Кислород

В зеркало смотрюсь, но себя не вижу.
Отраженье это ни люблю, ни ненавижу.
Пусты глаза, их покинула душа
И бродит в зазеркалье чуть дыша.

Во сне мне снился сон, в котором звучали эти строки моим голосом, не принадлежащим мне. Я запомнила их слово в слово, равно как и тихую тоскливую музыку — ноту в ноту; и продирающую пространство пустоту — нехватку каждого кванта. Моё сознание было объято темнотой, помещено в вакуум, войд, ограниченный галактическими нитями. Откуда там взяться массивному зеркалу в чугунной оправе?

Теперь я видела отражение своего отсутствия. Оболочка без чувств и внутренних органов, этот механизм, которому даны глаза, отрешённо глядел в зеркало. По ту сторону показался кто-то другой, знакомый и чужой одновременно. Девушка плакала, но меня это не трогало. Что может взволновать устройство, в жилах которого течёт ток, а место сердца занимает железяка?

Покинув вторичный сон и не задержавшись в основном, я проснулась вне графика. А это уже немаловажно — проснуться в нашем мире, таком, каким его создала совершенная гармония сфер. Да, сегодня мир несовершенен, но в этом и есть его совершенство. Оно в нас, во всех. Мы мелодии одной музыки, цифры одной математики, точная программа и импровизация, ставшая произведением искусства. Мы на пути к лучшему миру, а пока дышим на несовершенном этапе совершенства. Дышим... Кто бы мог подумать, что кислород станет такой роскошью?

Четверть века звёзды нашей туманности гаснут, отдавая всё больше и больше энергии гигантским ненасытным монстрам в обличии чёрных дыр. Поэтому учёные разработали экономный режим существования во сне. Перенос сознания и квантовое сканирование тела. Сон стал явью.

В ту особенную ночь, к которой орионцы готовились на протяжении долгих лет, настроение у меня было лучше, чем после прошлого бесцельного пробуждения вследствие прекращения действия полугодового снотворного, для введения инъекций с питательными веществами и очередного снотворного.

Я знала, что мне суждено проснуться в тридцать девятую ночь четвёртого месяца двадцатого зимнего года ещё до того, как во сне поступила информация о подъёме тех, кто отправлялся за пределы туманности. Мечты сбываются, когда они твои, а я всегда понимала, какие мечты мои: это не те мечты, которые становились частью меня; это мечты, частью которых становилась я. Захватывая рассудок, они забирали его в плен. Но разве не прекрасно быть в плену у мечты?

Прорыв в квантовой механике нам дал возможность отправиться в далёкий космос. Изучив Млечный Путь, мы выбрали преимущественно для торговой, но и для исследовательской командировки, планету Земля, оказавшуюся, по сути, аналогом нашей планеты перед катастрофой.

Сенсоры показали распространение вируса. Мы надеялись получить жидкий кислород в обмен на двухстороннюю микробиологическую защиту и информацию о наших научных открытиях.

***

В моём шатре из углеродного фиолетового волокна был подготовлен синтезированный паёк: кофе, апельсиновый сок, хлеб, масло, сыр, йогурт. Еда из нашего прошлого — лучшая награда после пробуждения. В камельке фосфоресцировал огонь. Я надела нейлоновую униформу и вышла в графитовую ночь, навсегда поселившуюся в текучих дегтевых горах. По небесной темноте шли электромагнитные помехи с примесью разряжённого кислорода.

Эта ночь была еще холоднее прошлой. Зима у нас круглый год, но в последнее время мы изрядно экономим на инфракрасном излучении искусственного бозонного источника. Мой умный чемодан протянул мне металлической рукой шерстяной палантин, сплетённый из нитей прежних времён — элемент гардероба минувших дней.

Гибридная кабина прикатилась с десятиминутным опозданием и сопутствующими извинениями, ссылаясь на непогоду.

Мы скользили по антрацитовым дорогам, едва касаясь поверхности сновидений пустынных улиц. Безликий город в одеянии шатров и научно-медицинских станций равнодушно вёл нас к цели.

По прибытии на слабоосвещенный космодром я поднялась на площадку в светодиодных лампах – место, назначенное для встречи. Ко мне подбежали двое близнецов. Один из них с окаменелым лицом, которому, словно по ошибке, достались живые глаза, отчеканил:

— Доброй ночи, мадам. Вы наверняка будете Астерид, специалист по межгалактическим отношениям?

— Верно. С кем имею честь?

— Я Дакарт, а это мой брат Планк. Мы первые помощники капитана, мадам.

— Добро пожаловать в нашу команду, Астерид, — приветливо улыбнулся Планк.

Если бы не его мягкие черты лица, то он бы был дубликатом брата. Или, наоборот, брат бы был его дубликатом.

Они познакомили меня с экипажем. Я сразу подружилась с Элли, нашим бортинженером, девушкой моего возраста, с кудряшками, орлиной формой носа и ироничной улыбкой.

— Мы войдём в историю, Астерид! — подмигнула она и дружески толкнула меня локтем в бок. — Ты знаешь, будто лечу к себе домой, в детство, на ту планету, где мы ещё до недавнего времени жили. Земля так похожа на нашу Юту в прошлом! Уверена, она примет нас с распростёртыми объятиями. Что у них там будет, когда мы прилетим, ранняя осень? Я упаду в желтую листву и буду вдыхать сырой от дождя воздух…

— А я выбегу под оглушительный ливень, шмякая по лужам, ловя прикосновения листопада, навстречу веселому ветру.

— Да! Или, быть может, мы погреемся в лучах солнца…

— Отставить фантазии! Приготовиться к посадке! — окинул нас строгим взором командир.

Здесь надо сказать, что мы с Элли редкое исключение. Большинство орионцев относятся к эмоциям, как к чему-то бесполезному, если не сказать вредному. Холодный крайний минимализм распространяется как саранча на все сферы нашей жизни.

Каково было моё удивление, когда на борту корабля вместо ожидаемого серого металла на всём стояла печать старины, пережиток ушедшего столетия, в котором несмотря на то, что мы никогда не были сильны в искусстве, была душа; сейчас же борозды правления — в руках рационализма. Возможно, выбор такого интерьера оказался снова ледяным расчётом, чтобы понравится землянам?

Корабль взлетал, меняя за окнами порядок тусклых звёзд в сферических оболочках, как когда-то пневматический автобус приводил в движение бесчисленные огни ночного города. А потом свет засыпал в уютных плафонах уличных фонарей до следующей ночи, уступая место ясному дню.

Теперь мы не знаем дня. Простившись с солнечным светом, заботливая ночь сжала в цепких объятиях нашу туманность. Хорошо, что у нас есть ночь, иначе... Иначе совсем ничего бы не было.

***

Мы питались из тюбиков смесью без вкуса и запаха, и я всё красочнее рисовала в воображении посещение земного ресторана.

За месяц путешествия команда стала одной семьёй. Ощущение отчуждённого пространства Вселенной за стенами корабля и общая цель сплотили нас.

На тридцатый, последний, день полёта мы вошли в радиус досягаемости Международной Космической Станции Земли. Меня, как специалиста по межгалактическим отношениям, удостоили чести первой заговорить с сотрудниками МКС.

Настроив в подкожных часах переводчик на земной английский, я могла общаться с командой МКС на одном языке. Вдохнув глубже драгоценного кислорода, начала говорить:

— Корабль «Юта Дэкра» на связи! «Юта Дэкра» из туманности Ориона вызывает Международную Космическую Станцию!

Произошло мгновенное соединение. Мы услышали гвалт эмоций и ничего разборчивого в ответ. Переводчик ловил отдельные бессвязные слова, окрашенные той интонацией, которая давала смысл происходящему: фейерверк счастья разрывал наши динамики, так как это был первый межгалактический контакт землян. Для нас тоже событие величайшее, только мы, как это присуще орионцам, относились ко всему ровнее.

— Приветствуем корабль «Юта Дэкра»! Оставайтесь на связи! После согласования с Центрами управления сообщим о дальнейших действиях!

Через пару минут мы услышали:

— Ждём вас у синего модуля! Открываем переходной шлюз! К стыковке готовы!

***

— Да вы такие же люди как мы! — воскликнул парень с жизнерадостным лицом и добродушной улыбкой, тряся меня за плечи так, что, мне казалось, он вытрясет из тела всю мою душу. — Меня зовут Леонид Дементьев, я специалист по полезной нагрузке.

Представившись в ответ, я рассказала, что датчики наших орбитальных телескопов просканировали информацию о Земле, и я посвятила много времени во сне изучению географии, истории, политики, науки и культуры Земли; что меня поразили достижения землян, объяснив для сравнения:

— Развитие нашей науки определённо опережает развитие науки на Земле, но мы отстали в других отраслях. Стоит отметить, отстали намеренно, уделяя всё время науке. Взять, к примеру, культуру. У нас практически нет музыки, картин, книг...

— Подождите, подождите... Я не понимаю. Вы говорили, что изучили жизнь нашей планеты во сне? Это как?! — вскидывая брови, будто желая их выбросить со сдержанного лица, присоединился к разговору космонавт, похожий на нашего командира. — Ах, да, разрешите представиться: командир Майк Гловацки.

— Во сне? Это очень интересно. Селена Райен, бортинженер, — протянула мне руку светловолосая девушка с лучистым взором.

— О, бортинженер? Элли! Иди сюда, познакомишься с коллегой!

Встреча Селены и Элли напоминала воссоединение сестер после долгих лет разлуки.

Мы рассказали об угасании звёзд туманности Ориона.

— Наше светило почти погасло. Наука, которой мы живём и дышим в буквальном смысле слова, пока не может остановить трагического хода вещей, но мы не теряем надежды. На данном этапе нам нужна ваша помощь. Предлагаем двухстороннюю биологическую защиту в обмен на жидкий кислород.

— Двухсторонняя биологическая защита? Весьма кстати... Вы уже, очевидно, выяснили, что две тысячи двадцатый год нас настиг пандемией... — сказала Селена Райен.

После согласования с Центрами управления, было решено распределить состав «Юта Дэкра» по космодромам разных стран. Так, я оказалась вместе с Элли и близнецами на Байконуре, где нас радужно встретили и помимо проведения научных конференций предложили провести отпуск в любой точки мира.

— Вот это да! Можно мы во Францию? — переглянулись близнецы. — Мы её видели во сне. Очень понравилось. Вы как, девушки, с нами? — Планк поправил очки.

— У меня есть идея получше, — подмигнула я Элли.

***

«Ах, Одесса, жемчужина у моря!» — играло в радио, когда мы с Элли усаживались в жёлтое Жигули.

— Вам куда? — весело улыбался таксист с сигаретой за ухом.

— В магазин одежды! Довезёте на своё усмотрение?

— Апчем рэчь? Канешна, довезём! Откуда вы к нам?

— Из космоса! — чуть ли ни в один голос заорали мы и захохотали от всей души.

— Здрасте, я ваша тётя! — сказал таксист, и мы еще сильнее залились смехом.

Таксист тоже засмеялся.

Мы с Элли купили платья, туфли, шляпы.

Кропил дождь. Легкие жадно глотали настоящий кислород. Прогулка, кареты, ресторан, музыка, винный магазин на Дерибасовской…

Продавец, статный брюнет с окладистой бородой, глубоким и спокойным как утренний лес взглядом, сразу привлёк моё внимание. То ли повлияла обстановка, то ли организм так реагировал на перемену климата, короче, я решила притвориться француженкой и скопировала с переводчика в сознание французский акцент и жестикулировала соответственно, выразительно:

– Бонжу'! То есть, ка-а-к евва… Доб'ый день! Давно, с дьетских льет, не была на 'Родине, мисье, си', понима-а-ете ли-и. Не найдётса-а ли у ва-а-с по слу-у-чаю ф'анцу-у-зского вина-а «Жигунда»?

– День добрый, прекрасная мадемуазель! К сожалению, нет, насколько я помню. Но, давайте же, подойдём к нашему французскому стенду – возможно, я ошибаюсь. Так... Шабли...

– Да-а вы что-о, месье-е?! Вот же моё любимое-е «Жигунда»!

– «Гигондас» имеете в виду??? «Гигондас» — это «Жигунда»?

– О-хо-хо! Ну вы что? Я вас умо-о-ляю, месье-е! Вам надо неп'еменно учить ф'анцузский, иначе вы ника-а-к не мо-о-жете п'одавать вино! П'иходите сегодня вече'ом в отель «Де Па'и», мы будем учить ф'анцузский и пить вино-о! Давайте же, не стесняйтесь, п'инимайте моё п'едложенье!

Продавец, как выяснилось, Константин, моё предложение таки принял.

— Ты так и будешь ходить с этим твоим «ф'анцузским акцентом»?! — смеялась Элли.

— Всё ве'но! Он мне очень импони'ует. Оставлю! Оставлю его себе.

***

В вестибюле отеля играл пианист.

«Музыка... Эта тихая печальная музыка! Я слышала её во сне!»

После окончания игры пианиста я похвалила его:

— Это п'осто шедев'! Генеа-а-льное исполне-е-ние! Что-о за компози-и-ция, позвольте сп'осить?

— Благодарю вас. Это Бах, Зилоти. Прелюдия си минор.

— О-о-о, п'елю-ю-дия... Ка-а-к замеча-а-тельно! Благода'ю!

О том самом Иоганне Себастьяне я, конечно, читала. Музыка действительно прекрасна.

Вернувшись за столик в ресторане отеля, я рассматривала витражное окно. За спиной послышались неторопливые шаги и знакомый мелодичный голос:

— Хорошо, что не снимаете шляпу. Я вас сразу узнал.

— О! А без шляпы? Что-о?! Не узнали бы? Как вам нестыдно, месье? — очевидно, эту манеру разговора я переняла, когда изучала в университете в одном из снов итальянскую этнокультуру, и теперь с ней спелся французский акцент.

Костя засмеялся.

— Не-е-т! Вы посмот'ите на него! Ему смешно, но! Это по'азительно! А не сты-ы-дно ли ва-а-м? Всьо-о дьело в шляпе, да-а-а? В моей шляпе? А волосы? Мои длинные волнистые волосы? Вы их, конечно, не запо-о-мнили! — я встала и бросила в него салфеткой. — Мои но-о-ги, 'руки, плечи? Нет, зачем же они вам? Конечно! Шляпа! Вот кому я обязана за ваше внима-а-ние! Хо'ошо, очень хо'ошо, что я её купила! Иначе бы мне ни-и-когда... — замялась я.

— Что?

— Иначе бы мне ни-и-когда не об'атить на себя внимание такого к'асивого мужчины, — договорила я и оказалась в его объятиях.

***

Мы завтракали за тем самым столиком у витражного окна.

— Ко-о-стя, я обожа-а-ю ут'о. Вот тако-о-е 'раннее ут'о, безмяте-е-жное, как твои глаза-а.

— Завтра ты и не вспомнишь об этом утре и обо мне... Останься со мной.

— Нет, это неп'авда! Я буду тебя помнить завт'а, послезавт'а, toujours.

— Только помнить? Я тебя люблю, а ты меня будешь помнить?

— Влюбиться так быст'о?

— Понятно. Софи, только так «быст'о» и влюбляются. Как иначе?

— Костя... Меня зовут Астерид. Я соврала тебе, но правде ты бы не поверил.

— Астерид? Где твой акцент? Как соврала?!

— Туманность Ориона... Завтра ты увидишь меня в новостях и убедишься, что я одна из них.

— Какая, к чёрту, туманность?!

Я направилась к выходу из отеля. В тяжеленых дверях-зеркалах в кованой оправе его отражение, опустив глаза, сидело за столом.

***

— Земля такое же странное место, как и Юта.

— Это констатировал твой Константин?

— Нет. Он… Ладно, Элли, сейчас не будем об этом, нам пора в студию.

«Добрый день! Специальный выпуск новостей! Величайшее событие в истории человечества! Произошла стыковка корабля «Юта Дэкра» из туманности Ориона с Международной Космической Станцией! Экипаж корабля прибыл на Землю! Репортаж из космодрома Байконура Александра Иванова».

— Туманность Ориона... В это трудно поверить! Это люди, как и мы, но прошедшие свой путь на планете Юта в глубоком космосе. Наука для орионцев — это всё. Экология их планеты практически погибла, и они живут за счёт технологий. Итак, Астерид Крэйя, специалист по межгалактическим отношениям. Расскажите нам, как так получается, что вы говорите с нами на одном языке?

— Мы разработали сенсорные орбитальные телескопы, которые сканируют информацию с Земли. Ваше телевидение, интернет нам рассказали многое, в том числе они помогли нам получить языковые коды. Мы также используем подкожные многофункциональные часы, вот — своего рода компьютер, соединённый с нашим сознанием. Одна из функций таких часов — переводчик, в базе которого содержится пять тысяч земных языков.

— Невероятно! Вы привезли так необходимую нам сейчас двухстороннюю биологическую защиту, купу материала о вашей туманности, планете, истории, достижениях в науке! Мы непременно опубликуем данную информацию и, я уверен, благодаря вам мы сделаем огромный прорыв в науке! Взамен — жидкий кислород?

— Да, безусловно, нам...

Константин сидел дома в кресле перед телевизором. Был выходной, и запылившаяся бутылка коньяка пришлась как нельзя кстати – её содержимое, словно паук, оплетало мягкой паутиной острые шипы жизненных разочарований. И уже так не кололо, не болело. Он курил, хоть и давно бросил. Безразлично наблюдал сенсацию в новостях. Внутри происходила личная сенсация, по сравнению с которой невероятная новость казалась не чем иным, как непреодолимым препятствием.

«Toujours, toujours… На что мне твоё toujours? С Ориона... Да хоть с Марса! Тфу! Что я несу... Но почему бы тебе не быть, там... с Петербурга, Читунгвизы, Северного полюса... Нет же! Её угораздило прилететь с Ориона!»

На сайте космодрома Костя нашёл номер телефона для связи, но так и не дозвонился. Он выбежал на залитую солнцем улицу, поймал такси. В «Де Пари» не оказалось никаких данных об Астерид. Да и какие данные? Земного телефона у неё наверняка не было, а номер был забронирован сотрудниками космодрома.

«Тфу, глупость! Ты думаешь, она осталась бы на земле? А раз в полгода мы бы летали к ней домой, ну там на дни рождения родственников, новый год... Возили баночки жидкого кислорода в подарок да другие земные радости?»

Мрак сжал спальню в густошёрстных лапах, и Косте подумалось, что даже месяц покинул его. Под тяжестью мыслей он упал на постель.

Я прикоснулась к нему.

— Кто здесь?

— Астерид.

— Астерид! Как?! Милая, сейчас, сейчас я включу ночник... Да где же он?

— Я зажгу звёзды.

— Где мы?

— Это же ваш Млечный Путь. Где-то во-о-н там Земля.

— Красиво... Что же... Я сплю, выходит.

— Как сказать. Ты недосмотрел эфир, да?

— Да, я поехал в отель, надеясь получить телефон, по которому бы мог с тобой связаться, но напрасно. А что было в эфире?

— Посмотри потом в записи. Я рассказывала о том, что для нас значат сны. Сейчас я должна торопиться, через час мы отправимся сначала на космическую станцию, потом домой, в туманность Ориона.

— Ты сможешь приходить ко мне во сне?

— Прислушайся. Это музыка сфер. Она похожа на Си Минор Баха.

— Ты сможешь приходить ко мне во сне???

— Есть предел расстояния, на котором квантово-запутанные частицы могут отдаляться друг от друга.

— Квантовая запутанность... Я знаю о ней, я увлекаюсь наукой, я говорил? Но к чему здесь сны?

— Мы можем телепортировать сознание из тела, когда спим, но вдали от нашей туманности радиус телепортации ограничен, так как наши физиологические процессы проходят в чуждой для организма среде. Поэтому уже завтрашней ночью мы будем видеть разные сны.

Я поцеловала его и проснулась в отеле на Байконуре. Проснулась с идеей — идеей смелой.

Я подготовилась к полёту и перенесла сознание в подкожные часы, предварительно отослав импульсы в кору головного мозга с личностными характеристиками и программой поведения на ближайшие пять дней — потом я буду на расстоянии вне радиуса взаимодействия сознания и тела. Так у нас на планете поступают в исключительных случаях, когда нужно быть в двух местах одновременно.

Как и у каждого космонавта у меня были запасные часы на случай ранения. Я установила электромагнитный шлюз между ними и оригинальными часами и запрограммировала перенос сознания из одних в другие через пять дней. Получилось что-то вроде удлинителя радиуса взаимодействия.

Надрезав верхний слой кожи, я вытянула часы и спрятала их под съёмной панелью из плитки в ванной комнате.

Теперь я уснула.

***

— Как вам наша Земля? — спросил Майк Гловацки.

— Она поразила нас. Нашу Юту мы такой уже и не помним. Природа, свежий воздух... Но и города... Надо сказать, отпуск на Земле выдался более чем удачным по всем параметрам.

— Планк, знаю я твои параметры... Француженки так и не получили твой номер телефона?

— Хватит надо мной подтрунивать. А что ты? Изучил досконально конструкцию Эйфелевой башни? Ха-ха, ребята, я вам говорю Дакарт пялился на неё несколько часов с видом величайшего учёного!

— В конструкциях есть польза для науки, — Дакарт вздымал указательный палец к потолку. — В красоте, которую ты воспевал в французских девушках — пользы никакой, — махнул он рукой.

— Да ты сухарь, как подавляющая часть орионцев! — по привычке поправил Планк очки.

— А мы с Астерид тоже повеселились на славу, правда?

— Да, Элли, правда.

— Да не грусти ты. Ничего страшного.

— Что происходит? — спросил командир.

— Ничего не происходит, — ответила Элли.

— Всё будет хорошо, Астерид, — заверял Леонид Дементьев.

Все уставились на Астерид, которая сидела неподвижно с застывшим взором.

— Я всегда говорю, эмоции к ничему хорошему не приводят, — роптал командир. — Что там у вас случилось? Отставить меланхолию! К чему она, когда мы везём с собой тонны жидкого кислорода? Если бы у меня были эмоции, и я бы умел плясать, то заплясал бы от счастья! А она сидит и грустит. Посмотрите на неё! Только этого нам не хватало. Из грусти все проблемы вырастают. Поэтому мы столько времени работаем над искоренением чувств.

Программа, подготовленная Астерид, очевидно, дала сбой. Видимо, подобного рода операции были рассчитаны для другого давления в атмосфере и заряд не прошёл по электромагнитным волнам. Её тело, землистое лицо, пустые глаза оставались неподвижными, губы едва шевелились:

— Кислород? — говорила она механическим голосом, отделяя слоги в такт секундам. — Мне без любви не нужен кислород. Кто из вас любит природу? Её нет на Юте. Пропали леса, горы, реки, озёра, а теперь исчезает человечность. Мы все превращаемся в роботов. Кто раньше, кто позже. Мы живём в бездушной проекции. Вернее, не живём. И не будем, пока не поймём, что значит дышать по-настоящему.

— Да что с тобой такое? — Элли прижалась к её плечу.

Металлический лязг приборов и голос Астерид слились в одно:


Железные струны натянуты в расстроенной душе,
Но музыке не прозвучать. Увы, я нот не знаю.
Витражи рассыпаны. Их не собрать.
И только дождь будет проливать
На нашу улицу серо-изумрудные оттенки.
 
Погоды ясной, солнца, мы, увы, напрасно ждём,
Но не найти сухой скамейки в тёмном слёзном парке.
А может, «а джорно» на Юте мы зажжём?!
И ссинтезируем рассветы и закаты?
 
В песчаные овраги выбросим сердца?
К чему теперь старанья музыканта,
Что так усердно ночи напролёт
Чувства складывает в тоненькие папки?
 
Глотая разряжённый кислород,
Мы спроектируем любовь. А что же?
Она нужна науке тоже. Тоже, тоже...

 

— Я осмотрю её, — сказала Селена Райен, врач по дополнительной специализации, но не успела ничего сделать, да и не смогла бы.

Глаза Астерид залились оловом. Клетка за клеткой кожа покрывалась свинцом. Из груди раздался беззвучный крик. Она рухнула на пол и распалась на запчасти.

***

Мы сидели с Костей на песчаном берегу лазурного моря под щедрым солнцем и безоблачным небом.

— Хорошее место для сна мы выбрали, правда? — Костя принёс шоколадное мороженое.

— Да... Правда. В ваших земных снах можно вкусы чувствовать, — проглотила я приличный кусок мороженного.

— Смотри не заболей. Куда отправимся на ужин?

— Давай в какой-нибудь сибирский ресторан? — воодушевлённо предложила я.

— В сибирский?! Таки да... Ну, хорошо, я знаю одно место. У нас в институте...

— В каком институте?

— Я учусь заочно на кафедре математики и физики.

— Так ты будешь учёным?

— Собираюсь. Так вот. У нас в институте была возможность отправиться в Тюменскую область на научную конференцию. Я отправился. В Тюмени есть замечательный ресторан. Я сейчас подумаю о нём, и мы спроектируем, ладно?

— Ладно. А куда завтра?

— Куда ты хочешь?

— Давай... В библиотеку, а?

— Э-э... Ну как скажешь. В библиотеку — так в библиотеку. Романтика...

— Ты смеёшься, а библиотеки у нас в туманности не найти.

***

Быстрыми шагами мы направлялись в конец улицы.

— У вас что, никогда не было библиотек?

— Научные были всегда. И во сне мы построили аналоги. Но меня влечёт художественная литература.

Мы блуждали в лабиринте ночной библиотеки. Последнее, что я помню, как Костя сказал:

— Астерид, иди сюда! Здесь стенд с научной фантастикой... Астерид? Асте...

Его голос всё отдалялся и отдалялся. Я падала в полумрак. На меня сыпался шквал книг, книжные стенды; страницы вылетали из книг, из страниц — буквы.

***

Костя, получив в институте доступ к научным материалам орионцев, всё своё время уделял изучению квантовой механики. Уйдя с головой в науку, он лечил душу и не замечал, как минуты становятся часами, часы переходят в дни, дни стираются в годах.

Прошло пять лет после новостей о гибели Астерид на МКС. Всё это время он верил, что её душа осталась жить. У него была гипотеза о том, что сознание Астерид затерялось в бессознательном мире снов, и он искал ей доказательство. Астерид успела сказать ему, что использовала часы для переноса сознания. Впоследствии Костя нашёл их под той съёмной панелью в её номере отеля на Байконуре.

Так как она погибла ещё на МКС, то подкожные запасные часы, соединённые нейронами с корой головного мозга, также перестали работать. Следовательно, сознанию из оригинальных часов не было куда отправиться, и оно осталось в них, но не умерло, так как не было ни одной причины, которая могла бы вызвать эту смерть.

Как извлечь сознание из часов — было главным вопросом, пока у Кости не появилась обратная идея, которая в отличие от первоначального плана ему представлялась более вероятной для воплощения в жизнь.

Он работал над загрузкой своего сознания в мир сновидений Астерид. Будучи уже кандидатом наук, принимал участие в изобретении квантового компьютера. С помощью него он и собирался осуществить задуманное.

Экспериментальный образец был готов. Костя был уверен в нём. Осталось скопировать в него своё сознание и сознание Астерид из часов.

Ночью он проник в институт. Сделав объёмные фотографии срезов с мозга, он сохранил их на компакт-диск. Подключив часы Астерид к транзисторам компьютера, он включил передачу данных. Затем вставил компакт диск в компьютер.

***

В раннем утреннем лесу пели птицы. Рассеялось марево, Костя увидел знакомый силуэт.

— Астерид! Я здесь! — побежал он ко мне. — Слышишь?

— Вы кто? — обернулась я.

По моему лицу текли слёзы.

— Это я, Костя. Ты не узнаешь меня?

— Нет.

— Ты же говорила: «Завтра, послезавтра, навсегда». И что?! Ты не помнишь ничего? Астерид?

— Я так говорила? Это моё имя? Вздор. У меня нет имени. Как вы здесь оказались?

— Идём со мной.

— Никуда я не пойду. Мне хорошо в этом лесу.

— Ты же плачешь! И в этом лесу мало воздуха. Как ты можешь здесь дышать? Что за лес?! Почему именно это место?

— Здесь всегда утро. И так спокойно. Я здесь родилась. Здесь живу. Уходите. Оставьте меня.

— Утро? Раннее утро, не так ли?

— Да, раннее утро. Следы ночи ещё не растворились в новом дне.

— Ты ищешь утра? Тогда посмотри мне в глаза! Ну же!

— Я не ищу утра, я в нем живу.

— Не-е-т, не живешь, Астерид! Ты пропала. Тебя не могли найти.

— Кому понадобилось меня искать? Здесь птицы, цветы, деревья. Им не нужно меня искать.

— Астерид! Опомнись! Смотри в глаза, давай!

— Не кричите на меня! Уходите! Вы нежеланный гость.

— В глаза, смотри в глаза, вспоминай, ну же!

Я посмотрела. Мир вокруг обрушился, он был теперь не нужен мне. Вся жизнь пронеслась перед глазами. Свежий воздух наполнил лёгкие.

Теперь мы стояли, держась за руки, среди звёзд.

— Как ты меня нашёл?

— Благодаря орионцам мы сделали прорыв в квантовой механике. Я скопировал наши сознания в квантовый компьютер.

— Кто-то знает об этом?

— Нет.

— Но ты же можешь не вернуться.

— Я не хочу возвращаться. Где мы?

Перед нами престал гном в очках, с длинными ушами, как у эльфа.

— Вы там, где ваши мысли и мысли всех, кто жил до вас во Вселенной. Мы копим их в копилку совершенства и однажды опыта будет столько, что мы будем знать всё для того, чтобы жить в идеальном мире. А движущей силой к познанию служит любовь, потому что без неё нет смысла двигаться вперёд, всё становится искусственным.

— Как на Юте.

— Да, как на Юте, а здесь музыка, слышите? Гармония сфер. Совершенная музыка мыслей. Настоящая, потому и совершенная.

***


Играет музыка. И ложно думать, что истины в ней нет,
Как в любви, где, твердите вы, ноты все фальшивы.
Тогда фальшива вся эта худенькая жизнь,
Наши души, чувства и стихии,
Стихийный ветер, пушистый снег
И дождь, и иней на фальшивой иве.
Фальшивы буквы все, что создают слова,
Звёзды на далёком небосводе,
И всё вокруг — лишь «кажется» и «вроде».
Нет воздуха в этом кислороде.