мысль. Незаметно воздействовать на главаря боевиков! Успокоить, расслабить, заставить доверять. Какая здравая идея. Вроде бы.

Голос полковника звучал уже на периферии сознания, а Сергей погружался в воспоминания. Всё то, что он пережил тогда, четыре года назад, что пытался подавить в себе, настойчиво рвалось наружу. Он словно вновь оказался в том ветреном ноябрьском дне, ощутил дыхание ледяных порывов на щёках, приглушенный ропот ребят из МЧС рядом, беспокойство служебных собак. Только Грея не ощущал – вместо привычного ярко-жёлтого роя рядом была звенящая черная дыра… Понимая, что полковник нарочно что-то делает, чтобы погрузить его поглубже, Сергей не стал сопротивляться. Вот они – перепуганные люди в мундирах и костюмах. Просят, требуют, приказывают… Сделай хоть что-то! Помоги! Соверши чудо. Да! Чудо! Вот что они хотели. Или же заранее искали, на кого спихнуть ответственность, кто потом останется крайним. Огромный комок страха из зала, и там же – островки самоуверенности и отмороженного веселья. Бандиты с оружием и взрывчаткой, готовые привести в исполнение свой беспощадный план…

– Я так и не понял, что именно не получилось, – продолжал Максименко. – На каком этапе произошел сбой. Вас отправили в составе переговорной группы к боевикам. Вы должны были воздействовать на главаря террористов, настроить его благожелательно. Из отчётов… всё крайне противоречиво. Я допускаю, что следствие старалось выставить вас в максимально невыгодном свете, однако ваши показания действительно довольно фантастичны.

– Что именно?

– Вы повторяли: главарь – не он.

– Именно. Главный маскировался. На переговоры отправили обычного бойца. Я чувствовал его страх и неуверенность.

– Верю. Но дальше… Вы каким-то образом опознали в трёх десятках террористов истинного главаря.

– Да.

– Фантастично, но допустим. По вашим же показаниям, главарь не намеревался немедленно приводить угрозу подрыва в исполнение.

– По моим ощущениям – не намеревался.

– Тогда почему ваш пёс напал на него? Как он вообще оказался там?

Сергей прикрыл глаза.

– Как оказался – не знаю. Не важно. Грей… Мы были слишком связаны с ним. Он ощутил то же, что и я. И, как хорошая сторожевая собака, ринулся устранять угрозу. Я не успел ничего сделать. Если честно, то растерялся. Это единственное, в чём я виноват. А через секунду начался ад, и всё перестало иметь значение.

– Мне важно знать, – сказал полковник с нажимом, – кто принял конечное решение: вы или Грей?

Повисло молчание.

– Давайте считать, что я.

– Вы недоговариваете.

– Не описать словами. То, что произошло в итоге, было минимальным злом. Больше я выразить не могу.

Полковник смотрел недоверчиво, но эмоции его говорили о доверии. Сергей с забытым удовлетворением ощущал чужие чувства.

– Вы тогда это поняли, или потом?

– Понял тогда. А осознал намного позже. Не верите?

– Не верил бы, мы бы тут не сидели. Возможно, именно вы, Сергей, наша единственная надежда.

– Долго ещё намёками кормить станете?

Максименко с укоризной посмотрел на него и полез в свою драгоценную папку. На стол легла фотография.

– И что это? – спросил Сергей, изучив мутное изображение тёмной картофелины на сером фоне.

– Достоверно не известно. – На стол легли еще фото – та же картофелина, но разных размеров и ракурсов. – Данный объект появился шесть дней назад где-то в глубинах Северного Ледовитого океана и приблизился к побережью. В настоящее время он находится в море Лаптевых на расстоянии пятьсот семь километров от острова Котельный, на глубине около шестисот метров от поверхности. Движение прекратил.

– Подводная лодка?

– Размер объекта превышает все известные подлодки в десятки раз. Есть несколько рабочих гипотез. Основная – перед нами инопланетный объект. Здесь все материалы. Изучите, а потом я отвечу на все вопросы.

Сергей взял толстую кипу распечаток и погрузился в чтение.

Итак, всё началось двадцатого октября. Сейсмологи зафиксировали необычную активность в арктическом шельфе, но тогда на это не обратили внимание. Когда же обнаружилось, что под водой к берегу движется нечто огромное и странное, оно уже вошло в территориальные воды России. Размером с жилой микрорайон, бесформенное, не имеющее никаких опознавательных признаков. Материал объекта не известен. Он не излучал никаких сигналов и после остановки не подавал признаков активности. Электромагнитные и прочие волны не проникали под его «шкуру». Ни одним способом не удавалось «заглянуть» под его поверхность. Все данные о составе основывались на косвенных анализах окружающей среды. Эти данные говорили, что объект состоит из земли и камня, но были предположения, что эти материалы – лишь многолетние наросты на поверхности. Что же представляет собой сам объект (рабочее название: «Титаник»), узнать не удалось. Сфотографировать также не получилось – все снимки оказались компьютерной моделью.

– Почему – инопланетный?

Полковник отставил стакан с кофе и скривился.

– Пока это лучшая гипотеза, которая всё объясняет… нет, ни хрена она не объясняет, но она всех устраивает. Мол, раз мы не можем объяснить его появление и поведение, значит, оно настолько чуждо людям, что, следовательно, имеет иноземное происхождение… Логика в этом присутствует, безусловно, однако по сути это просто логика бессилия…

– Из какой вы службы, полковник?

Тот улыбнулся.

– Это имеет значение?

– Вы не похожи на полковника.

Максименко кивнул на материалы.

– Что думаете?

– Похоже на конспект фантастического фильма. Или на розыгрыш.

– Всё прочитали?

– Не всё понял. Много терминов не по моей части.

– Вы же понимаете, что самое главное – по вашей части.

Сергей глубоко вздохнул.

– Как вы себе это представляете? Я должен подплыть на… батискафе к этой штуковине и считать ее эмоции? Уговорить её не нападать? Как тогда, в театре?!

Максименко принялся аккуратно складывать листы в стопочку.

– Всё гораздо хуже, Сергей. «Титаник» никак не реагирует на любые доступные способы связаться с ним. В руководстве настроения, близкие к панике. На сегодняшний момент два главенствующих мнения. Одни считают, что нужно попытаться состыковаться с объектом, благо он неглубоко, пробурить путь внутрь и запустить туда поисковую бригаду.

– Радикально, однако.

– Не то слово. Другая же точка зрения ещё более категорична – атаковать всеми возможными вооружениями. Насколько я знаю, главенствует второе мнение. У нас с вами не больше суток, Сергей. Попытайтесь установить контакт, хотя бы попробуйте. Дайте хоть какой-то результат, пожалуйста! И тогда можно отсрочить решение об атаке.

– Да что вы меня уговариваете, ей-богу, как маленького, – пробормотал Сергей, ошеломлённый эмоциональным напором. – Разве я отказываюсь?

– Не станете?

– Год назад, наверное, стал бы.

– Взывать к чувству долга, патриотизму не обязательно? Я ведь целую тираду для вас заготовил… – Максименко рассмеялся и потряс головой. – Удивляете! Так что скажете?

– Я не могу ничего обещать. А что с остальными? Вайснер сказал, вы всех наших забрали.

 

***

 

Сергей ожидал масштабного зрелища, но увиденное превзошло все ожидания.

На маленьком аэродроме посреди тундры они пересели в военный вертолёт и долго летели над серым северным морем, и какое-то время их сопровождающими были лишь морские птицы. И вдруг – мельтешение вокруг. Вертолёты, самолеты, корабли – большие и маленькие. Они миновали два огромных крейсера и авианосец с маленькими самолетиками. Малые суда Сергей даже не пытался считать. Мир снаружи крылатой машины казался фантасмагорией, инсталляцией безумного художника-милитариста. Корабли двигались согласно одной им известной закономерности. Наконец показалось настолько густое скопление судов, то поначалу Сергей принял его за искусственную платформу. Вертолёт стал снижаться.

Они садились на палубу небольшого корабля без вооружения, но с шарами и тарелками антенн. Сергею доводилось ходить на таком в командировку – изучали поведенческие закономерности дельфинов. Научное судно.

Их встретил капитан первого ранга и проводил в каюту. Там, на койках лежали они. Алёна и Зелимхан. Лучшие друзья. Бывшие…

Молодая медсестра, увидев начальство, вскочила со стула и, повинуясь жесту Максименко, вышла. Капитан тоже удалился.

Сергей подошел к Алёне. Она, казалось, пребывала в глубоком сне. Лицо её заострилось и будто бы постарело – а может, он просто давно её не видел. Она была облачена в комбинезон со множеством разъёмов и трубок, в которых неторопливо двигались капельки жидкости. Разноцветные провода вели к приборам со стрелками, лампочками и дисплеями.

Зелимхан лежал на соседней койке и выглядел аналогично.

– Живы. – Максименко неслышной тенью встал рядом. – Их жизнедеятельность в норме. Но они не выходят из этого состояния. Будить принудительно я запретил.

– Правильно.

– Четвертые сутки. Бог знает, где блуждают их сознания.

– Остальные?

– Все здесь, на судне. Но толку нет. Молодёжь в основном.

– Киборги?

– Что, простите?.. А… да. Все – с модификаторами. Только подключить их некуда.

– Естественно. Получается, из старой школы в отряде осталось двое.

– Ещё вы.

– Всё ясно.

– Правда? – Полковник смотрел с неподдельным интересом. – Большинству здесь ни хрена не ясно. И никто не знает, что делать. Интересно ваше впечатление.

Сергей присел на стул и помотал головой.

– Вы прислали сюда весь отряд, надеясь установить эмпатический контакт с неизвестными существами в океане. Но большая часть специалистов к задаче оказалась непригодна. Новички, которые поступали ещё при мне, оснащались имплантами. Они облегчают контакт с животным. Но только если у животного установлен имплант-приёмник. Без этого они ничего не могут.

– То есть, их можно отправить домой?

– Ну, разве что внедрить имплант этой вашей картофелине.

– Смешно… А, значит, Хасиев и Нестерова сумели установить бесконтактную связь?

– Откуда мне знать?

– Как вы думаете?

Сергей посмотрел на неподвижные тела.

– Обычно рабочий транс длится не более пятнадцати минут. Поддержание связи требует большого мыслительного напряжения. Это опасно и тяжело.

Полковник коснулся прибора, на котором моргал дисплей с синими цифрами.

– Мы думаем, что они в некоем ментальном плену. То, с чем они столкнулись, возможно, превосходит все наши представления. Это возможно?

Сергей пожал плечами.

– Вся наша работа – один большой эксперимент. Слишком мало опыта и накопленных данных. Так… Вы хотите, чтобы я «прощупал» ваш «Титаник» и каким-то образом установил связь?

Вся шутливость полковника улетучилась.

– Официально – нет. Вы только прибыли, а Хасиев и Нестерова здесь четверо суток. Безрезультатно. Задачи отряда «Эмплок» признаны проваленными. Официально вы возглавляете отряд, вытаскиваете совместно с медиками своих коллег в… гм… реальный мир. Наша с вами задача – получить от них максимум информации о «Титанике».

– А на самом деле?

– А на самом деле это всё формальность. Решение об атаке объекта принято на девяносто процентов. Как только Хасиев и Нестерова дадут первый отчёт, всё и произойдет. Если только эмпаты не сообщат нечто невероятное, что перевернёт все карты. Но в это никто не верит.

– Вы не хотите, чтобы они очнулись.

– Хочу. Но это также будет означать конец мирной миссии. Перед тем, как это произойдёт, попытайтесь связаться с «Титаником».

– Не боитесь, что будет как в театре? Что я опять всё испорчу?

– Мы с вами знаем, что это не так. Вы всё сделали правильно.

 

***

 

Максименко был абсолютно прав.

За четыре года добровольного одиночества Сергей понял одну простую вещь. Он не ошибся тогда.

Сначала он тоже думал, что во всём виноват был Грей. Верный друг почувствовал опасность, разлитую вокруг. Усиленная эмпатической связью, она вызвала в нём панику и инстинктивное желание атаковать врага. Грей кинулся на боевика, чем спровоцировал стрельбу, преждевременный штурм и жертвы среди заложников. Именно собаку комиссия в итоге признала причиной хаоса, а значит – Сергея. Который не справился с подопечным.

На самом же деле такой вывод делали люди, не знакомые глубоко с эмпатической локацией. Как мог быть виновен пёс, если в тот момент и пёс, и Сергей были единым целым, единым сознанием? Более того (но в этом признаваться было нельзя), на какой-то миг Сергей коснулся сознания их всех: террористов, заложников, силовиков и даже чиновников и журналистов за периметром. Объяснить это нельзя, вспомнить – не получалось. Но в тот момент было необычайно ясно, что требовалось делать. Грей это и сделал. По сути – пожертвовал собой, приняв внимание и огонь на себя в первую секунду, давая время снайперам и штурмовикам. Да, жертвы. Но любое другое развитие событий увеличило бы их в разы.

То озарение, момент единения всего со всем был самый яркий опыт его работы. Да и, наверное, жизни. Ничего подобного он больше не испытывал. Дальше – только по нисходящей. Грей погиб, карьера и репутация были уничтожены.

На что надеется полковник Максименко? Что Сергею удастся повторить нечто подобное, что он сумеет «подсмотреть» у судьбы верное решение? Какой смысл, если решение принято?

Но он попытается.

 

***

 

Как установить эмпатическую связь с неизвестной штукой, скрывающейся под толщей воды? Ответ: никак. С Греем наладить стабильный контакт удалось за год. В условиях лаборатории и постоянного физического взаимодействия.

Но Алёна и Зелимхан в рабочем трансе. Значит, с кем-то взаимодействуют не меньше трёх суток. Вряд ли друг с другом. Остальные специалисты – «киборги» – вне игры. Сергей живо представил, как торжествовал бы Вайснер, наглядно увидевший доказательство своей позиции. Тогда, несколько лет назад, Министерство их не услышало, запустив реформирование только-только созданной службы эмпатической локации. Спецы-зоопсихологи были признаны неэффективными. Их слишком долго учить, они медленно работают. Они привязаны эмоционально к одному существу-партнёру. Другое дело – добровольцы, согласившиеся модернизировать нервную систему. «Киборги». Имплант-усилитель многократно облегчал взаимодействие с подопечным. Цифры и показатели, так впечатляющие чиновничью бюрократию, решили дело. Но в новой ситуации, с неведомым то ли существом, то ли кораблём, «киборги» бессильны. А старых спецов осталось трое…

Всё, что попросил Сергей – отдельная каюта с койкой. Он лежал на животе, вслушиваясь всеми чувствами в окружающий мир. Что там, в глубине? Как нащупать чуждый разум, если не знаешь, что искать? Сергей сделал несколько глубоких вдохов, входя в первичную медитацию. Попробуем… Пусть его методы устарели, но они универсальны.

Вскоре он ощутил знакомое ощущение релакса. Мысленно пробежал по всему телу, разогнал кровообращение в ступнях и ладонях. Замедлил дыхание и сконцентрировал внимание внутрь себя, наблюдая, как воздух наполняет лёгкие и исторгается обратно. Медленней. Ещё. Теперь можно прислушаться к эмоциям.

Это оказалось неожиданно легко. Он опасался, что после принудительного разрыва связи с Греем получит некий блок способностей. Методички об этом предупреждали. Но навык никуда не делся. Сергей дышал легко и свободно, с каждым вдохом расширяя эмоциональную карту.

Беспокойные искорки, мельтешащие вокруг – персонал корабля. Вот яркая знакомая точка – Максименко. Мерцающий серым фон – оборудование. Это вранье, что у машин нет эмоций. Эмоций, как у людей нет, а эмпатическое поле – есть.

Сергей обратил взор внутрь океана. Море сияло подобно колодцу, в котором отражается полная луна. Спустя несколько долгих мгновений Сергей понял, что сияние исходит от «картофелины».

Всё оказалось неожиданно легко. Не нужно ничего искать, проводить долгую локацию в глубинах. Вот оно, средоточие чужого разума, с эмпатическим полем столь сильным, что невозможно отвлечься на что-то иное. И всё же Сергей нашёл в себе силы удержаться, не ринуться всем существом в глубины мягкого сияния. Где-то там блуждают сознания Зелимхана и Алены, а значит, не всё так просто.

Аккуратно, словно поглаживая мысленным взором чужой свет, Сергей приближался. Нескольких мысленных вспышек-касаний. Яркие мыслеобразы вспыхивали и гасли. Сергей знал, что «видит» не настоящие картины, а смоделированные разумом. Контакты порождали чувства, а чувства провоцировали мозг на визуализацию наиболее подходящих картинок.

Удалось сконцентрироваться на некоторых из них. Гигантские деревья с раскидистыми кронами, густые кустарники и бродящие вокруг чудовища, сильно смахивающие на динозавров. Каменные пирамиды в окружении густой тропической растительности. Парящие в небе громадины. Огромная, до облаков, волна, падающая на берег. Бесконечная пустыня, от горизонта до горизонта…

И на фоне этого настойчивый зов.

Нечто или некто обращалось к нему.

Усилием воли подавив инстинктивный страх перед неведомым, Сергей попытался ответить ощущением отстранённого интереса. Именно так они начинали работать с животными. Мол, ты мне интересен, но я тебе не угроза. Входящий фон не изменился: всё то же настойчивое дружелюбие. Сергей попытался вычленить отдельные потоки в общем поле – безрезультатно. Чуждая приветливость окутывала, предлагая открыться и погрузиться полностью. Сергей попытался отстраниться, отгородиться. Я на корабле, думал он, в своём теле. Следовало сконцентрироваться на телесных ощущениях, чтобы выйти из транса, но Сергей с ужасом осознал, что не чувствует тела. Где корабль, где? Со всех сторон была вода, подсвеченная мягким белым сиянием.

И вдруг он ощутил рядом нечто очень знакомое. Словно две искорки засветились среди молочного фона. Вон оно! Раз друзья где-то впереди, значит, корабль «позади». Искорки замерцали, узнавая. Назад, назад, звал Сергей. Туда, назад и вверх, назад и вверх.

Сияние стало тускнуть. В какой-то момент оно перестало окутывать его и оказалось где-то внизу – маленькое белое облачко. В глубине. Сергей вновь стал ориентироваться в координатах. Прямо над ним – громада корабля.

В следующий миг он очнулся.

Он едва сполз с койки. Одежда была полностью мокрой от пота. Голова закружилась. Его вырвало.

Кто-то подбежал и подхватил, поднёс к носу нашатырь. Но наваждение уже отступало, Сергей себя контролировал.

– Вы в порядке? – услышал он голос Максименко. – У вас получилось. Они очнулись.

 

***

 

– Четверо суток… С ума сойти. Я думал, прошло часа четыре.

Зелимхан угрюмо смотрел в одну точку, сдвинув кустистые черные брови. Непривычно было глядеть на него, осунувшегося и заросшего – Сергей привык его видеть чисто выбритым и опрятным.

– А я считала, что нахожусь в трансе сутки, – задумчиво сказала Алёна. – Разное восприятие времени.

Она, как и Хасиев, сидела в тёплом халате, сжимая кружку с согревающим питьём, которое подали заботливые медики.

– Я так удивилась, когда тебя ощутила, – продолжала Алёна. – Так, что захотелось срочно выяснить, откуда ты взялся. Бац – и я просыпаюсь.

– Вы слишком долго находились в трансе, – вмешался Максименко. – Хорошо, что Сергей вас вытащил.

Если куратор и был недоволен «преждевременным» пробуждением зоопсихологов, то ничем этого не проявил.

Алёна подняла брови и переглянулась с Зелимханом.

– Вытащить? Как из проруби, что ли? Вы плохо представляете себе процесс.

– Нет времени на лекции, – сурово сказал полковник. – Важно, что вы смогли очнуться. Теперь же прошу изложить всё, что вы смогли узнать. У нас очень мало времени.

– Меньше, чем вы думаете, – глухо сказал Зелимхан. – Я думаю, что смог бы и сам разорвать связь. Но я не мог просто оставить его, не имел права.

– Его? «Титаника»?

– Это не Титаник... Скорее, это… Ковчег.

– У меня та же ассоциация, – подхватила Алёна. – Ковчег.

Сергей переглянулся с Максименко.

– Как в Библии? – осторожно поинтересовался полковник. – Деревянный корабль с животными? Каждой твари по паре?

– Что? Нет, – пробормотал Зелимхан. – Вряд ли там животные. Там вообще никого нет.

– Кто же управляет «Титаником»… то есть Ковчегом?

– Он сам. Он сам по себе. Один разум, столь мощный, что подавляет полностью.

– Что он вам сказал?

Зелимхан слабо улыбнулся.

– Мы не телепаты, – сказала Алёна. – Мы ощущаем эмоциональный фон и интерпретируем его, как можем.

– Вы можете проще? – вмешался Сергей, ощущая растущее раздражение полковника. – Что такое Ковчег и чего хочет?

– Киямат, – пробормотал Зелимхан. – Конец света.

– Смотря как интерпретировать, – добавила Алёна. – Я бы назвала это: обнуление, перезагрузка. Начало цикла.

– Звучит и то и то скверно, – процедил полковник. – Похоже, худшие ожидания оправданы. Зачем?

– Регулятор цивилизаций, – ответил Хасиев. – Как только цивилизация достигает определённого уровня, Ковчег появляется и как бы стирает её.

– Сброс до заводских настроек, – добавила Алёна. – Зачем?.. Это мы и пытались узнать. Пока ты не вмешался, Серый.

– Мне показалось, эта штука настроена доброжелательно, – сказал Сергей.

– В том-то и дело. Она считает, что делает всё правильно.

– Нужно вернуться, – сказал Зелимхан. – Нужно нащупать контакт. Понять, в чём причина. Возможно, удастся отговорить его.

– Четверо суток, – напомнил Максименко. – Думаете, за несколько часов что-то изменится?

– Есть другой выход?

– Ваш отряд в ближайшее время будет эвакуирован. Но плевать. Если вы можете продолжать – давайте. Любые средства хороши. Когда Ковчег собирается начать… это?

Ответом было синхронное пожатие плечами.

– Что насчёт вас, Сергей?

 

***

 

Все чувства обострены до предела.

Повторный контакт проходит гораздо легче. Кажется, что он чувствует Ковчег, даже не входя в транс. А может, Ковчег тоже ищет контакт…

Друзья правы. Ровный фон не оставляет сомнений: перед ними единый разум. Холодный, уверенный, невероятно мощный. Отринув страх перед необъятным, Сергей «ныряет» в самое нутро чуждого.

Это похоже на миг единения тогда, четыре года назад. Но в сотни, тысячи раз сильнее. Сергей вливается с разумом Ковчега, растворяется в нём.

И это прекрасно.

Он – альфа и омега Планеты, её управляющий механизм. Настала пора сбросить бремя. Ошибки цивилизации следует стереть, и начать всё заново. Планета будет обновлена, как было сотни раз ранее… будет обновлена… будет обновлена…

Но ведь не всё, что есть на планете, плохо, робко вплетает мысль Сергей. Люди совершают ошибки, но многие приходят к осознанию. Борются за экологию, спасают леса, помогают животным. Исследуют мир и самих себя. Развивают науку и культуру. Двигают общество вперёд.

«Какое это имеет значение, если время настало?» – мягко отвечает Ковчег. Людям не в силах осмыслить глубину Замысла. Всё начнётся заново.

Вновь и вновь Сергей вызывает в памяти образы любви и добра: работающие волонтёры, играющие дети, мудрые старцы. Благочестивые монахи, самоотверженные спасатели, многодетные матери.

Нет отклика.

 

***

 

– Ты думаешь, мы это не пробовали? – печально улыбнулась Алёна. – Мы с Ханом всё это время уговаривали его. Я даже свою брачную ночь в деталях вспоминала, веришь? Ковчегу нет дела. Он как бы выше всего этого, понимаешь?

– Понимаю, – буркнул Сергей. Он только отдышался от пробуждения. Расставание со средоточием могучего разума в этот раз оказалось болезненным, словно его лишили самого важного. Но ощущения хоть и поблекли, но всё же говорили, что Алёна права.

– Тогда что? – произнёс Максименко.

– Продолжать, – ответил Зелимхан. – Нащупать критерий, который Ковчег сочтёт важным. Я отдохнул, я готов.

– Я тоже, – сказала Алёна.

– Вместе, – сказал Сергей.

– У вас пара часов, – сказал полковник. Но Сергей уже проваливался навстречу объятиям чистого разума.

 

***

 

Это было похоже на попытку трёх серферов остановить могучую волну, падающую на берег. Ковчег просто мягко отрицал все доводы. Не спорил, не высмеивал, не задумывался. Просто принимал к сведению – и отвергал. Отчаявшись, Сергей дал волю злобе, транслируя Ковчегу картины катаклизмов и разрушений. «Ты этого хочешь?» – кричал он. «Не имеет значения» – отвечал тот. Важно лишь, что будет потом. А потом будет всё правильно.

«Смотри, мы научились взаимодействовать на эмоциональном уровне! Пройдёт немного времени, и человечество сделает рывок вперёд. Не отнимай у нас наш мир!»

«Время пришло».

 

***

 

… Время пришло… время пришло… время пришло…

Ничего не получалось.

– Я больше не могу, – призналась Алёна. – Я устала. Сейчас я ему мысленно проигрывала «Иронию судьбы». Просто не знаю, что делать. Без толку.

– Непостижимо, – согласился Зелимхан. Лицо его посерело от усталости.

– Грузится последний вертолёт с гражданскими, – мрачно сообщил Максименко. Его лицо тоже осунулось, на лбу прорезались глубокие морщины. – Улетайте. Через час начнется атака, и здесь будет ад.

Сергей ощущал приближение развязки. Слияние с Ковчегом не прошло даром: сейчас он без усилия «сканировал» окружающий мир. Напряжение буквально витало в пространстве. И люди, и техника превратились в единую силу, уже принявшую решение стоять до последнего. Мысли и чувства экипажей судов были устремлены туда, в глубины, где притаилось непознанное, а оттого опасное. Сведенные напряжением пальцы замерли над пультами и кнопками, ожидая решающей команды. Остроносые торпеды дрожали от возбуждения в своих гнёздах, им не терпелось сорваться и, вспоров толщу тёмной воды, протаранить вожделенную цель. Убийственные боеголовки тускло мерцали серым – они знали своё предназначение. Словно невидимая струна протянулась между маленькими судёнышками людей и гигантским подводным кораблём древних. Что разорвёт струну: команда сверху или движение в глубинах? Ощущали накал и морские обитатели: в панике они покидали это место.

– Вряд ли есть смысл бежать, – мрачно сказал Хасиев. – Я остаюсь.

Сергей и Алёна переглянулись и кивнули друг другу.

 

***

 

Ещё один час ничего не дал.

– Ковчег на изготовке, – сказал Зелимхан.

Они все это чувствовали. Даже, похоже, Максименко.

– Но почему? – пробормотала Алёна. – Ковчег прекрасно нас понимает. Я знаю это. Я пытаюсь понять причины – а их нет. Это просто какая-то тупая зацикленность!

– Как ты сказала? – прошептал Сергей. Его как громом ударило. – Что ж ты раньше молчала, программист?!

Три пары усталых глаз воззрились на него, но Сергей уже «проваливался внутрь». Ему больше не требовалась кровать и медитация. За несколько часов почти непрерывного взаимодействия с Ковчегом он настраивался на его поле за секунду.

Поле! Конечно же! Как он раньше не сообразил? Ровное, мощное эмпатическое поле. Как у вычислительных машин. Ковчег – это не древнее непостижимое существо. Это механизм, робот! Настроенная и оставленная без присмотра. Бесполезно приводить ЭВМ доводы – причина зацикленности внутри программы, а не вне её. Значит, чтобы её понять, нужно стать частью Ковчега.

Что ж, это он уже умеет.

Слияние произошло привычно и даже приятно. Теперь Сергей нарочно становился частью Ковчега, отдавался в его власть. Чтобы понять мотивы древней машины, нужно превратиться в её винтик.

Решение было на поверхности. Ковчег служил единственной цели: стирать цивилизации, заходящие в тупик, и уберечь таким образом планету от разрушения нерадивыми обитателями. Но где-то когда-то программа дала сбой, а может, изначально была несовершенна. И алгоритм зациклился. Ковчег производит обнуление, руководствуясь не внешними критериями, а потому что наступил срок. У цивилизаций прошлого не было шансов: Ковчег просто стирал их. Появляясь из недр Земли, каждый раз внушал суеверный ужас. Его боялись, поклонялись, пытались уничтожить. Ковчегу не было до этого дела. Только сейчас Сергей в полной мере осознал ничтожность их сопротивления. Ядерные боеголовки – булавочный укол для Ковчега, миллионы лет обитающего в планетарном ядре.

Каким бы ни был сбой в программе Ковчега, её не восстановить сейчас. Неизвестно, по каким законам и формулам функционирует Ковчег – в силах ли разобраться в этом человеку? Решения Ковчега – следствие взаимодействия многих переменных, которые Сергей не мог не то что понять – он не мог их даже сосчитать.

Но ведь он – теперь тоже часть Ковчега. Новая переменная, которой раньше не было. Разве не может он… нет, не переделать – немного скорректировать выполнение алгоритма? Пусть его переменная станет этаким временным коэффициентом, и в сложнейшей формуле бытия Ковчега она не изменит его глобальную программу – всего лишь даст человечеству ещё немного времени. Сергей понимал, что с точки зрения математики подобное вмешательство – полнейший абсурд, но всё желание и веру вкладывал в свой посыл. Ковчег не мог его не слышать – ведь Сергей был сейчас самим Ковчегом. Вся надежда на то, что Ковчег сам знает, куда поместить новый коэффициент.

Махина дрогнула. Сергей всем существом ощутил, что ситуация изменилась. Ковчег принял новые данные – и интегрировал их. Ему было всё равно. Осуществить предназначение сейчас или через сто, тысячу лет – какая разница?

«Принято».

Значит, пора возвращаться в колыбель – в недра.

Значит, получилось?

Но движение Ковчега засекли и наверху. И расценили это по-своему.

Прозвучали команды, пальцы потянулись к пальцам и тумблерам. Зашевелились турбины и приводы, разгоняя пусковые механизмы. Сергей ощущал всё. Знал что Алёна с Ханом почувствовали, что что-то изменилось, но не поняли, что; видел, как заметался Максименко, который на самом деле никакой не полковник. Каждого члена каждого экипажа охватило страшное возбуждение: началось! «Нет, нет, не надо! Он уходит! Не стреляйте!» – исторгал беззвучную мольбу Сергей. Но они не были частью Ковчега, не видели всей картины. Нужно вернуться! Нужно сказать, чтобы отменили атаку. Но отделение от Ковчега в этот раз тянулось невыразимо медленно, словно тот не хотел отпускать человека, оставить его частью себя. Всеми силами Сергей рвался обратно, в своё тело, уже понимая, что не успевает…

 

***

 

Пробуждение было резким и болезненным. Лицо было в липком и горячем. В уши ворвался шум внешнего мира. Громче всего звучал крик Максименко.

– Отставить! Отставить, блять! – орал полковник в коммутатор. – Отбой! Как поняли? Отставить атаку! Как поняли?

Он кричал минуты две, до хрипоты. Разговор закончил уже спокойным тоном.

Сергей, шатаясь, поднялся. Где-то позади застонала Алёна.

– Мы живы, – сказал Сергей.

– Отбой атаки, – ответил Максименко с вымученной улыбкой.

– Как вы поняли? Я же не успел сказать.

– Как – не знаю. Просто понял, что вы обращаетесь ко мне и что нужно всё остановить.

Алёна встала рядом.

– Я поняла, что ты сделал. Но как?

– Отдыхайте, – сказал Максименко – Мне нужно на совещание. Я пришлю медиков.

 

***

 

Сергей потуже натянул капюшон, закрываясь от ледяного вихря, которые создавал вертолёт, поднимающийся с палубы. Улетали Зелимхан, Алёна и ещё несколько человек, которым требовалась помощь врачей.

– К сожалению, вас не можем отпустить пока, – прокричал Максименко в ухо. – Слишком много придется ещёё сделать рапортов.

Сергей не ответил, провожая взглядом вертушку. Он даже не понял, что больше его раздражало: очевидную вещь, которую десятый раз сообщил куратор, или же сами предстоящие формальности. Он сделал невозможное, но даже теперь никуда не деться от волокиты и бюрократии.

Он отошёл к борту и взглянул на серую воду. Ковчег ушёл, скрылся. Пропал со всех радаров.

Похоже, Максименко занимала та же мысль.

– Если верно то, что вы изложили, почему, изменив программу, Ковчег дал вам уйти? – проговорил он. – Вы больше не часть Ковчега. Тогда почему программа не вернулась к начальным настройкам?

Сергей повернулся к нему.

– Вы же не отстанете?

– Нет.

– Мне кажется, я навсегда останусь частью Ковчега. Тот опыт, который я испытал, те ощущения и знания… Всё поблекло, конечно. Но я уже не тот, что пару дней назад. Да и вообще, если посмотреть широко, мы все – инструменты Ковчега. Кто знает, как именно он скорректирует программу и чьими руками станет её исполнять?

Максименко недоверчиво улыбался.

– Если вы не шутите, то придётся вас убить, – он сказал весёлым тоном, но Сергей ощутил резкий всплеск тревоги.

– Шучу, – ответил Сергей. – Конечно, шучу.

Он потянулся чувствами наружу. Море и его обитатели успокаивались. Небо у восточного края светлело. Он боролся с Ковчегом одну ночь, а казалось, провел там вечность.

Начинался новый день.