До последнего покупателя

1. Офис

 

Медитируешь уже 15 лет, а прогресса не видно? Все вокруг счастливы от осознания истинной природы вещей, а твоя голова всё ещё занята насущными проблемами? Хочешь избавиться от оценочного суждения и перестать бояться смерти? А что, если тебе в этом помогут лучшие просветлённые умы планеты?

 

Когда учёный становится бодхисаттвой, он продолжает своё существование из сострадания ко всем живым существам. Десятилетиями такие учёные накапливали знания о природе просветления: измеряли ритмы головного мозга, циркадные ритмы, работу эндокринной системы, реакции на раздражители.

 

Мы собрали всю информацию в одном приборе! «Сатори 3000» измерит твои биологические показатели, соотнесёт их с показателями бодхисаттв и сгенерирует коаны, которые приблизят к просветлению именно тебя! «Сатори 3000» – истинный путь, научный подход. Ты получишь «Сатори 3000» бесплатно с доставкой в любую точку планеты!

 

Креативный директор Жорж, человек со стильной седой бородой, стоял и улыбался, воодушевлённый собственным выступлением. За его спиной висела голограмма человека, левитирующего в позе лотоса в шлеме и чёрном жилете с небольшой коробочкой на спине. Все четыре зрителя задумчиво сидели в больших кожаных креслах за круглым столом. Не увидев на их лицах одобрения, Жорж три раза легко хлопнул в ладоши, наградив себя аплодисментами самостоятельно.

 

— У меня есть замечания, — раздался гладкий безэмоциональный женский голос из стен и потолка. — Во вступительной части лучше смоделировать сюжет, в котором целевая аудитория узнает себя. По статистике, сторителлинг в рекламе вызывает эмоциональный отклик примерно на 38% чаще, чем риторические вопросы.

 

— Хорошо, — ответил Жорж. — Сделай это сама, Кока. Моё дело – креатив. Редактура – за тобой. Только не нужно показывать нам десять тысяч вариантов, как в прошлый раз. Покажи двадцать - там, где лучше раскрыта боль потребителя. Но потом. Сейчас у нас совещание.

 

— Окей, Жорж, — ответила Кока и замолкла.

 

— А мы делали прототип? — спросил Юра, сгорбленный престарелый стиляга в кожаной куртке, главный инженер компании. — Что-то я не припомню, чтобы хоть на одну фабрику приходил подобный заказ.

 

— Мы решили отказаться от концепции «сначала производи, потом рекламируй», — ответил Жорж. — Теперь мы пальцем не шевельнём, пока не увидим, что спрос точно будет. Потребление падает. Конкуренции нет. Фабрики пустуют. 80% роботов находятся в режиме сна. Искусственные интеллекты генерируют виртуальные миры внутри других виртуальных миров, только чтобы не умереть от скуки. У нас бесконечные мощности. Мы можем спроектировать и произвести что угодно хоть прямо сейчас!

 

Генеральный директор компании, до этого наблюдавший за всем происходящим, откинувшись в кресле, выдвинулся вперёд, чтобы взять слово. Обращаться к людям по имени-отчеству в то время было не принято, однако подчинённые всегда уважительно называли его Анатолий Николаевич. Как и все присутствующие, он был не молод, но по его внешнему виду понять это было невозможно: мешковатая молодёжная одежда, гладко выбритая голова, живые тёмные глаза, в постоянном движении которых отражался какой-то сложный мыслительный процесс.

 

— Я предлагаю шагнуть ещё дальше, — с вдохновляющим придыханием вступил он. — Нам вообще не нужен никакой продукт. Нам нужна только реклама. Пусть они побудут в неведении: что за штука? где заказать? как работает? когда будет? Им нужно в своей голове поверить в то, что для достижения этой хрени нужно обязательно что-то приобрести. Мы предлагаем не предмет. Мы предлагаем им их мечту. И под видом этой мечты мы поведём их точно в противоположную сторону. Этот проект – для нас ключевой. Права на ошибку у нас больше нет. Запускаем «наружку» завтра. Алина, поговори с Жоржем и Кокой и покажи варианты рекламы завтра утром мне лично.

 

— Сколько нужно? — вяло спросила Алина, менеджер по наружной рекламе. Несмотря на аккуратную причёску, гладко выглаженную блузку и идеальный макияж, она всё равно выглядела неопрятно из-за вечно усталого выражения лица.

 

— Пока по 10-15 на каждом языке мира, – ответил гендиректор.

 

— Хорошо, Анатолий Николаевич.

 

— А мне что теперь делать? — спросил инженер Юра, нервно поправляя воротник своей кожанки. — Моей главной задачей была настройка производства. Что теперь?

 

— Теперь, Юра, настала твоя очередь креативить, — ответил Анатолий Николаевич. — Вместо производства будешь настраивать исследования. Тебе это не впервой, я знаю. Есть два направления работы: возвращение далеко зашедших людей в предыдущие фазы и способы донесения информации. Нам нужны прорывы в обеих областях. Для исследований отбери две фокус-группы и изолируй их в лабораториях с автономными искинами. Помни: мы их не отпустим, пока не добьёмся результата.

 

— Хм… Не думал, что придётся похищать людей так скоро… Но, в целом, я согласен, что момент настал. Займусь. А что имелось в виду под донесением информации, можете уточнить?

 

— Реклама, Юра, реклама. Нам нужны новые рекламные технологии. Нам нужно проникнуть людям прямо в мозги, возбудить их, заставить их хотеть. Я верю, что мы попробовали ещё не всё. Нужны свежие идеи и свежие данные.

 

— Я постараюсь… — неуверенно согласился Юра.

 

— Я рад, что мы переходим к решительным шагам, — вступил с акцентом Майкл, американец в клетчатой рубашке с мешками под глазами и глубокими морщинами, — но это слишком поздно. Сейчас нужны ещё более радикальные меры. Хочу напомнить, что мы – последний действующий брэнч компании. На нас лежит большая ответственность.

 

— Компании нет, а мы остались, — Анатолий Николаевич гордо выпрямился и положил руки на стол, — потому что я руковожу подразделением.

 

— Конечно! — иронично парировал Майкл. — Это никак не связано с тем, что на этом участке планеты всё происходит на несколько лет позже, чем в более развитых странах.

 

— И где сейчас эти ваши более развитые страны? — рассердился Анатолий Николаевич.

 

Майкл промолчал.

 

— Конечно, менталитет у меня русский, — согласился гендиректор. — Возможно, именно благодаря этому мы и держимся дольше других. Потому что решения тут принимаю я. А ты, Майкл, – остаток компании, которой больше нет. Если у тебя есть конструктивные предложения, я готов их выслушать.

 

— Хорошо, — проглотил обиду Майкл. — Я расскажу, что у меня на уме. На мой взгляд, самый гуманный вариант – это влюблённость…

 

— Влюблённость не работает, — грустно прервал его Анатолий Николаевич. Я лично проверял.

 

— Второй вариант – наркотики. Если подсадить людей на что-то мощное, они всегда будут хотеть дозу.

 

— Какой из десятков тысяч наркотиков, изобретённых за последнюю тысячу лет подойдёт нам лучше всего?

 

— Я думаю, что нам нужно разработать свой собственный супер-наркотик.

 

— Вот, Юра, тебе ещё одно направление для исследований. Но помни, что нам нужно придумать не только сам наркотик, но и как сделать так, чтобы люди согласились его принять. Это относится к тем направлениям, которые я тебе уже назвал.

 

— И третий вариант, — нахмурил все свои морщины Майкл, — заставить их выживать. Голод, холод, уничтожение инфраструктуры, жертвы. Много жертв. Думаю, скоро придётся дойти и до этого.

 

— Майкл, мы это не обсуждаем, — скривился Анатолий Николаевич.

 

— Окей, — ответил Майкл. — Но всё может случиться быстрее, чем нам кажется. Времени на более сложные решения уже не будет. Нам нужно наметить точку, после которой мы перейдём к плану «Б». Напомню, что в руках нашей компании находится практически вся инфраструктура планеты. Но чтобы обойти встроенную защиту понадобится время.

 

— Нужно думать, думать, думать! — Анатолий Николаевич схватился за голову. — Завтра утром жду от вас наружку, предложения по исследованиям и рекламным технологиям. Креативов жду от всех! Сегодня давайте расходиться. Встретимся на службе.

 

— Окей, Анатолий, — вздохнул Майкл. — Но завтра мы вернёмся к этому разговору.

 

2. Церковь

 

Просторный полуосвещённый зал рассекали лучи лазеров и разноцветных прожекторов. Дув-дув-дув-дув – покачивал гипнотический бас. На стенах то тут, то там вспыхивала старая реклама: 5-летней давности, 10-летней давности, 500-летней давности. В зале стояла совсем небольшая толпа – около 200 человек. Люди пританцовывали, пили алкоголь, курили и ждали первосвященника.

 

Анатолий Николаевич вышел на сцену, одетый в костюм из цветных блёсток. Губы накрашены. На лице – большие тёмные очки. За спиной – огромные голографические крылья, меняющие узор и переливающиеся всеми цветами ночи. Из-под его ног в воздух взлетел микрофон. Анатолий Николаевич резким движением поймал микрофон, окинул взглядом толпу и начал проповедь.

 

Братья и сёстры! Сегодня я хочу задать вам один простой вопрос. Что значит жить?

 

Жить!

 

Жить – это дышать.

И хотеть дышать хорошим воздухом.

Жить – это есть.

И хотеть есть вкусную еду.

Жить – это пить.

Хотеть пить воду или колу.

Жить – это любить.

И хотеть быть вместе с объектом своей любви.

Жить – это хотеть.

Хотеть – это потреблять!

 

Пещеры и шалаши превратились в уютные дома. Выкопанные из земли коренья – в изысканные блюда, приготовленные шеф-поваром, короткая и опасная жизнь стала длинной и комфортной, с возможностью получить всё что угодно! Почему так произошло? Что двигало нами?

 

То же самое. Желания. Желание вкуснее есть, желание удобнее спать, желание жить лучше. Желание потреблять! Качественнее, больше, интереснее. Мы шли вперёд, мы развивались, мы побеждали!

 

Вы знаете, сколько побед мы одержали? Кто-нибудь может назвать нашу первую победу, как вида «человек современной анатомии»?

 

Сначала мы победили вымирание. Наш вид появился в Африке, но потом началась мега-засуха. Несколько десятков лет не было дождя, и нас осталось несколько тысяч особей. В поисках пищи мы пошли на север, размножились и заселили Землю.

 

Потом мы победили безграмотность. Люди научились передавать друг-другу информацию, читать, писать. Даже если кто-то не умел читать и писать, он всё равно учился и передавал знания другим: как работать с землёй, как работать с камнем, как работать с металлами.

 

Но добытые раздельным трудом ресурсы не распределялись справедливо, и следующей проблемой был голод. Знаете, когда удалось победить голод? Нет, не в десятом веке, и даже не в двадцатом! Только в конце двадцать первого, после цифровой революции и затянувшегося после неё глобального кризиса.

 

Что случилось потом, вы прекрасно знаете. Да, именно так. Планета начала гибнуть. И мы вместе с ней. Уйти в космос, как мечтали фантазёры древности, нам так и не удалось. Пришлось бороться. Мы победили разногласия, объединились, и вместе, силой и умом всего человечества спасли нашу планету! Мы научились собирать парниковые газы, научились собирать микропластик, мы взяли под контроль всю экосистему и сделали её ещё более зелёной и цветущей!

 

Но это был не конец. Нужно было возвращаться к нашим внутренним проблемам. Голодных людей уже не было, но бедные ещё оставались. С помощью промышленных роботов мы обеспечили всем людям безусловный доход и смогли победить бедность.

 

Но оставалась главная проблема.

 

Социальное неравенство.

 

Небольшой, по меркам человечества, группе людей очень сильно не нравилось, что все вокруг становятся богаче и богаче, приближаясь к их уровню. Они хотели оставаться «элитой» – избранными. Ради этого ощущения они были готовы на всё! Даже на развязывание мировой войны.

 

Хочу напомнить, что до этого было только две мировых войны. Обе – в двадцатом веке. После этого войны вспыхивали, но в отдельных местах, а потом войны вообще прекратились. Когда мы все вместе спасали планету, мы научились договариваться.

 

Тогда мы думали, что давно прошли этот этап развития человечества, но это случилось снова. Счёт жертв шёл на миллиарды. Борьба за социальное равенство оказалась самой кровопролитной за всю историю нашего вида. Но мы победили! Это была действительно последняя война, потому что нам больше нечего делить! И мы поклялись больше не воевать! И сейчас каждый ребёнок, когда достигает сознательного возраста, произносит эту клятву!

 

У нас есть огромные фабрики, которые быстро и качественно изобретут что угодно для удовлетворения любых наших желаний! И получить это может каждый житель Земли – нашей прекрасной, чистой и цветущей планеты! Наконец, человек может получить всё, что хочет и может делать всё, о чём мечтает!

 

Но поколения, рождающиеся в этом раю, не ценят завоёванную для них свободу: свободу никогда ни в чём не нуждаться, быть кем угодно и делать всё, что вздумается. Они не нашли в этом счастья и отправились искать счастье внутрь себя.

 

У них не было никаких дел, зато было очень много времени, и они начали что-то нащупывать. Вы сами прекрасно знаете, что. То, что называют «хлопком одной ладони». Мы с вами боремся с этим, поэтому должны знать врага в лицо.

 

Люди древности называли это сатори, самбодхи, просветлением. В прошлом единицы могли достигнуть этого состояния. Но в прошлом они много чего не могли. Например, за всю жизнь изучить столько информации, сколько сейчас знает семилетний ребёнок. Мозг наш развился, и культура наша развилась, и мы пришли к очередному витку «моды на просветление».

 

Интернациональные компании сохранились только благодаря альтруизму людей, которые в них работают, таких, как мы с вами. Мы с вами не любим сидеть без дела, мы хотим трудиться на благо людей. Мы хотели добра! Но мы были слишком глупы, когда способствовали распространению «моды на просветление». Мы увидели спрос и сами популяризировали идеи просветления! Мы допустили ошибку, и мы несём за неё ответственность. И только мы можем её исправить!

 

Люди, которые могут получить что угодно, живут как древние монахи: им нужно только место, чтобы спать и самая простая еда, чтобы поддерживать своё тело в живом состоянии. Потребление практически полностью остановилось! Оно продолжается только благодаря вам! Всем тем, кто пришёл сегодня в Церковь Потребления! Спасибо, друзья!

 

Но всё остальное человечество вымирает. Можно назвать это культурным феноменом, а можно – массовым психозом. Лично я называю это Третьим вымиранием людей. Первое было в Африке, второе – в результате экологической катастрофы, а третье – в результате чего?

 

В результате того, что люди утратили веру в Потребление.

 

Человек, отказавшийся от Потребления, достигает состояния, в котором у него есть два пути: первый – перестать дышать и остановить своё сердце, чтобы умереть. Второй – остаться, чтобы помочь умереть всем остальным.

 

И мы узрели, что без привязанностей, без желаний, без Потребления не может быть жизни. И где-то должен быть рычаг, который снова включит машину потребления, и человечество продолжит свой великий путь в этом мире! И мы найдём это рычаг!

 

А пока я прошу каждого из вас: потребляйте и несите потребление! Всеми возможными способами. Каждый из вас живёт и потребляет для великой цели. И скоро нужно будет действовать! В назначенный час вы получите сигнал.

 

Давайте же выпьем за то, чтобы всё человечество потребляло всё больше и больше, ещё сотни, тысячи и миллионы лет, пока мы не потребим свет и тепло последнего солнца во Вселенной!

 

Анатолий Николаевич поднял перед залом банку колы и с пшиком открыл её. Вслед за ним то же самое сделали все присутствующие. Банки синхронно издали священный шипящий звук, который эхом раскатился по просторному залу.

 

Анатолий Николаевич отхлебнул. Шипучая приторная жижа залилась в рот, а затем в горло. Анатолий Николаевич сдержался, чтобы не скривиться от вкуса, но таков был ритуал. Ритуал последней в мире корпорации и последней в мире церкви.

 

3. Улица

 

Анатолий Николаевич мог мгновенно перенестись в любое место города через лифтовую транспортную систему, но он любил гулять. В последние годы люди практически не пользовались лифтами, предпочитая проводить время на природе.

 

Для Анатолия Николаевича улица была ещё и источником информации. Ни одна сводка, даже созданная самым умным глобальным интеллектом, не расскажет тебе то, что ты можешь увидеть своими глазами. Только бывая на улице физически, можно почувствовать на интуитивном уровне, насколько далеко зашло человечество в своём безоценочном безумии.

 

Анатолий Николаевич надел пальто и вышел через обычную деревянную дверь. Здание офисного центра, которое он покинул, не было похоже на дом – скорее на крутую гору, поросшую пушистым лесом. Вместо балконов из склона выступали просторные зелёные поляны с небольшими кустами и растениями. Вокруг вершины плавно кружили большие орлы.

 

Оранжевое закатное солнце чёткими лучами проходило сквозь ветки деревьев и пронзало вечерний туман. Густая желтоватая трава высотой по грудь шелестела на ветру вдоль выложенных белой каменной плиткой пешеходных тропинок. В такие предзакатные минуты все предметы отбрасывали косые тени, отчего мир выглядел объёмнее, чем обычно, как будто кто-то выкрутил все настройки графики на максимум.

 

Анатолий Николаевич сосредоточился на тепле солнечных лучей на своём лице, вдохнул ароматный вечерний воздух и зашагал по тропинке. По дороге он сорвал с ветки недозрелое яблоко и наслаждался его полусладким-полукислым вкусом. Людей на улице не было. В этой части Хамовников люди вообще редко гуляли. Но за следующим поворотом он увидел его…

 

Молодой парень лет восемнадцати сидел под толстым дубом, скрестив ноги и облокотившись затылком об шершавую кору. Кожа – белая, глаза закрыты, нижняя челюсть отвисла, изо рта вывалился синий язык. Толстая зелёная муха с жужжанием спланировала прямо на язык, села, потёрла лапки и заползла прямо в темноту рта.

 

Внезапно кусты на обочине зашевелились, и из них выбежал механический паук высотой примерно по колено. Его туловище было вытянутым и толстым, как раз под размер лежащего человека. Стоя на четырёх тонких ногах, он обхватил другими четырьмя конечностями тело парня и поднял его над землёй. Люки в спине паука раскрылись, чтобы принять груз. Аккуратным и ловким движением этот гроб на паучьих ногах закинул мертвеца в свою утробу, захлопнул люки и снова нырнул в высокую траву.

 

Дерево, под которым несколько секунд назад сидел покойник, безмятежно шелестело листьями на ветру. Высохший дубовый лист оторвался от ветки и спланировал Анатолию Николаевичу на плечо. Он взял этот лист в руку и поджёг с помощью модной 20 лет назад зажигалки. «Если убрать всех этих роботов-уборщиков, всю обслуживающую инфраструктуру, смогут ли люди сосредотачиваться? – подумал он. – Смогут ли они медитировать посреди вони от помоев и разлагающейся плоти?»

 

«Религиозные течения на протяжении всей истории устраивали террор: крестовые походы, инквизиция, джихад, сайентологические войны… Священная Война – просто естественный этап развитии Церкви Потребления. А я – просто стою во главе Церкви. Это уже самоорганизованная структура, которая живёт своей жизнью, как корпорация. Даже руководитель – просто винтик в системе. Большой, но винтик. Пожалуй, думать так – единственный способ не сойти с ума, когда мы начнём террор… Если нарушим клятву… Нужно стараться предотвратить это изо всех сил!!! Чтобы потом, возможно, говорить себе: я сделал всё, что мог».

 

Уже в сумерках Анатолий Николаевич вышел на Садовое кольцо. Эта широкая пешеходная улица была полностью покрыта пружинящим газоном с хаотично разбросанными пуфиками и большими светящимися шарами. Этот магический сад был ограничен с двух сторон плотной листвой, которая нависала над головами прохожих прямо со стен старинных зданий.

 

Прохожих было немного. Одинокие фигуры изредка медленно проплывали по газону, чтобы в какой-то момент внезапно сесть или лечь на траву, а потом также внезапно встать и бесцельно побрести дальше. Все эти люди были молодыми. Считалось, что чем больше тебе лет, тем сложнее достигнуть просветления – слишком многими слоями проблем обрастает твой ум за жизнь. Конечно, были старики, которым это удавалось, но Анатолий Николаевич не был ни стариком, ни ищущим просветления. Однако, он был самым целеустремлённым человеком на этой улице. Он хотел обнять одну женщину и из-за этого ускорил шаг.

 

4. Дом

 

Анатолий Николаевич жил в огромном старинном дворце с советскими колоннами. Дворец был построен, конечно, значительно позже развала Советского Союза, во времена моды на «архи-архи» (архаичная архитектура), но ещё до того, как Москву застроили «зелёными» зданиями, каждое из которых играло определённую роль в тонком балансе городской экосистемы. Деревья, проходящие массивными стволами сквозь этажи, и проворные вьюны, которые расползлись по стенам, не входили в первоначальный замысел архитектора, поэтому здание выглядело, как давно покинутый людьми дворец из прошлого, простоявший в джунглях несколько сотен лет.

 

Десятки роботов обслуживали огромные залы, уставленные всеми технологическими новинками за последние 30 лет. Тут были и установки искусственной реальности, и аппараты, производящие психоделические напитки, и даже летающие мотоциклы, но ничего из этого уже не интересовало Анатолия Николаевича. Настя ждала его в пентхаусе. Или не ждала…

 

Ну, конечно, ждала. Он знал это, потому что чувствовал, что она испытывает то же самое. Он был уверен в этом, потому что получал информацию по мистическому каналу связи, который устанавливается между двумя влюблёнными. Когда он вошёл в комнату, она сидела на краю кровати в халате на голое тело, опустив ступни на релаксационный ковёр. Сотни шевелящихся ворсинок делали ей микромассаж. Анатолию Николаевичу этот ковёр жутко надоел, но ему было приятно, что Настя получает удовольствие.

 

Анатолий Николаевич прыгнул на кровать лицом вниз, схватил Настю за талию, распахнул халат на ней и уткнулся носом в голый живот. Несколько минут он просто вдыхал запах её кожи. «Влюблённость похожа на никотиновую зависимость, – думал он, – тебе просто нужно хорошенько затянуться, хотя бы раз в день». Настя всё понимала и просто молча гладила его ладонью по голове.

 

Ей было около двадцати. Красивое молодое лицо, гладкая и здоровая кожа, упругие мышцы, блестящие кудрявые волосы и стройная фигура, созданная выборочным оплодотворением, молодостью и диетой, состоящей из круп и воды.

 

Надышавшись её запахом, Анатолий Николаевич начал нежно целовать живот, медленно опускаясь всё ниже и ниже. Когда он достиг пункта своего назначения, она уже часто и неглубоко дышала. Он нащупал ртом её набухший клитор и начал аккуратно поглаживать его кончиком языка. Через какое-то время она сама начала двигаться, стараясь тереться сильнее и сильнее. Он уверенно схватил её за бёдра, прижал к кровати и продолжил методично двигать языком. Наконец, она издала короткий стон, а её тело свело в оргазмической судороге. Она двумя руками схватилась за его голову и с силой оттолкнула.

 

Анатолий Николаевич сделал несколько шагов до двери в ванную, умылся и снова вернулся к Насте, вытирая лицо белым полотенцем.

 

— Спасибо, — сказала она слабым голосом и засмеялась.

 

— Не за что, — засмеялся он в ответ.

 

— Иди ко мне, — она уютно растянулась на диване.

 

Он разделся, лёг рядом и крепко обнял её.

 

— Я знаю, что ты ждала меня, — сказал он.

 

— Конечно, я же была у тебя дома, поэтому знала, что ты придёшь.

 

— То есть, ты скучала? И хотела меня увидеть?

 

— Да, и скучала, и хотела увидеть. Как и все влюблённые.

 

— И ты не пыталась побороть эти… привязанности?

 

— Нет. Когда это начало происходить с нами, я сразу решила, что не буду противиться. Это моя природа. Я не хочу идти против своей природы.

 

Анатолий Николаевич улыбнулся.

 

— Это хорошо, — ответил он. — Может быть, у человечества есть шанс.

 

Настя улыбнулась в ответ.

 

— Я сосредоточилась на этих чувствах. Максимально открылась для них и постаралась их изучить.

 

— И что ты выяснила?

 

— Это тоже состояние ума. Оно приятное, но, если посмотреть на него повнимательнее, начинаешь замечать его опасности.

 

— Опасности? — воскликнул он, щекотно целуя её в шею. — Такие опасности?

 

— Хи-хи! Отстань! Нет!

 

— Тогда какие?

 

— Одержимость, — серьёзно ответила она. — Но я научилась смотреть на неё со стороны, как наблюдатель.

 

— Наверное, ты молодец, — грустно подвёл итог Анатолий Николаевич.

 

— Почему ты расстроился? — удивилась она. — Сейчас ничего не мешает нам быть вместе и наслаждаться друг другом. Без ограничений.

 

Она села на него сверху, придавив своим весом его напряжённый член. Он попытался положить руки ей на талию, но она схватила его за кисти и прижала его руки к кровати.

 

— На секс ты тоже смотришь со стороны? — лукаво спросил он.

 

— Когда захочу, — ответила она уверенно.

 

Она взяла руками его член и одним движением засунула в себя. Член с лёгкостью проскользнул внутрь, и она шевельнула бёдрами, чтобы он вошёл ещё глубже. Анатолий Николаевич приподнялся и начал трогать её грудь, наслаждаясь тем, какая Настя упругая и снаружи, и внутри. Она делала круговые движения бёдрами, и он непроизвольно начал двигаться под ней, отпружинивая тазом от мягкого матраса. Она нагнулась, обняла его, крепко прижалась всем телом и застыла. Он начал шевелиться ещё активнее. Она подстроилась под его ритм, и они слились, достигнув максимальной физической близости, которая может быть между мужчиной и женщиной.

 

Когда Анатолий Николаевич почувствовал, что оргазм подступает, он вынырнул из сексуального экстаза и посмотрел на Настю. Она, закрыв глаза, неистово прыгала на нём. На её лице не было ни одного намёка на разумность. Она была диким животным, движимым всего одним инстинктом. Он глубоко вдохнул и выдохнул, ещё раз присмотрелся к ней, представил, как написал бы с неё картину и назвал бы её «Дикая», прислушался к своим ощущениям. Оргазм немного отступил. Он продолжил двигаться под её ритм. Настя начала постанывать. Эти стоны возбудили его, и оргазм снова подкрался. Он знал, что сейчас нельзя останавливаться, что ещё чуть-чуть, и всё получится. Но оргазм неотвратимо приближался, и Анатолий Николаевич понял, что не может больше сдерживаться. В этот момент она вздрогнула, застонала, вздрогнула ещё раз, и он выпустил накопившуюся сперму прямо в неё, тоже не сдержав стон.

 

Потом они ещё долго лежали молча в том же самом положении, в котором оргазм застал их обоих. Наконец, она спросила:

 

— А ты смотришь как наблюдатель?

 

— На что? На секс? Иногда. Когда пытаюсь сдержаться.

 

— Нет. На то, что ты делаешь, на то, что ты чувствуешь. Например, на твою забавную церковь.

 

— Почему забавную?

 

Она на мгновение задумалась.

 

— Потому что вы молитесь мёртвому богу.

 

— Мы вообще не молимся богу, — рассердился он. — Мы поклоняемся Потреблению.

 

— Ты проповедуешь потребление, но хочешь ли ты сам потреблять?

 

— Конечно, хочу! Посмотри, в каком огромном доме я живу!

 

Она слезла с него и легла рядом.

 

— Я сегодня у тебя смотрела симуляцию про шаманов, которые жили на Земле ещё до появления религий. Знаешь, почему у них не было храмов?

 

— Почему?

 

— Потому что они и так видели богов во всём: в земле, в небе, в реке и лесу. Потом люди потеряли связь со своими богами и начали строить дома, куда бог должен приходить только по воскресеньям.

 

Настя над чем-то хихикнула. Это рассердило Анатолия Николаевича ещё сильнее.

 

— Ваша церковь такая же, — продолжила она, — вы тоскуете по потерянному раю, в который никогда не сможете вернуться.

 

— Мы ценим тот рай, в котором живём, — сухо отрезал он.

 

— Это рай? Ха-ха-ха. Рай – это там, где ты чувствуешь себя хорошо. Разве нет?

 

— Я чувствовал себя отлично! Пока мы не начали этот разговор! – вспылил Анатолий Николаевич.

 

— Прости… Просто я вижу, как ты страдаешь. И я вижу, что от существования без страданий тебя отделяет всего один маленький шаг. Почему ты не хочешь даже попытаться сделать его?

 

— А почему ты не хочешь присоединиться к Церкви Потребления?

 

— Потому что я не понимаю, как можно поклоняться тому, во что не веришь, во что вы сами не верите. Для вас потребление – это всего лишь ритуал.

 

— Знаешь, когда исчез шаманизм и появились религии, они существовали ещё тысячи лет. Неплохо для тех, кто встречается с Богом только в специальном домике по воскресеньям. Всё когда-то исчезнет. И наше Солнце потухнет. Но я не хочу, чтобы человечество исчезло сейчас, при моей жизни.

 

— Возможно, ты несёшь самый тяжёлый груз на этой планете. Но, я думаю, тебе станет намного легче, когда ты кое о чём узнаешь.

 

— О чём? — настороженно спросил он.

 

— Во мне растёт ребёнок.

 

Анатолия Николаевича окатило волной сильных и не поддающихся описанию эмоций. Он совершенно не ожидал этого услышать и не смог найти слов.

 

— Мне уже жаль его, — она погладила живот, — но я принимаю всё как есть. Таков мой путь.

 

— Я думаю, что это замечательно, — наконец нашёлся Анатолий Николаевич.

 

— Я знала, что тебе понравится. Но понравится ли ему? Он не просил бессмысленного существования, которое заканчивается смертью. Радует то, что возраст просветления постоянно опускается.

 

— У нас будут разногласия в его воспитании.

 

— Не будут, — спокойно сказала она. — Он станет бодхисаттвой в раннем детстве. Но я что-то вышла из равновесия. Мне нужно помедитировать.

 

И она села в позе лотоса на коврик для медитации и закрыла глаза. Уставший и ошарашенный Анатолий Николаевич полночи пытался уснуть. Он ворочался с боку на бок, прокручивая в голове одни и те же мысли. Настя всё это время сидела не шевелясь. Наконец, мысли Анатолия Николаевича начали путаться, и он на несколько часов провалился в сон без сновидений.

5. Лаборатория

 

После того, как сработал будильник, Анатолий Николаевич не сразу вспомнил о вчерашнем разговоре. Он посмотрел на Настю. Она всё также неподвижно сидела в медитации. Глаза закрыты, красивое молодое лицо расслабленно, волосы распущены. На щеке – лучик утреннего солнца. Анатолий Николаевич два раза позвал её, но она не ответила. Он решил не докапываться, чмокнул её и поехал в офис на скоростном лифте.

 

По дороге выяснилось, что Юра-инженер уже подыскал подходящую лабораторию для экспериментов над людьми, и Анатолий Николаевич резко перенаправил лифт в лабораторию. Помещение оказалось подходящим. Была возможность обеспечить полную автономию, чтобы ни одна система не прознала, что происходит внутри. Более того, лаборатория оказалась такой огромной, что на её осмотр ушло несколько часов.

 

— Вы просили придумать идеи, — робко начал Юра, — но мне пришла в голову только одна. И, честно говоря, мне кажется, что это наш единственный выход.

 

— Ну давай, выкладывай, — поторопил его Анатолий Николаевич.

 

— В общем, мы можем собрать много женщин и мужчин, взять у них биоматериал и произвести искусственное оплодотворение. В закрытых лабораториях, таких как эта, мы можем вырастить поколение людей, воспитанных в другой культурной парадигме. Не рассказывать им о существовании внешнего мира. Все просветлённые вымрут, а наши дети из пробирок выйдут наружу и возродят человечество.

 

— Я тоже думал об этом. Но тогда нам всё равно нужно будет уничтожить инфраструктуру. И как-то предупредить их, что нельзя её восстанавливать. И им нужна крепкая идеология, которая не заведёт их в тот же тупик.

 

— Ну, у нас же есть Потребление.

 

— Да, у нас есть потребление… — задумчиво ответил Анатолий Николаевич.

 

Позвонил Майкл.

 

— Срочно приезжай в офис! Мы на цокольном этаже!

 

Анатолий Николаевич быстро дал Юре необходимые указания и отправился в офис. В фойе он встретил Алину, менеджера по наружной рекламе.

 

— Доброе утро, Алина! У тебя готова наружная реклама «Сатори 3000»?

 

— Я как раз хотела про это с вами поговорить, — нервно сказала она.

 

Анатолий Николаевич напрягся.

 

— Возникли проблемы?

 

— Нет, просто мне кажется… что это бессмысленно.

 

— Что бессмысленно? Спасать человечество?

 

— Ну… В общем и целом, я думаю, что да.

 

— Алина, а что тогда вообще имеет смысл?

 

— Возможно, всё это вокруг имеет больше смысла чем то, что делаем мы! Простите, Анатолий Николаевич, но я не могу больше лицемерить.

 

Она решительно зашагала прочь, к выходу из здания.

 

— Всё это вокруг создано нами! — крикнул он ей вслед.

 

Но она не оглянулась и даже не сбавила шаг.

 

«Ну и хрен с ней, – подумал он, – поручу Жоржу».

 

Когда Анатолий Николаевич спустился на цокольный этаж, он не поверил своим глазам. Посреди непонятного кибернетического оборудования стояла Настя, одетая в красивое зелёное платье в пол. Рядом с ней – Жорж и Майкл.

 

— Что ты здесь делаешь? — удивлённо спросил Анатолий Николаевич.

 

— Я подумала, что именно здесь собираются самые несчастные люди, которых я знаю. Если и пытаться помочь кому-то постичь неописуемое, то офисный центр – лучшее место.

 

— Значит ты решила наставить нас на путь истинный? — злобно усмехнулся Майкл. — Думаешь, это возможно?

 

— Я вижу сомнение в каждом из вас. Если бы в вас не было сомнения, вы бы были как все. Но вы не такие как все. Сомнения мучают вас всегда! В этом и есть ваш... дзен. Конечно, он заключается не только в этом…

 

— Не стоило приходить, — с горечью сказал Анатолий Николаевич.

 

— Сейчас мы тебе покажем «наш дзен», — ещё злее усмехнулся Майкл. — Кока, давай!

 

Огромные металлические манипуляторы откуда-то с потолка схватили Настю за плечи, подняли над полом и прижали к подъехавшей из темноты вертикальной металлической пластине. Стальные захваты зафиксировали тело девушки по рукам и ногам, а манипулятор одним взмахом сорвал с неё одежду.

 

— Стойте, что вы делаете? — закричал Анатолий Николаевич.

 

— Научный эксперимент, — сухо ответил Майкл. — Смотри: мы имеем дело с просветлённой, либо с той, кто думает, что она просветлённая. Более того, очевидно, что влюблённость, о которой ты говорил, происходит у тебя с ней. Это уникальный экземпляр: влюблённая просветлённая перед объектом своей любви – руководителем последних двух организаций на Земле, которые борются с просветлением. Второго такого шанса не будет. Ты должен нас понять. Во имя спасения человечества!

 

— Кока, отпусти её! – закричал гендиректор ещё громче.

 

— Простите, Анатолий Николаевич, — ответила Кока своим безэмоциональным голосом, но, исходя из анализа нынешней ситуации, Майкл прав.

 

— Я же генеральный директор! Ты должна слушаться только меня!

 

— В настоящий момент, — сказала Кока, — я не имею доступа к локальной базе данных сотрудников корпорации.

 

— Я отключил её от сети, — объяснил Майкл. — Нужно было создать импровизированную автономную лабораторию, и пришлось сюда загрузить автономную Коку, которая подчиняется мне.

 

— Это переворот? — угрожающе спросил Анатолий Николаевич, сжимая кулаки.

 

— Только в рамках эксперимента, клянусь, — пообещал Майкл.

 

Анатолий Николаевич бросился на Майкла с искренним желанием избить его до смерти, но большая механическая рука поймала гендиректора и подняла в воздух.

 

— Ты, сука, я до тебя доберусь, — закричал Анатолий Николаевич, болтая ногами.

 

Настя в это время смеялась, распятая на металлической пластине.

 

— Почему тебе смешно? — поинтересовался Майкл.

 

— Вы смешные, — ответила она.

 

— Жорж! — закричал Анатолий Николаевич. — Останови это!

 

— Простите, Анатолий Николаевич, но вы сейчас руководствуетесь не здравым смыслом. Вы влюблены, это понятно, но случай действительно уникальный. Возможно, этот эксперимент поможет нам создать лекарство от просветления. Тогда вы нам спасибо потом скажете.

 

— Ты тоже сука! — закричал гендиректор, пытаясь освободиться.

 

— Ладно, начнём, — скомандовал Майкл.

 

Лучи прожекторов осветили обнажённое тело девушки. Из-за пластины во все стороны начали вылезать различные механические манипуляторы. Один манипулятор надел ей на макушку толстую полусферу, зафиксировав голову. Два других манипулятора приблизились с двух сторон к шее Насти и воткнули в неё какие-то длинные иглы. Девушка сдавленно вякнула. Следующие два манипулятора воткнули иглы в руки. И ещё два – в ноги.

 

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Майкл.

 

— Замечательно! — весело ответила Настя и засмеялась.

 

— Я буду отображать её показатели в реальном времени на этом экране, — рассказала Кока, опустив с потолка огромный экран с бегущими графиками.

 

— Посмотрим, как ты отреагируешь на это! — закричал Майкл.

 

Железная рука с металлическим шипом спустилась к Анатолию Николаевичу и воткнула шип ему глубоко в плечо. Мужчина завизжал от боли.

 

— Эмоциональные показатели не изменились, — отчиталась Кока.

 

Металлическая рука с шипом изменила угол наклона на один градус, от чего Анатолию Николаевичу стало ещё больнее. Он начал визжать ещё громче, подобно дикому животному в предсмертной агонии.

 

Показатели Насти не изменились.

 

Тогда пытки подвешенного Анатолия Николаевича решено было прекратить. Прямо в воздухе манипулятор оказал ему первую помощь. Тем временем к Насте тянулось ещё больше металлических рук: с шипами, ножами, пилами, инъекциями и какими-то непонятными приборами для пыток. Манипуляторы вгрызались в её тело, доставляя ужасные муки, но за непроизвольными криками боли всегда следовал искренний и не поддающийся никакому анализу смех.

 

Когда уже нельзя было понять, где заканчивается тело Насти и начинается окровавленная сталь десятков рук-манипуляторов, Майкл спросил:

 

— Ну как там твой дзен, не растеряла?

 

— Чем больше вы делаете это, тем больше теряете свою веру, — ответила она с таким выражением, будто боль её совсем не волновала.

 

— Ладно, Кока, — крикнул Майкл, — попробуем по-другому. Извлекай плод!

 

Анатолий Николаевич снова забился, пытаясь безуспешно освободиться из металлической клешни.

 

Ещё один манипулятор выскочил из-за пластины и лазером сделал разрез на настином животе. Затем он двумя крюками раздвинул края разреза и маленькой подвижной клешнёй залез ей прямо в живот. Через некоторое время манипулятор вынырнул наружу, держа в клешне маленький стеклянный шарик.

 

— Это технология извлечения живого плода, — объяснила Кока. — Доступ к сети отключен, поэтому мне пришлось изобрести технологию заново. Инкубатор не был протестирован, поэтому может работать с ошибками.

 

Манипулятор поднёс шарик с плодом прямо к глазам сросшейся с металлом Насти, так чтобы сквозь стекло она смогла разглядеть маленького человеческого зародыша, плавающего в питательном растворе.

 

— Мы можем сохранить плод, — предложил Майкл, — если ты согласишься вернуться. Если ты перестанешь быть бодхисаттвой, хотя бы на время.

 

— Хватит! — закричал Анатолий Николаевич. Он уже ничего не видел из-за слёз, которые невозможно было остановить, и гримасы отчаяния, которую невозможно было сдержать.

 

Настя снова засмеялась. Тогда микроскопический пресс внутри маленького шарика опустился и раздавил крошечный плод прямо у неё перед лицом.

 

Анатолий Николаевич снова разрыдался.

 

— Что говорят приборы? — спросил Майкл Коку.

 

— Остановка сердца, остановка дыхания, — ответил искусственный интеллект. Провожу дефибрилляцию, но мозг умирает.

 

Анатолий Николаевич внезапно обмяк. У него больше не было сил сопротивляться. Сквозь серую пелену он смотрел на очертания растерзанных железными руками останков своей любимой и чувствовал такую боль, какую не знал раньше. Это была боль за необратимость того, что произошло, за себя, за Настю и за неродившегося ребёнка, за нарушенную клятву, за предательство, за бессилие и за то, как идея сохранения жизни превращается в убийство.

 

Эта боль была настолько нестерпимой, что Анатолий Николаевич внезапно осознал, что видит эту боль со стороны: различает её оттенки и свойства, её причины и последствия, её физическое влияние на собственное тело. Анатолий Николаевич чувствовал себя пилотом, управляющим своим телом, а боль, внутренняя и внешняя, представлялись ему красными лампочками, мигающими на приборной панели, оповещающими о том, что возникли неисправности. Он увидел, что может по своей команде отключать эти красные лампочки и осознал, что Настя делала точно также, когда её пилили металлической пилой, когда на её глазах пытали её возлюбленного, когда убивали её нерождённого ребёнка.

 

Анатолий Николаевич осмотрелся в пульте управления собственным телом и увидел ещё одну кнопку – полного отключения. Точно также ушла Настя, – понял он. Приняла такое решение, когда не стало ребёнка, которому могли понадобиться наставления матери. Для нас она сделала всё что могла. Интересно, если нажать на эту кнопку, пилот Анатолия Николаевича тоже отключится? Или только тот Анатолий Николаевич, который испытывает боль?

 

Анатолий Николаевич посмотрел на Майкла и Жоржа. Они выглядели взмыленными, как будто до конца не могли поверить в то, что только что сделали: волосы взъерошены, кожа – влажная от пота, глаза выпучены. «Это конец, – понял Анатолий Николаевич, – конец потребления и конец человечества. Да и похуй».