Песнь Мантамары

Рыжая пыль секла поцарапанный пластик визора. ММР-2, малая машина разведки второго поколения шла на полной скорости. Гусеницы подпрыгивали на камнях. Максим заорал: «После верблюда налево! Ребята говорили, что видели аномалию именно там!»

Так разведчики с базы «Содружество» называли приметный холм с двумя вершинами. Насколько знал их командир, устроившийся на заднем сиденье ММР, дальше верблюда пока никто из его подчиненных не забирался. Максим и сам не ступал ногой в Лабиринт Ночи.

На базах пользовались привычными именами, привезенными на Марс с Земли полвека назад. В прошлом году Марс торжественно отметил пятьдесят лет со дня основания первой базы. В школе им рассказывали об истории освоения планеты.

Объединенная миссия человечества, планировавшая высадиться на планете шестьдесят лет назад несколько, как смешливо сказал их учитель, задержалась.

– Однако десять лет опоздания не прошли зря, – он обвел глазами маленький класс, - за это время человечество нашло неиссякаемый источник энергии. Новая технология позволила отказаться от использования ископаемого топлива, – на экране появились виды новой Земли, – космические полеты тоже стали проще и короче...

Квантовая энергия доставляла колонистов и грузы на Луну всего за шесть часов. Полет на Марс вместо почти года занимал только месяц.

Учитель был из землян, как дети называли рожденных в колыбели человечества.

– Они земляне, а мы первые, – пришло в голову Максиму, – у меня в классе было только двое первых, я и София, но сейчас их стало гораздо больше...

«Содружество» основал дед Максима, прилетевший на планету в составе первой экспедции. Через несколько лет к нему присоединились жена и сын, не вернувшийся из разведки Лабиринта Ночи. Глава разведчиков экваториальной базы видел только снимки отца.

– Я тогда едва родился, – он взглянул на датчик расхода горючего, – а сейчас мне двадцать пять.

На Марсе взрослели быстрее, чем на Земле. Максим отправился в первую разведку пятнадцатилетним.

– София, – позвал он, – придется поставить двигатель на регенерацию, пока мы проверим аномалию...

В ММР было шумно из-за пыльного ветра, бушевавшего за обшивкой. Жена закричала: «Значит, поставим! Или ты боишься, что марсиане украдут транспорт?». Максим расхохотался. Шутки о марсианах он слышал с детства. Никаких коренных жителей Марса не существовало.

Оказашись на планете, земляне обнаружили, что измерения температуры Марса, полученные автоматическими станциями, не совсем верны. На экваторе днем могло быть даже жарко. Летом температура переваливала отметку в двадцать градусов выше ноля и добиралась до тридцати. Зимними ночами термометры показывали минус восемьдесят, но ночные вылазки были запрещены.

Данные о составе атмосферы тоже имели мало общего с реальностью. Макс видел снимки деда на поверхности планеты без кислородной маски. Первым сняв аппарат, дед настаивал, что люди могут приноровится к разреженному воздуху. Именно так и случилось. Сейчас на Марсе маски надевали только альпинисты, исследовавшие действительно высокие горы, но на экваторе таких не имелось. Скалы в каньонах достигали всего двух-трех километров высоты.

В плексигласе виднелись ощеривщиеся зубцами рыжие ущелья. Вихрь бросал пыль в окно. София нахмурилась: «Метеорологи не предупреждали о шторме».

Сводку погоды передавали на личные коммуникаторы разведчиков. Остальным поселенцам прогноз погоды был почти ни к чему. На поверхности появлялись только разведчики и дети под строгим присмотром взрослых. Малышей приучали дышать разреженным воздухом, однако после совершеннолетия немногие работники баз поднимались наверх. Кроме ближнего космодрома и автоматической погодной станции больше им ходить было некуда.

Связь поселениями поддерживалась по всепланетному коммуникатору, но на базе стояла и дедовских времен радиостанция. Максим умел на ней работать. Обращаться с оборудованием его обучил дед, взявший на себя ответственность за воспитание мальчика после пропажи отца и гибели матери.

Не успев спуститься вниз, метеоролог попала в пыльную бурю. Максим знал мать только по альбому, сохранившимся у деда. Через несколько дней после гибели жены его отец не вернулся из разведки.

– Тогда же родилась София, – хмыкнул Максим, – я стал первым ребенком на базе, а она вторым. Нас все называли женихом и невестой, – на поверхности был еще один участок, где иногда появлялись колонисты.

Максим никогда не навещал Землю, но видел снимки тамошних кладбищ. На Марсе разнобоя в надгробиях не было. Его мать лежала под куском рыжего песчаника. Общую могилу деда и бабушки тоже отметили таким камнем. Он внезапно позвал: «София?» Обернувшись, жена взглянула на браслет-коммуникатор.

– По навигатору еще километр. Связь барахлит из-за бури, но, кажется, рядом нет других разведчиков.

Максим отозвался:

– Не страшно. Мы загоним колымагу в расселину, – он любовно погладил потрескавшийся пластик сиденья, – и буря ее не тронет.

Песчаные смерчи легко вырвали из земли метеорологические вышки. Ветер переворачивал и более основательное оборудование, чем легкий ММР. После ураганов поверхность Марса усеивали куски принесенных вихрями железа и пластика. Бури не оставляли шансов неосторожно задержавшимся на поверхности колонистам, однако их можно было пересидеть в скалах.

– Если расселина не обвалится, – мрачно подумал Максим, – если успеешь до нее добраться и если есть кислородный аппарат с запасом воздуха, – марсианская пыль и песок забивали рот и нос человека. Мать Максима умерла от удушья.

– Или от болевого шока, – разведчик не любил вспоминать о таком, – ей разбило голову камнями, – он знал о случившемся со слов деда, рассказавшего ему, что на Земле хоронят в гробах.

– Раньше их делали из дерева, – старик пощелкал пальцами, – вроде растущих у нас в оранжерее, но потом тоже перешли на пластик. У нас нет таких ресурсов. Сначала приходилось импровизировать, а теперь это вошло в обычай, – Максим отогнал мысли о смерти.

– Ничего не случится, – вокруг колес ММР кружился красноватый песок, – в Лабиринт Ночи буре хода нет, мы отсидимся в пещерах.

София ловко втиснула ММР в узкую щель между скалами. Острые зубцы вздымались к потемневшему небу. Пощелкав рычажками рации, Максим вздохнул: «Бесполезно, коммуникаторы не работают». Перед сильными бурями пасовали даже радиоволны. Двигатель ММР выключился, зажегся спокойный зеленый значок регенерации горючего.

– Кислородные аппараты, – напомнил себе Максим, – фонарики, вода, сухие пайки...

Первые поселенцы регенерировали воду, но недавно подземная разведка отыскала пригодные для питья источники. Максим надеялся, что в Лабиринте Ночи тоже найдутся такие.

– Пошли, – сказал он Софии, – может быть, нам повезет и мы быстро найдем путь вниз, – дверь ММР хлопнула, на лице осел рыжеватый налет. Пыль заскрипела на зубах.

– Смотри, – крикнула жена, – у осыпи какие-то знаки! До аномалии мы не добрались, но это тоже может оказаться интересным...

Они отправились в рейд для проверки сведений одного из патрулей. Ребята заметили странный блеск на склонах одной из вершин Лабиринта Ночи. Максим прищурился. Над завалом камней виднелась спираль.

– Я видел похожие, это скальная аномалия. Погоди, – он расшатал валун, – кажется, можно пробраться в пещеры.

На него пахнуло влагой, София прислушалась.

– Надо идти, сейчас появится буря, – нырнув в тесный ход, они миновали стену песка, обрушившуюся на исправно светящий изумрудным датчиком ММР.

Замигал луч налобного фонарика, София приподнялась. Вдалеке явственно шумела вода. Женщина обернулась:

– Кажется, впереди поток, – Максим ощупывал стены пещеры.

– Здесь зарубки, – пробормотал он, – естественного происхождения, - они едва могли разминуться в узкой расселине. София подобралась ближе. Стену пересекала ровная линия коротких отрезков.

– Может быть, это окаменелость, – София посветила фонариком, – хотя на Марсе никогда не было позвоночных животных, – геологи отыскали в марсианском грунте только следы пребывания на планете ракушек и насекомых.

– Здесь даже не встречаются земноводные, - напомнила себе София, – вернее, ученые их не нашли. Но вода почти пропала с Марса...

Пока проекты по терраформированию планеты оставались только, как выражался Максим, перспективными планами.

До марсианских баз земные обсуждения их судьбы доходили с большим опозданием. Дорога на Землю занимала месяц, но связь с родной планетой страдала от помех и обрывов. Сигналы достигали радиорубок на Марсе через четверть часа после отправки их с Земли. В такой ситуации следить за дебатами во Организации Объединенных Наций времени не оставалось.

Колонисты формально считались работниками ООН. В школьных классах на Марсе преподавали историю освоения планеты. Первая Экспедиция, высадившаяся на планете полвека назад, была смешанной. На стенах класса появлялись портреты астронавтов.

– Русские, американцы, британцы, французы, китайцы и заложили три наши колонии, – указка учителя переместилась к карте планеты, – поселение на экваторе назвали «Содружество»...

На базах и сейчас разговаривали на смеси русского и английского, иногда вворачивая китайские или французские слова.

Муж провел пальцем по отрезкам.

– Они слишком правильные, словно их отмеряли по линейке. Чушь, сюда не ступала нога человека.

Атмосфера в толще Лабиринта Ночи оказалась пригодной для дыхания. София покосилась на зеленые цифры, мигающие на ее браслете. Коммуникатор заодно анализировал окружающую среду. Кислорода здесь оказалось больше, чем на поверхности. Высокой была и влажность. Софии послышалось далекое журчание.

Воды на поверхности Марса не существовало. Полярные шапки хранили достаточный запас пресного льда, однако проекты по их использованию пока напоминали фантастические рассказы. София читала земные книги, написанные в прошлом веке, где Марс подвергался терраформированию. Даже ребенком ее всегда смешили такие предположения. Пока марсианские поселенцы редко высовывали нос за пределы собственных баз. Она слышала разговоры о том, что Земля считает дальнейшее освоение планеты нецелесообразным.

– Мы стоим слишком много денег, – невесело сказал ей муж, – и не приносим прибыли. Луна перспективней, там много полезных ископаемых, а мы пока ничего не нашли...

Марс, казалось, состоял только из рыжей пыли и серых скал. В школе им показывали старые записи, сделанные автоматическими станциями, посланными на планету. В музее базы на постаменте блестели изорванные остатки одной из таких конструкций. Каждый раз при виде записей дети оживлялись.

– Это наши края, – ребята вскакивали с мест, – я знаю эту скалу!

Искореженный металл автоматической станции обнаружила первая экспедиция. Разрушение аппарата списали на шальной метеорит, однако София настаивала, что станция пострадала от града ударов.

– Значит, случился метеоритный поток, – пожал плечами Максим, – а следы их падения занесло песком.

София вписала странное разрушение станции в ее личный перечень марсианских загадок. Пока там значилось всего две.

– Гибель аппарата и исчезновение его отца, – София покосилась на мужа, – но о таком говорить не след... – она провела пальцем по зарубкам. Женщине почудилось, что по скалам мягкого рыжего песчаника прошелся резец.

– Полная ерунда, – рассердилась София, – незачем искать черную кошку в темной комнате, особенно если там ее нет, – яркий луч фонарика мужа бродил по дальним закоулкам пещеры. Софии захотелось что-нибудь спросить.

– Просто, чтобы услышать свой голос, – ей было неуютно, – надо поинтересоваться насчёт спиралей, - разведчики замечали похожие скальные аномалии над расселинами Лабиринта Ночи. Женщина прочистила горло.

– Сейчас и спрошу, – шум становился сильнее, – но что это наверху... – присмотревшись, София замерла.

– Максим, – тихо сказала женщина, – там тоже спираль и что-то вроде тоннеля... – теперь она поняла, что означают зарубки.

– Это знак, - София ринулась к стене, – надо забраться наверх, это похоже на лестницу, - скалы над их головой уходили во тьму, Максим усилил луч фонарика.

– Это еще одна расселина, – скептически сказал Максим, – а что касается спирали, то... – София ловко карабкалась по камням.

– Спирали указывают на входы в Лабиринт, - бросила через плечо жена, - а внутри они означают дорогу дальше... – забросив на плечи легкий рюкзак с провиантом, Максим последовал за ней.

– Встать не получится, – София ползла по расселине, – но камень обработан, – Максим мимоходом приложил ладонь к песчанику.

– Просто более гладкое строение скал, – буркнул он, – нечего придумывать то, чего... – из полутьмы донесся сдавленный крик.

– Максим, здесь, здесь... – он еще отказывался поверить. Небольшой водопад обрушивался в озерцо, на него пахнуло теплой сыростью. София перевесилась из расселины.

– Мы должны все описать, – пробормотала жена, – сфографирова... – полевая камера выскользнула из ее рук.

– София, – заорал Максим, – стой, не надо... – он не успел удержать край ее комбинезона. Плеснула вода озерца, что-то булькнуло.

– Она хорошо плавает, - пронеслось в голове Максима, – нас учили плавать школьниками, хотя на Марсе почти нет воды. Вернее, раньше мы думали, что нет, – оттолкнувшись от края расселины, он ощутил мощное течение.

– Здесь что-то вроде воронки, - Максим растерянно взмахнул руками, – где София, что с ней... – черная вода накрыла его с головой.

Когда Змей прополз по пескам еще безжизненной Мантамары, он оставил за собой следы. Увидев это, Великая Мать расплакалась. Она не хотела, чтобы возлюбленная ее Мантамара хранила отпечатки тела Змея. Слезы Матери падали на Мантамару, становясь реками и озерами. Вода разлилась по равнине, накрыв Змея, однако он спрятался в далеких пещерах.

Атиюрра забыли о наставлениях Великой Матери и презрели Ее имя, и тогда Змей проснулся. Он высосал слезы Матери с Мантамары, оставив ее пустой и бесплодной. Он покинул свое логово и обернулся вихрями и бурями. Тогда атиюрра пали ниц, прося Великую Мать сжалиться над ними, но все было тщетно. Разрушились города и высохло Большое Море. Корабли стали скелетами, атиюрра исчезли в песке и пыли. Только немногие спаслись, скрывшись в горах, рискуя гневом Змея.

Это случилось во Время Видений, однако Змей еще бушует на Мантамаре. Так пели все наши предки, так поем и мы, атиюрра.

У Софии отчаянно болела голова. Она помнила только обжигающе ледяную воду и неудержимое течение водоворота. Женщина пошарила рядом. Пальцы натолкнулись на гладкий камень.

– Похоже на плошку, – София попыталась открыть глаза, – ерунда, я еще не в себе.

Она запустила руку внутрь. Запахло чем-то пряным, живот заурчал. Они с Максимом так и не успели поесть.

София понятия не имела, сколько времени прошло после ее падения. Открыв глаза, она охнула от боли. Тело словно переехала БМР, большая машина разведки. Дуры, как их звал Максим, использовали на базах полвека назад. София видела снимки земных танков. Напоминавшие их БМР давно встали на прикол. Неуклюжие вездеходы потребляли слишком много энергии. БМР хранили на складах баз. София помнила свой первый поцелуй.

– Именно в кабине БМР, – она поморгала, – там тоже было темно, как сейчас.

Чернота вокруг оказалась влажной, теплой. Софии почудился отсвет чего-то янтарного на окружающих ее камнях.

– Словно где-то горит огонь, – она попыталась встать, – может быть, это фонарик Максима... – опять ощупав вещицу рядом, она поняла, что перед ней действительно плошка. Пальцы испачкала какая-то вязкая кашица. София принюхалась.

– Вроде растения, – удивилась женщина, – но если Максим меня спас, если я в госпитале базы, то мне принесли бы пластиковую посуду... – не рискнув облизать пальцы, София вытерла их о еще влажные штаны. В госпитале ее бы переодели.

Очутившись на коленях, она едва не ударилась головой о свод закутка, как о нем подумала женщина. Несмотря на тесноту скал вокруг, ей отчего-то было уютно. София зевнула.

– Словно я в норе, – ей захотелось вернуться на камни, – интересно, здесь еще какой-то сосуд...

Она почти ничего не различала, но очертания вещи напомнили ей кувшин. Внутри плескалась вода. София решила, что они наткнулись на подземное пристанище разведчиков с другой базы. Пути подразделений редко пересекались. На огромном Марсе не обреталось и десяти тысяч колонистов. Софии, правда, казалось странным, что коллеги из дальних мест решили обосноваться в Лабиринте Ночи.

– Но почему бы и нет, – пожала она плечами, – в рейдах нас никто не контролирует...

Разведчики составляли подробную карту Марса и пытались найти полезные ископаемые, однако планета была на редкость бедна ресурсами. Здесь пока не отыскали даже обычного на Луне гелия-3. Первые колонисты надеялись на богатство марсианских недр, однако пока все экспедиции наталкивались только на рыжий песчаник и серый гранит.

В одной из таких вылазок двадцать пять лет назад погибли родители Софии. Ей тогда едва исполнилось полгода. София никогда не видела их лиц. Могилы геологов, попавших в песчаную бурю, тоже не осталось. Трупы ее матери и отца могло унести за тысячи километров от Лабиринта Ночи. Погребенные под камнями и песком тела оставались затерянными на просторах Марса. София невольно позавидовала Максиму. Муж мог навестить уединенный клочок кладбища с одинаковыми надгробьями рыжего песчаника. Ей идти было некуда.

– Мы сблизились с Максимом потому, что мы оба сироты, – женщина обхватила руками колени, – его дед удочерил и меня...

Она все-таки решила выбраться из убежища. Неизвестные ей разведчики могли спасти и ее мужа. Софии все равно казалась странной каменная посуда, хотя на базах многие пробавлялись поделками. Максим смешливо называл вещицы марсианскими сувенирами, хотя никаких туристов на планете ждать не стоило. Разведчики обычно пользовались металлическими емкостями. Софью странно притягивал травяной запах неизвестной ей кашицы в плошке. На базах растения существовали только в оранжереях и в горшках, стоящих в личных ячейках колонистов. У них с Максимом рос плющ. Животных рожденные на Марсе видели только на снимках земной жизни.

– Но никто еще не находил на Марсе растений, – она опять нащупала плошку, – что я делаю, это может быть опасно...

Острый аромат закружил голову, она невольно мазнула испачканным кашицей пальцем по губам. Свет впереди разгорался, становясь все ярче. Кровь хлынула к щекам, заплескалась в сосудах.

– Мне надо добраться туда, – София протянула руки вперед, – я должна прийти к огню... – она с усилием поползла по узкому проходу в скалах.

Случается, что атиюрра теряет семью. Каждое племя хранит Огонь, каждое племя обитает под знаком Змея. Змей не трогает скалы с Его подобием, Великая Мать заботится о несущих ее Огонь. Если атиюрра отстал от племени, если Змей, завладев его разумом, наслал на него пыльное затмение, надо напоить его слезами Великой Матери и накормить листьями тарьяна. Вспомнив Видения, он запоет песнь Мантамары.

Здесь было светлее, чем в скальном закутке. София недоуменно оглядывала выточенную из камня вещицу. Внутри переливались янтарем огоньки. Она попыталась вспомнить земное слово. Голова опять заболела.

– Что-то на Л, – она поднесла руку к виску, – странно, огоньки не нагревают камень...

На пальцах засохла темная кашица. София обнаружила, что притащила с собой плошку и кувшин. Песчаник плошки был ей знаком, но кувшин сделали из прозрачного белесоватого камня. София такого никогда не видела. В плошке осталась горка вязкого варева. Подняв предмет, для которого она так и не нашла имени, женщина осмотрела серые стены. Пространство оказалось круглым. София помнила проход, по которому они добрались к водопаду.

– Озеро где-то недалеко, – до нее опять донесся шум воды, – я сказала Максиму, что стены расселины слишком гладкие, словно их обработали, – здешний камень был таким же.

Свет огоньков выхватывал непонятные Софии знаки, выписанные охрой. На рисунках летали странные птицы с четырьмя крыльями, распахивали паруса корабли, фонтаны воды били в лазоревое небо. Краска была яркой, праздничной.

Вокруг фонтанов росло легкое кружево изукрашенных резьбой городов с арками и верандами, с остроконечными крышами и вертящимися флюгерами, городов Мантамары.

София понятия не имела, что за слово она сейчас сказала вслух.

– Мантамара, – повторила женщина, – тарьян, – она взялась за плошку, – бунна наму, – они плескались в йонге, – виррири, – он горел в юйе, – что со мной, где я...

За ее спиной что-то зашуршало, янтарный свет стал ярче. София обернулась. Женщина ее роста носила тканую накидку, изукрашенную лазурью и охрой. Темные, подернутые сединой волосы она заколола каменным гребнем. Она подняла юйе. София напрочь забыла земное слово для вещицы. В черных глазах женщины заиграли огоньки.

– Надей нава, – она назвала Софию ребенком, – мирил о атиюрра, – София открыла рот. Кровь запела, она часто задышала: «Наму?». Женщина печально покачала головой.

– Уули. Беема... – она протянула руку Софии, – надей, Силла ло Тоор.

 

Максим понятия не имел, как он оказался в темном, влажном пространстве. Прислушавшись, он понял, что водопад где-то рядом. Он точно видел поток воды.

– Голова у меня в порядке, – разведчик ощупал затылок, – я все хорошо помню. Меня унесло в водоворот, но где София... – он озабоченно оглянулся. Пошарив рядом, Максим нашел свой насквозь промокший рюкзак аккуратно уложенным на камни.

Никто не предполагал, что, кроме скудных источников, на Марсе могут найтись подземные реки или озера. Максим напомнил себе, что они исследовали едва ли один процент территории планеты. Колонисты жались к базам. В поколении его отца в дальнюю разведку отправлялись чаще.

– И чаще из нее не возвращались, – Максим вздохнул, – немудрено, что такие экспедиции запретили.

Он решил, что попал во временный лагерь кого-то из ребят с севера или с западной экваториальной базы. Оставалось неизвестным, что коллеги забыли так далеко от их привычных районов. Подтянув к себе рюкзак, Максим обнаружил сухие пайки нетронутыми и такими же сухими.

Галеты на базах делали из водорослей. Хлорелла обеспечивала едой уже четвертое поколение колонистов. У ровесников Софии и Максима рождались дети, однако они сами пока о таком не задумывались. Напомнив себе сберечь паек жены, он жадно жевал зеленоватые галеты. Мясо тоже было искусственным, выращенным в лабораториях базы.

Припав к фляге с водой, Максим проверил анализатор. Браслет мирно горел зелеными огоньками. При температуре в двадцать пять градусов влажность здесь была почти стопроцентной. Он не сомневался, что парни и девчонки устроили себе курорт.

– Я тоже не побежал бы докладывать начальству о таком местечке, – ухмыльнулся Максим, – но все тайное рано или поздно становится явным.

Попытавшись встать, он обнаружил, что почти касается головой каменного свода. Закуток был тесным, но неожиданно уютным.

– Однако хватит прохлаждаться, – он забросил рюкзак на спину, – надо отыскать Софию, – Максим был уверен, что разведчики, обжившие подземелье, позаботились о жене.

– Можно было бы съесть ее долю. Наверняка, у здешних ребят найдется не только хлорелла, но кое-что поинтереснее, – среди скал что-то блеснуло, Максим насторожился, но успокоил себя.

– Это фонарик, пришел кто-то из разведчиков, – шагнув вперед, он позвал: «Сабуров, Содружество».

– Я знаю, – голос был незнаком Максиму, – здравствуй, – ростом он был вровень разведчику.

– Ему за пятьдесят, – понял Максим, – кто он такой? В разведке почти нет колонистов старше сорока, – обзаведясь семьей, люди предпочитали менее опасные занятия. Его светлые волосы подернула седина, неизвестный неожиданно носил бороду.

– Словно это я, – Максим отступил к стене,– только постаревший. Невозможно, он пропал четверть века назад, – он коротко улыбнулся: «Сабуров, Содружество. Михаил Сабуров. Добро пожаловать, сын».

Здесь янтарных огней оказалось больше. По уступам вырубленного в скале пространства расставили лампады из неизвестного Максиму прозрачно-белого камня. Вещицы украсили тонкой резьбой. Стены расписали охрой и лазурью. Арку входа закрывало тканое полотно, вышитое такими же цветами. Огоньки переливались в воздухе, Максим вытер лицо рукавом еще мокрой рубашки.

– Рядом водопад, – пробормотал он, – здесь везде... – отец согласился: «Влажно». Он неловко коснулся плеча Максима.

– В последний раз я видел тебя, когда ты был младенцем, но я знаю, что мои родители, – его лицо помрачнело, – умерли. Я иногда выхожу, – отец повел рукой над головой, – на поверхность. Я навещал ваше кладбище, – Максиму показалось, что отец запнулся, – видел их могилу и могилу твоей матери... – отец забрал с уступа лампаду.

– Садись, милый, нам надо поговорить, – Максим откровенно не знал, как начать.

– Надо спросить, где София, – пронеслось у него в голове, – почему он здесь, почему он в такой одежде... – отец носил тканый плащ, выкрашенный охрой. У Максима запершило в горле, разведчик откашлялся.

– Что это за минерал, – он и сам не знал, отчего заинтересовался камнями, – я такого никогда не видел... – отец покачал головой.

– Виррири не радиоактивен. На поверхности он не встречается, но под землей его много. Это неиссякаемый источник энергии, – Максим открыл рот, – он дает тепло тысячелетиями... – отец улыбнулся.

– Спирали, которые вы видели, отмечают его месторождения. Вокруг залегла большая жила, поэтому здесь даже жарко, – Максим недоуменно спросил:

– Но кто высекал эти спирали... – он обругал себя за интерес к мелочам

– Надо спросить о самом главном, – велел себе разведчик, – где София?

Максим так и сделал. Отец явственно замялся.

– Мы скоро ее увидим. Ты все поймешь, – Сабуров помолчал, – я надеюсь, что поймешь. Тебе многое предстоит узнать. Скажи мне, – отец зорко посмотрел на Максима, – вы напарники по патрулю?

Разведчик растерянно ответил:

– Мы выросли вместе, она тоже сирота. Ее родители погибли в геологической партии, когда она была младенцем. Мы напарники, но мы и поженились три года назад... – янтарный свет стал ярче, огоньки в лампадах затрепетали. Отец приложил ладонь к скалам. Максиму послышался далекий, знакомый голос.

– Это поет твоя жена, – тихо сказал отец, - Силла ло Тоор. Ее народ высек эти спирали. Она атиюрра, Максим. Марсианка.

 

Ароматная кашица в резной миске пахла чем-то сладким. Отец велел: «Оставь свою хлореллу в покое». Максим все еще пытался вытащить из рюкзака сухой паек. На низком каменном столике теснились плошки и сосуды. Отец подал ему ложку, неожиданным образом оказавшуюся металлической.

– Света от виррири хватает, чтобы содержать подземные плантации, – объяснил Сабуров, – это вроде нашей пшеницы.

Делянка пшеницы росла в оранжерее базы, однако Максим никогда не пробовал хлеба. Детей приводили в оранжерею на экскурсии. Он знал только галеты из хлореллы и искуственное мясо. Максим слышал от биологов, что земные растения приживаются в рыжей марсианской почве, однако на базе не собирались, по выражению начальства, разбазаривать воду зря. Лаборатории «Содружества» производили достаточно синтетической еды. Детям выдавали искуственные витамины. На новый год и День Высадки, местный марсианский праздник, колонисты получали кое-какие земные продукты. Максим знал вкус яблок и шоколада.

Темная паста в маленькой плошке рядом с ним на вкус напоминала именно шоколад. Отец заметил:

– За несколько тысячелетий атиюрра возродили свою цивилизацию под землей. Здесь все написано, – он достал из ниши в скале что-то вроде книги, – вернее, напечатано.

Максим листал тканые страницы. Неизвестные ему знаки вились по строчкам. Картинки были на удивление яркими. В небесной лазури плыли четырехкрылые птицы, в долинах били фонтаны воды. Кружевные города теснились на уступах скал. По выложенным плитами дорогам двигались запряженные мощными животными многоэтажные экипажи. Кузнецы били молотами по листам металла, в печи играли янтарем знакомые Максиму огоньки. Величественные корабли разворачивали паруса. Острова в океане соединяли легкие разводные мосты. Изумрудная зелень лугов обрамляла разливающиеся на равнинах реки. Он поднял глаза.

– Почему, – Максим поискал слово, – так? Что случилось, – он вспомнил безжизненную пустыню на поверхности, – куда все делось?

Отец тяжело вздохнул.

– Атиюрра ничего не помнят, милый. От Времени Видений остались только легенды. Скорее всего, произошла природная катастрофа, потом начались войны. Население истребляло друг друга, а остатки его спрятались под землю и с тех пор – Сабуров повел рукой, - они застыли в развитии.

– Немудрено, – отец повертел ложку, – вокруг не так много ресурсов. Однако они сохранили книгопечатание, кузнечное ремесло, – он показал на металлические украшения каменного переплета, – ткацкие станки. Они унесли с собой растения, увели кое-каких животных. Они знают горы, как свои пять пальцев. Здесь встречается и серебро и железная руда и целебные источники... Они знали о нашем прибытии и находили наши автоматы. Атиюрра похожи на нас, милый. Ты сам теперь понял, что их не отличить от землян, – Сабуров смутился.

Максим нахмурился.

– Но как София, – он поправил себя, – то есть Силла попала на базу? Она была младенцем и не могла сама выйти из пещер... – отец отвел глаза.

– Атиюрра избегают появляться наверху, – неохотно сказал Сабуров, – они боятся бурь. Считается, что человек, попавший в бурю, забывает прошлое, у него случается пыльное затмение. Но иногда они выносят маленьких детей в укромные места, чтобы те увидели солнце...

Максим отхлебнул из каменного стакана. Вода приятно холодила рот, пощипывала губы пузырьками.

– Если ее родители погибли в буре, – недоуменно сказал разведчик, – то как выжила она сама и кто ее нашел...

Сабуров тяжело вздохнул.

– Ее родители действительно погибли. Их убили я и твоя мать, Максим.

 

Рыжая марсианская пыль секла поцарапанный визор ММР-1, малой машины разведки первого поколения. Маргарита Сабурова уверенно вела вездеход по каменистой пустыне очередной расселины.

– Здесь ничего нет, Михаил, – скептически сказала женщина, – так называемые спирали – плод воображения твоих приятелей.

Сабуров внимательно следил за окрестностями. Мигал коммуникатор на коленях, красная точка ММР неумолимо ползла по карте. В левом верхнем углу виднелась переливающаяся зеленым спираль.

– Ребята точно видели рисунок, – крикнул Сабуров, – он может оказаться скальной аномалией, то лучше все проверить!

Жена пожала плечами.

– Я не геолог, а метеоролог. Вернее, я сейчас твой шофер без права голоса, – Сабуров расхохотался, – но не стоит искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.

Михаил привык к колкостям жены и отца. Остальные колонисты тоже подшучивали над его уверенностью в том, что рано или поздно они натолкнутся на марсиан. Сабуров признавал, что безжизненная планета не располагает к оптимизму. На Марсе пока не нашли даже беспозвоночных животных или насекомых.

– Да что там, – он вглядывался в серые скалы, – здесь нет даже лишайников или мхов. Хотя мы пока не забирались в пещеры, а там может найтись и примитивная жизнь и не только примитивная...

Приборы геологов обнаружили глубокие пустоты в горах Лабиринта Ночи. Пока колонисты регенерировали воду. Лёд в полярных шапках оставался таким же недосягаемым, как и во времена, когда человечество только мечтало о полетах на Марс. Сабуров считал, что под землей может найтись и вода.

– Это подходящие условия для жизни, – он вгляделся в бледно-голубое небо, – надо же, какой сегодня хороший день, словно на Земле...

Вездеход неожиданно вильнул, Маргарита заорала: «Стреляй! Там что-то движется, стреляй!». Они не носили кислородных масок. Атмосфера на Марсе была, как говорил отец Сабурова, относительно пригодной для дыхания. Михаил, не задумываясь, выхватил стандартный пистолет разведчиков. Патрули носили оружие больше по привычке. Стрелять на Масе было совершенно не в кого. На экваторе не стоило ждать парней и девчонок с других баз.

– Мы слишком далеко друг от друга, – жена остановила вездеход, – это может быть неизвестная форма жизни. Нельзя рисковать, вдруг перед нами неизвестная форма жизни, – среди острых скал мелькнуло что-то светлое, Сабурову послышался голос.

– Мне все чудится из-за волнения, – вспышка пистолета Маргариты пронеслась мимо него, – здесь нет разумных существ, кроме нас...

Скалы взорвались багровым огнем, под ноги посыпались осколки камней. В наступившей тишине отчаянно заплакал младенец.

 

Отец подвинул Максиму каменную фляжку.

– Настой пещерных трав, – он тяжело вздохнул, – когда мы с твоей матерью поднялись в скалы, родители Силлы уже были мертвы. В то время разведчики стреляли без промаха, нас хорошо готовили, – Максим мимолетно вспомнил, что у них с Софьей не было оружия. Патрули давно прекратили выходить в рейды с пистолетами.

– Ты будешь нас винить, – тихо сказал старший Сабуров, – и правильно сделаешь. Мы были несовершенными людьми, Максим. Мы едва высадились на планете, со всем багажом, накопленным человечеством. Кое-что из нашего опыта, – он поискал слово, – не стоило тащить за собой. Пей, – Сабуров коснулся руки сына, – настой безопасен, он вроде нашего вина...

Темная жидкость оказалась неожиданно приятной на вкус. Максим облизал губы.

– Но почему, – его голос дрогнул, – почему ты здесь, папа, – Максим привык считать своего отца героем. Дед и бабушка много рассказывали ему о погибших родителях.

– Почему ты не мог остаться на базе, – требовательно спросил Сабуров, – и что случилось с мамой... – отец смотрел мимо него.

– Ты никого не убивал, – утвердительно ответил Сабуров-старший, – ты не знаешь, что это такое. Мы с твоей матерью договорились уйти в изгнание. Жить с грузом вины, – он сгорбился, – было невозможно. Для остальных мы придумали историю о попавших под обвал геологах с другой базы. Тогда колонисты не видели дальше собственного носа. Никто не заинтересовался выжившей сиротой.

– Никто, – его сильная рука сжалась в кулак, – кроме твоего деда. Ему было не навешать лапши на уши, – Сабуров-старший горько усмехнулся, – его поколение воевало на Луне и собиралось воевать на Марсе. Сначала их ждало разочарование, на планете не с кем было сражаться...

Отец вытряхнул в чашку последние капли из фляги.

– Сначала твой дед хотел отправить малышку в лабораторию как подопытное существо, однако мы уговорили его подождать. Он поставил нам ультиматум. Через месяц он планировал большую экспедицию в Лабиринт Ночи, намереваясь найти племя Софии и уничтожить его. Помогла твоя бабушка, – отец потер лицо руками, – она тогда возглавляла госпиталь. Она уверила деда, что София ничем не отличается от землян.

Максим возмутился.

– Но так и есть! Почему дед считал, что марсиане, – разведчик поправил себя – то есть атиюрра, могут быть опасны?

Отец невесело ответил:

– Ты судишь по меркам твоего поколения, совершенных людей, – Максим что-то пробормотал, – а твой дед стрелял на лунной войне и у него не дрогнула бы рука сжечь всех атиюрра на Марсе, то есть на Мантамаре. Их немного, – добавил отец, – тысяч десять, но это больше, чем землян, даже сейчас. Мы с твоей матерью договорились бежать в Лабиринт Ночи, забрав тебя и Софию. Мы назвали ее так в честь твоей второй бабушки, погибшей на Луне...

Лунная война случилась до широкого применения квантовой энергии. Земные государства, осваивавшие спутник, пытались поделить зоны разработки полезных ископаемых на спутнике. Максим смотрел в потухшие глаза отца.

– Почему ты ушёл один? Что случилось тем вечером, когда мама поднялась на поверхность...

Сабуров-старший дернул щекой.

– Твой дед отправился вслед за ней. Я не знаю, что произошло, однако он вернулся вниз с окровавленными руками. Он объяснил, что поранился при спуске, однако я ему не поверил.

– Я хотел пойти наверх, однако он встал у меня на пути с оружием, – Сабуров закрыл глаза, – твоя бабушка была на дежурстве. Я оттолкнул его, он выстрелил в меня... Я добрался наверх раненым и застал твою мать при смерти. Мой отец пытал ее, выспрашивая, где мы встретили семью Силлы. Твоя мать молчала, и тогда он разбил ей голову камнями.

– Начиналась пыльная буря, – отец заплакал, – твоя мать умерла на моих руках. У меня случилось затмение, если говорить языком атиюрра. Я потерял сознание и очнулся уже здесь, – он поднялся, – атиюрра спасли меня, хотя они боятся штормов и я убил их соплеменников, – отец стоял спиной к Максиму, переставляя лампады на скальных выступах.

– София была в безопасности, – глухо сказал он, – мой отец понимал, что младенец ничего не помнит и не знает. То есть она знала, – за тканой завесой что-то зашуршало, – атиюрра все помнят с рождения, а если забывают, то им дают отвар растения, посаженного их отцом и слезы их матери...

Сабуров-старший повернулся.

– За двадцать пять лет я выучил их язык, узнал их обычаи, прочёл их книги и рассказал им о Земле и Луне. У Силлы здесь осталась тётя. Твоя жена вернется к своему племени, а ты...

Ткань решительно отдернули. На ее коротко стриженые темные волосы водрузили что-то вроде диадемы. Серебристый металл переливался зелеными огоньками. Максим часто говорил жене, что ее глаза напоминают лесной мох.

– Который я видел только на снимках, – понял он, – но сейчас её взгляд совсем изумрудный, – шагнув вперед, Силла гневно сказала:

– Его жена вернется с ним к другому своему племени, – Максим открыл рот, – надей, ааринго, – Сабуров отчего-то понял, о чём говорит жена. Он еще успел бросить через плечо:

– Мы скоро приедем, папа. Я на тебя не в обиде, но сейчас надо объявить общее совещание баз, надо решить... – сейчас Сабурову надо было решить только одно.

– Ааринго, – он спрятал лицо в ладонях жены, – я выучил первое твое слово, – Максим всхлипнул, – если ты не хочешь, ты не должна... – Силла покачала его.

– Только ааринга, – Сабуров понял, что она улыбается, – у нас юноша плачет, когда объясняется в любви девушке, а женщина плачет, когда у нее появляется дитя. Эти слезы собирают и хранят в вечном льде, на случай, если атиюрра потом забудет, кто он такой. Я всё вспомнила, ааринго, а остального я никогда не забывала, – Силла обняла его, – и не забуду. Надей, – повторила она, – буря закончилась, нас ждут на базе...

Сабуров все же остановился рядом с провалом, над которым виднелась спираль.

– Отец говорил, что мне надо посадить какое-то растение, – озабоченно сказал он, – для нашего будущего малыша... – он вспомнил слова отца о совершенных людях.

– Мы еще не такие, – Максим не отпускал ладонь Силлы, – может быть, наши дети станут ими. Наши дети, – он ловил удары ее сердца, – уже не земляне и не первые, уже не атиюрра, – Силла пообещала:

– Посадишь. Я тебе все расскажу и покажу. Моя тётя глава племени, моя семья устроит большой праздник, – над каньоном простиралось прозрачное вечернее небо. Красный диск солнца закатывался за острые зубцы скал. Датчики ММР безмятежно светились, машину засыпал рыжий песок.

Держась за руки, марсиане пошли откапывать свой вездеход.