Корень деструкции

— Транспортный крейсер B-115 «Гермес» вызывает ближайшие колонии, повторяю, транспортный крейсер B-115 вызывает ближайшие колонии! — испуганный голос пилота звенел, ударяясь о дрожащую внутреннюю обшивку корабля. — Протечка в реакторной, запрашиваем аварийную посадку! Запрашиваем аварийную посадку!

В кабину влетел капитан, волоча за собой подвернутую накануне ногу, его глаза горели нестерпимой яростью. Седые кудрявые волосы клочками выбивались из-под фуражки, придавая ему совершенно неопрятный вид.

— Донал, чего встал?! — он рявкнул на меня, вытирая лоб рукавом. — Дуй к кибернетикам, не хватает адьюторов!

— Но сэр… — от страха я замер перед ним, не в силах пошевелить языком.

— Никаких «но»! Бегом марш на нижнюю палубу!

— Экспериментальная колония №25-41 экзопланеты «H-652» на связи, — кабина заполнилась шипением динамика, — ЦУП посадку разрешает, высылаем координаты платформы, мы следим за вашей траекторией! Готовьтесь ко входу в атмосферу!

— Борт B-115 принял, ожидаю координаты, сбрасываю тягу! — пилот со свистом выдохнул весь воздух из легких и принялся бегать руками по бесчисленным рычажкам аппаратуры. Сирена пронзительно заревела, вторя мигающим сигнальным огням.

Я стоял как вкопанный, не зная, что делать. В академии отдельным курсом мы проходили всевозможные чрезвычайные ситуации на борту и методы их преодоления, но на симуляторе никогда не было такого наплыва адреналина. Все же мы прекрасно понимали, что при неудачной попытке запаивания треснувшей обшивки или некачественной починке сдохших аппаратов жизнеобеспечения, мы просто сойдем с борта симулятора, получим на орехи от куратора и пойдем на пересдачу с опущенным носом, думая о том, какая несчастная у нас судьба.

Здесь, на корабле, буквально в нескольких сантиметрах от бескрайней пустоты, любое происшествие, будь это даже выход из строя очередного самого дешевого автомата, на котором транзитная компания решила безжалостно сэкономить, заставляет тебя взмокнуть с ног до головы так, как не потеют даже курсанты перед итоговыми экзаменами. Все же, к такому нас никогда не готовили, и я не уверен, что когда-нибудь смогут, подобные вещи постигаются только с опытом, как бы печально это ни звучало для юных практикантов.

— Донал! — капитан схватил меня за плечи и дважды встряхнул. — Приди в себя! Нам нужен инженер на нижней палубе, слышишь?

Ступор рассеялся как утренний туман, мозг включился в работу, а мускулы получили резкий удар нервных импульсов.

— Да, сэр! — наконец я смог шевельнуться, выпалил ответ на команду и на первой космической вылетел из кабины, на уровне рефлексов отыскав нужное направление.

Пробегая по коридору к лестнице на другую палубу, я дважды чуть не сбил с ног престарелых пассажиров-ученых, в спешке упаковывавших свои записи, спасая аппаратуру от участи превратиться в хлам при посадке. Они одарили меня недобрыми взглядами, на которые мне, впрочем, всегда было плевать: очень уж я не люблю этих напыщенных институтских упырей с их тонкими пальчиками и очками в золотой оправе. Бррр…

На нижней палубе кипела работа, по крайней мере, создавалось такое ощущение, ибо на нашем корабле было всего три настоящих кибернетика, но носились они с такой скоростью, что казалось, будто целая отдельная команда механиков собирает и отлаживает работу адьюторов – универсальных бортовых ассистентов, фактически – роботов-помощников, выполняющих самую тяжелую работу на борту. Пусть это и совсем простенькие машины, выдаваемые в распоряжение совсем простеньким кораблям, но не отметить их заслуг при исправлении неполадок, связанных с радиацией, опасными химикатами или огромными температурами, нельзя. Потому так много внимания уделяется исправности автоматов и поэтому же на борту любого корабля обязаны присутствовать компетентные кибернетики.

Первым меня заметил Нолан – парень чуть старше меня, недавно закончивший академию. Мы учились рядом много лет, но по-настоящему сдружиться смогли лишь после нескольких совместных полетов: я летал в качестве практиканта, выполняющего роль инженера-механика, Нолан уже был кибернетиком, причем довольно неплохим. Ну и, само собой, из-за схожести имен и небольшого возраста нас с ним постоянно путали.

— Донал! Ты как всегда сама скорость, — он хлопнул меня по плечу и приветливо улыбнулся. — Мы только что закончили.

— Вот черт… извини, — я опустил голову.

— Не переживай, все в порядке, — парень по-отцовски потрепал меня за волосы. — Ты мне лучше скажи, что это за экспериментальная колония такая, куда мы направляемся?

— Понятия не имею. Капитан был не в настроении мне что-то рассказывать, сам понимаешь…

— Это да, он совсем озверел после той фигни с ногой, — Нолан присел к стене, рядом с косяком переборки, и уперся в нее затылком. — Ты видел, как он наорал на того физика?

— Не, не видел, — я опустился рядом с кибернетиком, — свалил почти сразу, как весь балет начался, не хотелось под горячую руку попасть.

Нолан рассмеялся.

— Надо же было поставить рядом с выходом из капитанской библиотечную тележку… то-то старик устроил этому Генриху!

Внутрь помещения просунул голову второй кибернетик, его имени я не помнил. Летали вместе первый и последний раз, потому в голове отпечатались только его пышные, напомаженные неизвестно чем усы и тонкая козлиная бородка. Уж не знаю, пытался ли он походить на какого-нибудь карикатурного герцога из книжек по истории, но сдерживать смех при виде такой физиономии получалось только после недели-другой совместного проживания на корабле.

— Молодые люди, по-моему, вам пора занять свои места, — его дрожащий тенор резанул по ушам так, словно какой-то нерадивый ученик с усердием проскоблил меловую тропинку на доске.

Мы синхронно кивнули и, не без труда поднявшись на ноги, поспешили наверх, в рулевую рубку.

Кресла всех инженеров находятся в рулевой, всегда рядом с пилотом и командиром, для удобства координации действий на борту. Не то чтобы это когда-нибудь помогало… но на корабле лучше перебдеть: паранойя и излишняя предусмотрительность при конструировании только приветствуется, по крайней мере, у меня всегда было такое ощущение, еще с первых чтений инструкций по поведению экипажа.

— Все на месте? — пилот вытянулся так, чтобы видеть нас со своего кресла.

— Все, — командир кивнул ему и повернулся к своему экрану. — Каюты готовы. Начинаем. Всем пристегнуться!

Как только ремень коснулся пряжки и плотно опоясал торс, волнение сразу начало уменьшаться, а привычная тряска в коленях ушла после пары глубоких вдохов. Теперь-то от меня ничего не зависит, так проще свыкнуться даже с самой непростой ситуацией, ведь процессом рулят опытные люди с сединой на висках, налетавшие уже невесть сколько лет.

Я бросил краткий взгляд на планету в иллюминаторе – она оказалась вполне похожей на Землю, но, что не редкость для только что обжитых экзопланет, выглядела как-то нелепо и очень неуклюже, ибо всю эту скудную, пестрящую как заплатки на старом одеяле, зелень выводили искусственным путем для обитающих здесь колонистов. И все же, очень любопытно, какие тут проводят исследования?..

— …видим вас на радаре, «Гермес», площадка готова, идете по касательной!

— Принял, снова сбрасываю! Фиксирую перегрев! — пилот дрожащими руками хватал регуляторные рычаги, пытаясь выровнять тушку корабля.

— Видим траекторию, хорошо заходите, — на заднем плане диспетчерской слышались возгласы местных жителей колонии: мы их интересовали не меньше, чем они нас.

— Принято, разворачиваюсь от кормы, — корпус начало кренить, и без того сильно дрожащая обшивка заскрежетала, в кабине стало душно. — Всем приготовиться!

Я вцепился в подлокотники кресла и закрыл глаза. Никогда не любил этот момент, с самого начала… после того, как меня вывернуло на симуляторе при вступительных экзаменах, член приемной комиссии без задней мысли сказал, что у меня нет шансов стать астронавтом. Хотел бы я сейчас взглянуть ему в глаза и спросить, о чем он думал, давая мне такую сильную мотивацию продолжать бороться.

— Положение стабильное, входим под девяносто, к посадке готовы, — командир взглянул на меня, я заметил легкую улыбку на его лице и почувствовал облегчение, хотя, впрочем, это мог быть мираж.

Из динамика вырвалась пара неразборчивых звуков, на которые пилот громко выпалил: «Понял!» и без предупреждений выставил программу снижения.

Не найдя для себя никакого увлекательного занятия, я снова прикрыл глаза и тут же ощутил будто бы жужжание работающих на полной мощности кормовых дюз. Садимся, неужто все обошлось…

Мозг будто бы ждал этого мимолетного мгновения: сознание улетело куда-то далеко-далеко, пробежало по мягким земным облакам, плывущим по теплому летнему воздуху Балтимора и, подлетев к саду около небольшого кирпичного домика, улеглось под зеленую крону груши… Интересно, срубили они ее или пожалели? Может, съездить туда как-нибудь? Давным-давно не возвращался на родину, хотя когда-то души в этом доме не чаял. Помню, как сказал родным, что хочу пойти в астронавты и поступить в Академию… Мама была шокирована моим неожиданно смелым решением. Никто и подумать не мог, что такой хиленький, неуверенный в себе мальчишка выдержит подобное испытание каленым железом, но я смог. Смог побороть и симуляторы, и итоговые экзамены при «кафедральных монстрах», и бесконечные изнурительные тренировки, и даже переборол стыд на своем первом свидании со звездами!

Чувства к космосу всегда были… неоднозначны. МОИ чувства. Старшие товарищи уже не испытывают трепета к звездам, не остается у них в груди теплого чувства первой любви и это вполне понятно: настолько недосягаемы эти блестящие камушки космического ожерелья, что спустя некоторое время начинаешь всей душой ненавидеть их за надменную красоту, которую тебе не суждено познать, ведь ты везешь воду колонистам, облизывающим очередной квадратный километр пустынного камня, предположительно содержащего в себе полезные ископаемые, которых, зачастую, никто не находит.

А я все плыл и плыл, подгоняемый теплым, манящим океанским бризом, пока меня не вернул в реальность толчок в плечо.

— Донал, ты в порядке? — капитан стоял, склонившись над креслом, в съехавшей на бок фуражке. — Ты отключился. Может, к врачу сходишь?

— Я… в порядке. Наверное, замечтался и уснул. Прошу прощения.

— Ничего. Посадка вышла мягкой, к нам приставят ремонтников, выяснят, в чем была проблема, все залатают. Тут стоит крупный исследовательский центр, все спецы ринулись к нему, можешь тоже сходить. Тебе все покажут, — командир развернулся к выходу. — Ах, да, Нолан ждет тебя снаружи. Сходите в кафетерий, перекусите, пока есть время, — он протопал в коридор, послышался скрип шлюза.

Надо же, как меня сморило, прямо в самый тяжелый момент… Иногда сам удивляюсь своему организму.

С хрустом в коленях я поднялся с кресла и, скорчив усталую гримасу, вышел с корабля.

На пристани было немноголюдно, туда-сюда ходила одна и та же группка механиков в запятнанных комбинезонах, а у центра исследований, возвышающегося как горный хребет, стояли вездесущие люди в белых халатах, вызывающие даже на таком почтительном расстоянии необъяснимое уважение.

— О, а вот и наш соня, — Нолан подошел с края платформы и похлопал меня по плечу, — все хорошо? Голова не кружится?

— Ой, да хватит уже… — я шуточно насупился, кибернетик рассмеялся.

— Ладно, понял, пойдем, прогуляемся.

Мы отошли от ракеты и направились в сторону центра, подгоняемые сильным ветром.

— Атмосфера тут хорошая, — Нолан сделал глубокий вдох. — Говорят, кислорода почти тридцать два процента. Прекрасно.

— Это все, конечно, хорошо, — я невольно поморщился от очередного дуновения, — но вы хоть выяснили, что тут исследуют?

— Капитан решил не углубляться, — мой товарищ пожал плечами, — говорят, какие-то социальные механизмы. Видишь вон те здоровенные купола? Это, как я понимаю, зоны содержания колонистов, хотя больше похоже на искусственные горы…

— То есть их на группы делят что ли? Странно…

Обычно жителей колонии стараются никак не разделять, чтобы в случае чрезвычайных ситуаций можно было эвакуировать всех сразу или мобилизовать на борьбу с общей угрозой, а тут…

— Видимо, изучают какие-то факторы влияния среды, — Нолан снова сделал отрешенное лицо, — легче спросить, чем индуктивные догадки строить.

— Звучит как что-то не очень законное… Изучение фенотипических изменений человека с использованием искусственно созданной среды.

— Вон белые халаты стоят, — кибернетик мотнул головой в сторону входа в кампус, — идем, разузнаем побольше, все равно делать нечего.

Нолан пошел вверх по лестнице и помахал рукой стоящим на том конце ученым, они ответили тем же. Похоже, практиканты.

— Эй, здрасьте, — кибернетик подошел ближе и пожал руки нашим новым знакомым, я последовал его примеру.

— Здравствуйте, здравствуйте, — молодые люди улыбались так, будто ждали нашего прихода с самого утра. — Вы, значит, с Гермеса?

— Все верно, — напарник приветливо улыбался в ответ. — Я Нолан, кибернетик, а это мой друг, Донал, инженер-механик.

— Очень приятно. Мое имя Матиас, это Вильгельм. Мы здесь на своеобразном научном туре, изучаем острые социальные проблемы и методы их решения, данная колония давно развивает эффективные пути преодоления главных общественно-экономических несоответствий. Если хотите – можете прогуляться с нами по центру, скоро придет директор и начнем экскурсию, — Матиас выглядел весьма увлеченным, но впечатление производил не самое приятное.

Что-то в его чисто северном, гладко выбритом лице выдавало некую… жестокость или, может, нечто другое, нечто худшее. Впрочем, это вполне могло оказаться пустым домыслом моего полусонного мозга.

— Мы-то с радостью прогуляемся, а, Донал? — Нолан ткнул меня плечом.

— А? Да, с радостью… — я отошел от минутной задумчивости. — Ребят, а вы откуда прилетели?

— С Земли, откуда ж еще, — на этот раз заговорил Вильгельм, — НИИ имени Рёпке, собираем статистику по колониям, изучаем предложения. Здешний директорат заинтересовал наших ученых какими-то новыми методами разрешения проблем сохранения мира и увеличения производительности колоний, более никакой информацией не располагаем.

— Ого… «Рёпке» – престижный институт, — напарник снова ткнул меня, — мы с вами пройдемся.

Вильгельм оценивающе обводил нас взглядом, пока Матиас все с той же увлеченностью рассказывал об их учебе, но я пропустил все мимо ушей, слишком много мыслей вилось вокруг местных исследований.

— О, а вон и директор, — парни синхронно повернулись к высокому мужчине, идущему по лестнице. — Добрый день, мистер Леманн.

— Добрый, добрый, — директор приблизился к нашей группе, на его лице играла та же улыбка, что и у наших новых знакомых. — Вы, молодые люди, должно быть, из «Рёпке», а вы… — Леманн обратил взгляд на нас.

— Мы с Гермеса. Совершили аварийную посадку, теперь ходим, осматриваемся, — Нолан попытался установить контакт.

— Ах вот оно что… да, мне докладывали, — директор приглашающе указал на вход в кампус, — присоединяйтесь к нашей экскурсии, думаю, вам будет интересно.

— Почтем за честь, — кибернетик пихнул меня к раздвижным дверям и, выпрямившись, пошел следом.

Волнуется, ишь ты…

Белоснежное помещение, со всех сторон обитое стеклянными прямоугольниками стен, пестрело смотрящей с поверхности планеты декоративной растительностью, которая раскидывалась по всей площади долины, насколько хватало глаз. Не успев пройти через турникеты, мы с Ноланом оказались буквально подхвачены под руки двумя миловидными лаборантками, которые, с неизменной улыбкой, выдали нам по халату: по доброй традиции, мой оказался велик настолько, что края рукавов пришлось закатать на несколько сантиметров, хотя Нолану новая одежда пришлась впору даже без регулировки талии. Ох уж этот дресс-код…

— Прошу, сюда, — директор указал на коридор, ведущий в главный блок центра, Матиас и Вильгельм отправились за ним, мы – следом.

Блок оправдывал все ожидания: высокий куполообразный свод, мощные стеклянные стены, куча людей в халатах и такая же куча поставленных кластером аппаратурных кабинок, внутри которых постоянно копошились местные статисты. На общем фоне выдавалась только одна существенная деталь – по кругу из здания выходили коридоры, направленные в те гигантские непрозрачные купола, которые я заметил еще на площадке, а над входом в каждый из этих тоннелей висела табличка с… именем? Что это вообще такое?..

Леманн встал перед толпой ученых и, откашлявшись, взмахнул руками, привлекая внимание.

— Доброго утра, коллеги, очень рад, наконец, увидеть вас в нашем исследовательском центре, надеюсь, вы уже успели познакомиться с корпусом и друг с другом. Как вы наверняка знаете, меня зовут Берхард Леманн, я имею честь представлять сей комплекс как его директор и буду отвечать на ваши вопросы сегодня. Знаю, многие люди могут довольно предвзято относиться к разработкам в сфере социологии и экономики, но, уверяю вас, еще никто не смог достичь таких же показателей производительности, как мы в этом центре, посему, прошу вас выслушать меня. Первым делом, уверен, у многих вызывают вопросы коридоры, находящиеся позади меня, — директор хищно оскалился и провел рукой по волосам. — Позвольте объяснить принцип работы комплекса. Наша колония насчитывает всего около десяти тысяч человек, живущих группами по две-три тысячи вон в тех куполообразных сооружениях, которые хорошо видны через стекла, а тоннели – это проходы к нашему транспортному узлу, собирающему центры в единую сеть. Купола носят свои названия: тот, что справа, самый крупный, – «Церера», рядом с ним – «Феб», чуть левее «Люцина», «Минерва», и, наша жемчужина, «Марс».

Жестикуляция Леманна выдавала в нем опытного оратора: хотя все существо его источало сдержанность и спокойное дружелюбие, движения рук и, в особенности, мимика заставляли чувствовать некое интеллектуальное превосходство директора. Это ощущалось и в поведении толпы: восхищенные, предвкушающие нечто невероятное перешептывания усилились, а волнение все нарастало так, что его можно было буквально осязать.

— Основоположники данного проекта, работавшие здесь задолго до меня, открыли очень эффективный и до смешного простой способ единовременно увеличить уровень абсолютного счастья населения, повысить эффективность труда и свести внутренние конфликты микрообщества практически к нулю. Мы долго и упорно работали над воплощением теории в жизнь, пробовали различные методы достижения оптимальных статистических показателей, и вот, наконец, можем представить вам результаты. А теперь, прошу вас идти за мной, придется немного прокатиться, — директор вошел в коридор «Цереры» и скрылся от меня за спинами ломанувшихся к нему ученых, упорно пытавшихся выхватить для себя место рядом с этим загадочно притягательным мужчиной.

Коридор выглядел весьма колхозно, будто был отстроен для временного пользования, впрочем, расширился он в нечто наподобие облагороженной горной штольни, а затем перешел в целую станцию местного метро, на которой нас уже ожидал высокоскоростной электрический поезд.

Вся белая стайка сразу слетелась на сидячие места, тесня друг друга, выбирая самое удобное положение неподалеку от носового конца вагона, куда встал Леманн и, щелкнув по клавиатуре установщика маршрута, отправил нас в недалекое путешествие. Кибернетик пристроился рядом с Матиасом, я же не захотел садиться – удивительно, как быстро опостылело мне это место и эти люди…

— Итак, наверняка многие знают, что Церера – древнеримская богиня плодородия, — Берхард оперся о поручень, стараясь придать своему телу максимально непринужденное положение, — и название данная часть комплекса получила неслучайно – здесь проживает исключительно прослойка фермеров и тех индивидов, кто обеспечивает продовольствием всю колонию.

Толпа зашумела, Вильгельм привстал и поднял руку с желанием задать вопрос.

Леманн улыбнулся и облизнул край губы.

— Да, молодой человек? Что вы хотели?

— Я правильно понимаю, что ваши колонисты проживают раздельно в этих комплексах? «Люцина», «Марс», «Феб»… все боги ответственны за свою область человеческой жизни. Таков ваш принцип работы?

— Тонко подмечено, — директор вновь едва заметно усмехнулся, но лицо его приобрело неожиданно серьезное выражение. — Такова суть нашего проекта – мы не складываем все яйца в одну корзину, иначе исход всем ясен, они просто разобьются. Видите ли, нам изначально была очень интересна тема именно природы происхождения проблем производительности населения и социальных конфликтов, — Берхард принялся расхаживать вдоль вагона, бросая взгляд на всех и каждого. — Зачастую причиной первого является низкая мотивация работать максимально эффективно, что решается, обычно, банальным повышением оплаты труда. Но это, как известно, далеко не лучший способ замотивировать рабочего на труд, если этот самый труд физически довольно сложен, так как спрос на рынке занятости в подобных ситуациях не удовлетворяется из-за снижения желания населения работать в сегменте так называемого «поденного» труда. По этой причине, наши специалисты искали иные методы преодоления данной проблемы, которые могут быть реализованы на практике и выяснили, что воздействие определенных социологических факторов, начиная от культуры и религии, заканчивая банальным воспитанием, гораздо эффективнее в плане стимуляции активной деятельности, что мы вам и продемонстрируем.

Тут я не выдержал и недовольно фыркнул, что было сразу же замечено.

Улыбка Леманна вернулась, он бесшумно направился ближе ко мне и остановился буквально в метре, скрестив руки за спиной.

— Вы хотите что-то сказать, молодой человек?

— Мне непонятен ваш подход, сэр. Почему же вы считаете, что люди могут существовать обособленно, как крысы в клетке, и позволять вам проводить на них подобные эксперименты? — злость начинала медленно закипать во мне. — У человека есть потребность не только в безопасном месте обитания и регулярном питании, но и в некоторой свободе личности.

— Правильное замечание, — Берхард кивнул головой и повернулся ко мне спиной, обращаясь ко всем присутствующим, — действительно, желание некой свободы отдельного индивида сильно усложняло работу моих предшественников, так как человек по природе своей не настроен заботиться о порядке вокруг него, он заинтересован лишь в исполнении собственных желаний. Этот немаловажный факт и определил направление нашей работы в будущем, — Леманн вновь развернулся ко мне и протянул руки вверх. — Наш подход не предусматривает никаких устрашений или ограничения свободы человека без его на то желания, мы лишь пытаемся предоставить нашим гражданам тот строй, те ориентиры дальнейшего развития, которые удовлетворят все их потребности, взамен на качественный труд и полную самоотдачу. Стоит ли говорить, что на Земле многим членам общества приходится, я извиняюсь, горбатиться всю жизнь без малейшей надежды на улучшения? Здесь, в нашем комплексе, эта многовековая проблема была решена относительно простыми способами, без каких бы то ни было лишений и компромиссов, и, осмелюсь сказать, наши граждане поистине счастливы, скоро вы увидите это своими глазами.

Я немного растерялся, но виду не подал: пришлось изрядно напрячься, чтоб не выказать поражения в столь неравной схватке риторики с опытным оратором.

— То есть вы утверждаете, что занимаетесь правым делом? — слова сами слетели с языка, разрезав секундную тишину, словно кусок тонкой материи.

— Я лишь прошу Вас дать нам шанс, — поезд остановился на другой станции, через окна виднелось точно такое же, будто выщербленное в скале, помещение, как и в главном здании.

Директор жестом пригласил всех пройти за ним, его лицо на мгновение озарилось триумфальной радостью, которая растворилась все в той же рафинированной улыбке, так льстящей хомячкам с блокнотами вокруг него.

Коридор, предназначенный для сообщения штольни с куполом, оканчивался огромным эллипсоидным лифтом, в который взгромоздилась вся группа, стараясь как можно ближе прильнуть к стеклу: через него просачивалась тонкая полоска света из микроскопической щели между металлическими пластинами, опоясывающими основание «Цереры».

Леманн вошел последним и нажал кнопку отправления: лифт почти бесшумно пополз вверх по такой же прозрачной цилиндрической шахте. Спустя где-то полминуты ожидания в кабине, нам, наконец, открылся вид на комплекс сверху, от которого вся толпа синхронно ахнула, а стекло, казалось, выдерживало нагрузку из последних сил от наплыва тел: снизу виднелась долина, полностью очерченная по периферии своеобразной пограничной линией с небольшим количеством выездов, походящих на таможенные посты. Сама же зона содержания выглядела так, словно я опять проехал туром по Швейцарии: небольшие холмики, на которых уютно теснились дома в характерном стиле альпийских деревень, несколько озер, заботливо раскиданные будто бы самим Посейдоном, заливные луга, поля, сплошь засаженные колосящейся пшеницей, кукурузой и бог знает, чем еще, и пастбища, такие же, как на открытках, которые присылал мне дедушка, совершенно сказочные!

Хоть и вся эта затея с комплексами была мне совершенно не по душе, челюсть сама норовила упасть чуть ли не на пол от подобных видов, на глаза у многих наворачивались слезы, ибо такой красоты в колониях никто и никогда не видал.

— «Церера» – одно из самых живописных мест в комплексе, — Леманн заговорил так, словно озвучивал документальный фильм. — На него были потрачены колоссальные усилия, ибо строился он самым первым, для обеспечения относительной автономии населения в плане продовольствия.

— Но откуда вы берете такую чистую воду? — спросил, поправив очки на переносице, один из практикантов.

— Ну, тут уж мы не стали изобретать велосипед: синтезируется вода на отдельном предприятии в «Минерве», туда мы еще отправимся. Все не так сложно – чистую воду получаем путем реакции кислорода и водорода, сам кислород берем из воздухоразделительных установок на поверхности планеты, благо, его в здешней атмосфере достаточно, а водород – из метана, залежи которого также очень удачно располагаются неподалеку. Звучит все достаточно просто, но чтобы наладить такое производство и насыщать питьевую воду всеми необходимыми для человека минералами, мы потратили колоссальные ресурсы, которые, впрочем, окупаются сполна, как вы сами видите, — Леманн гордо вытянул руку в сторону самого большого озера, отражающего своей гладью рисунок облаков на искусственно проецируемом небесном своде.

Лифт остановился у самого верха металлического купола, служащего своеобразным щитом для более хрупкого прозрачного свода, через который мы рассматривали устройство здешней жизни. Здесь была оборудована небольшая площадка, на которой стояла одинокая кабина, такая же, как в главном корпусе, только существенно больше.

— Прошу вас пройти сюда, — директор указал в сторону кабины, — поговорим с нашими сотрудниками, они поделятся с вами статистикой и подробностями о быте местных жителей.

Изнутри кабинка выглядела не так впечатляюще, как все те сооружения, оставшиеся позади нас, все-таки чувствовался здесь дух работы: стеллаж с личными вещами (кружками, столовыми приборами, парой каких-то книжек и микроволновкой), холодильник, несколько подвесных шкафчиков и, само собой, компьютерные столы, со сплошь и рядом лежащими кипами связанных хомутами проводов. За компьютерами сидели два молодых человека, лет тридцати, с довольно сильно скучающими лицами, уставленными в мониторы, на столах около них громоздились папки с бумагой.

— Знакомьтесь, друзья, это Эмиль и Лукас, они занимаются сбором данных по «Церере» и наблюдают за здешними фермерами, — Берхард жестом попросил наблюдателей встать и поздороваться.

— Все верно, — первым заговорил Лукас, он подошел к толпе и приветственно кивнул, — «Церера» – самый важный комплекс, фактически – базис для процветания всего проекта и оберегать его – наша первостепенная задача. Мы собираем статистику, составляем отчеты по производству и отвечаем за благополучие жителей «Цереры». Если они в чем-то нуждаются, если возникают какие-либо проблемы – мы их сразу решаем.

— Но вас же всего двое, — я вышел вперед и недоуменно посмотрел наружу, где в полях кипела работа, — как же вы можете контролировать все в таком огромном комплексе?

— Это результат многолетней работы, — Эмиль потянулся и также вышел вперед, — поначалу, чтобы управлять местом с большим населением мы были вынуждены прилагать огромные усилия, но, с ходом внедрения методов социального воздействия, сотрудники сумели в течение пары поколений изменить местный менталитет таким образом, что управление этим людям и не нужно.

— Звучит крайне утопично, — я вновь фыркнул и отвел глаза на Берхарда.

— Я уважаю Ваш скептицизм, — директор вновь улыбнулся, — но вы слишком критичны в вопросах изменения сознания.

— Я критичен в вопросах эксплуатации человека и мнимого благополучия.

Директор приподнял бровь и тихо вздохнул, перешептывания в толпе возобновились, на этот раз, даже со смешками в мою сторону.

— Позвольте рассказать о том, что мы использовали для поддержания порядка в «Церере», — Лукас присел к монитору и вывел на большой экран изображение людей, работающих в поле.

— Это картинка с камеры наблюдения? — теперь вперед подался и Нолан.

— Да, они установлены по всей площади комплекса, чтобы мы могли видеть, чем занимаются работники. Само собой, они об этом не знают, иначе могли бы возникнуть ненужные вопросы.

— То есть это скрытая слежка? — злость внутри меня уже выливалась через край.

— Знаете что… — Эмиль хотел было прикрикнуть, но Леманн строго посмотрел на него и пресек акт агрессии.

— Просим оставить все Ваши претензии и предложения на потом, когда я договорю. Не стоит перебивать старших сотрудников, — Лукас поедал меня глазами, но все же вернулся к своей речи. — Как вы знаете, крестьяне во все века не нуждались в высоком уровне образования в силу специфики своего труда и места проживания, потому мы опять же не стали давать самой многочисленной прослойке населения высокий интеллектуальный уровень, дабы уберечь изначальное общество от волнений, хотя сейчас мы предполагаем возможность еще более существенного увеличения числа проживающих здесь индивидов благодаря нашим разработкам. Итак, что же помогло нам уберечь данное микрообщество от любых конфликтов? — Лукас с вызовом глянул на толпу. — Прежде всего, конечно, разделение на отдельные прослойки; благодаря отделению фермеров от остальной части населения мы смогли свести к нулю конфликты, связанные с разными взглядами на жизнь, религию, семейную организацию и прочее. Люди здесь, в «Церере», исповедуют религию, которую создали наши эксперты в области теологии, мы называем ее «Натуризм». Недвусмысленное название отражает суть верования – поклонение природе, сотрудничество с ней. Догматы Натуризма диктуют населению правильное отношение к природе, уважение к ее богатствам и, конечно, всю философию праведности человечества. Здесь и «не убий», и «не укради», и «не возжелай»… словом, это учение вобрало в себя все положительные стороны ныне известных религий, а главное – оно дает простому фермеру надежду на лучшее будущее, на прекрасный мир в том случае, если он будет усердно работать и жить в гармонии с природой.

— То есть вы хотите сказать, что люди просто взяли и послушали вас? Взяли и поверили в вашу религию? — я не собирался сдаваться, несмотря на очередные косые взгляды, направленные в мою сторону.

— Конечно, нет, — на этот раз отвечал Эмиль, скопировавший показное дружелюбие директора, — в этом нам помогла «Люцина» – там рождаются и растут до определенного возраста новые колонисты. Натуризм прививается будущему фермеру с самого рождения путем постоянных внедрений догматов в разум: ребенка учат следовать этому учению с малых лет, с того самого возраста, когда он верит всему, что говорят доверенные люди.

— И что? Никто в зрелости ни разу не усомнился в истинности своей религии? На Земле вера так же прививается детям в самом раннем возрасте, но чем старше становится человек, тем больше он сомневается во всех вещах, окружающих его, этому свидетельствует постоянно растущее число атеистов.

— Вы совершенно правы, — Эмиль продолжал, — но не стоит путать земные религии и Натуризм. Мы не заставляем фермеров верить во что-то невероятное, не говорим, что на небесах живет какой-либо бог, который присматривает за ними, нет, наоборот. Природа и есть их божество, она – объект всеобщего почитания, а сами люди прекрасно видят истинность учения, ведь чем усердней они работают, тем более благосклонна к ним их богиня. Мы не говорим, что после смерти они попадут в рай или в ад, чтобы запугать народ и заставить его подчиняться, отнюдь, мы лишь утверждаем, что после естественной кончины они станут частью природы и будут ей вечно, создавая все более плодородные земли. Разве это ложь?

— Мы не пытаемся обмануть их в корыстных целях, Донал, — Берхард по-отечески положил руку мне на плечо, — мы лишь хотим дать им надежду, дать понять, что их труд не напрасен. Потому фермеры так стараются работать, они полностью уверены в том, что занимаются правым делом, и я не могу найти здесь никакой ошибочности в суждениях. Людям нужно верить во что-то, особенно здесь. Им нужен свет, на который они пойдут, нужна надежда, в которой никто не усомнится, иначе все может пойти наперекосяк.

Я замолчал и уткнулся взглядом в пол. Вот он, проигрыш…

Все мое нутро так яростно сопротивлялось этому надменному идеалу жизни, так отчаянно я пытался оторвать от себя все эти показушные улыбки, что стал совершенно неприкрыто атаковать сложившуюся здесь годами систему, такую нерушимую, такую отвратительно правильную, и, само собой, проиграл.

Экскурсия пошла своим чередом, но уже без моего непосредственного участия, позиция несогласия превратилась в обыкновенное унылое созерцание.

«Минерва», в которую группа отправилась после «Цереры», представляла собой небольшой город со сплошь и рядом стоящими заводами и лабораториями, здесь жили и работали инженеры и ученые, ответственные за производство необходимых для нормального функционирования комплекса вещей, которые позже расходились по всем куполам. Основной рабочей силой здесь выступали роботы, а автоматизированное производство приобретало поистине библейский масштаб. Все было отлажено так же безупречно, как и в «Церере», разве что здешние жители не были подвержены религиозному влиянию, наоборот, сотрудники центра посчитали целесообразным лишить колонистов «Минервы» религиозного воспитания, так как их уровень заинтересованности мировым устройством был куда выше, чем у фермеров. На ученых воздействовали исключительно методами воспитания, закладывали нужную парадигму с пеленок, что, само собой, возымело эффект, производительность «Минервы» была поистине колоссальной, но проблема требований свободы личности стояла куда острее, ибо городок все же немного тесноват. Поэтому команда придумала незамысловатое решение.

— Мы называем это «Круизом». За свои трудовые заслуги, каждый инженер, исследователь или любой другой работник «Минервы» получает право путешествия. Конечно, на этой планете выезжать им совершенно некуда, посему все проходит в особом симуляционном центре, где рабочие могут расслабиться, любоваться на красоты природы и даже принимать непосредственное участие в событиях, прямо как в настоящем путешествии. Это продолжается от трех суток до недели, в зависимости от желания самого индивида, и, вопреки распространенному мнению, далеко не все выбирают максимальный срок отпуска. Не стоит забывать, что здесь работают люди, генетически предрасположенные к такому труду, ведь материал для оплодотворения берется от доноров из этого же комплекса и, само собой, они получают удовольствие от своей работы, что легко можно проверить соответствующим опросом, который проводится еженедельно. Об особенностях воспитания поговорим уже в «Люцине».

— Нельзя ли сразу перейти к главному? — вперед вышел седовласый мужчина, нетерпеливо глазевший на свои часы во время всего нашего путешествия. — Мой корабль отправляется через полтора часа, а по прибытии уже нужно представить отчет по вашему центру комиссии.

— Конечно, господин Янсен, — Берхард кивнул, — мы бываем чересчур многословны даже при первой презентации. Тогда проедем сразу к «Марсу» и будем подытоживать.

По пути к «жемчужине» центра, Леманн откашлялся и пристально посмотрел в мои глаза так, что захотелось провалиться под землю, такого взгляда я от него точно не ждал…

— Я хочу сразу прояснить ситуацию о «Марсе», — начал он спокойным, вкрадчивым голосом, — потому что многим данный комплекс кажется совершенно избыточным, будто бы специально отстроенным ради возможности, так сказать, козырнуть им, хотя оснований для существования «Марса» нет никаких. Прежде всего, данный центр приспособлен для подготовки солдат, профессиональных бойцов для защиты от внешних посягательств или других, менее гуманных целей.

Берхард на секунду замолк и пробежался глазами по аудитории, будто бы ожидая чего-то, и, в конце концов, остановился на мне.

— У вас, молодой человек, нестандартное мышление. Неужели не возникает никаких вопросов, никаких логических несоответствий?

— Возникают… — я робко встал и, наконец, поднял на него глаза. — Давно возникли, но все не решался спросить. Раз в комплексе есть такая производительная «Минерва», на которой работает огромное количество человек, способных создавать современных роботов для производства, почему вы не можете внедрить эти машины в «Цереру»? Неужели роботы будут менее эффективными, чем люди? В таком случае вам даже не придется тратить ресурсы на воспитание и обучение новых фермеров, достаточно будет организовать выездные бригады механиков для отладки работы механизмов. Что же касается «Марса»… совершенно не понимаю, зачем он вам здесь? На планете нет никаких естественных врагов для человека, а даже если бы и были, почему бы не заменить солдата машиной?

Злость, даже некая ярость с невыносимым привкусом отчаянной бессмысленности всего сказанного мной, накатила с новой силой, я сел обратно и прикрыл лицо ладонями.

— Совершенно верно, — директор продолжал, — именно такие вопросы нам и задают. Что ж, позвольте открыть вам тайну, которую мы до сих пор не решались озвучить, но теперь, когда комплекс поистине совершенен, считаю целесообразным поставить вас в известность. Мы не планируем останавливаться исключительно на этой планете, в этой колонии, все же цели наши изначально были куда шире. Этот метод организации был разработан с целью его внедрения на Земле.

Толпа вновь ахнула так, что у меня зазвенело в ухе, кисти рук беспомощно обвисли, а голова совершенно отключилась.

Внедрять на Земле… вот это?!

— Вы, должно быть, рехнулись…

— Донал! Не начинай! — Нолан подошел ко мне, но я оттолкнул его и, встав, приблизился к Леманну.

— Вы хотите построить подобное общество на Земле? Создать идеальную с вашей точки зрения систему, где человек живет в вечном обмане, подпитываемый собственными заблуждениями и желаниями? Это… это просто отвратительно! — голос сорвался на крик, я был вне себя от ярости, а директор спокойно смотрел прямо мне в глаза с выражением искреннего сочувствия.

— Донал, Донал… — он покачал головой. — Неужели вы не видите главного? Наша цель не обмануть население, мы никогда не работали в направлении каких-то махинаций, мы лишь пытаемся создать совершенного человека, совершенную и незаменимую часть идеального общественного механизма, который будет функционировать тысячелетиями без сбоев. Люди сами изъявляют желание быть подконтрольными, уверяю вас, без этой невидимой власти, которая наблюдает за нашими колонистами, они никогда не стали бы счастливыми, никогда не смогли бы обрести покой.

— Но это же люди! Они имеют право на самоопределение, на свободу выбора…

— Хорошо, — Леманн махнул рукой, прерывая меня, — если вы так хотите помочь им – пожалуйста. Пройдемте со мной, я позволю вам поговорить с одним из колонистов, поделитесь с ним своей точкой зрения.

Я обомлел, но не нашел никаких препятствий и, кивнув, отправился за Леманном, который поручил Матиасу отвести остальных наверх, к местным статистам.

Директор уверенным шагом прошел к малоосвещенному углу местной штольни и, пошарив по карманам в поисках ключ-карты, отпер ей небольшую стальную дверь.

Мы вошли в тесный закуток, нечто наподобие переулка, в который открывались северные ворота комплекса, Берхард подошел к ним ближе и, заглянув внутрь, пару раз довольно сильно стукнул по оковке.

— Кто идет? — с той стороны отозвался глубокий женский голос.

— Директор. Откройте ворота и распорядитесь привести в казарму одного из младших, есть разговор.

— Заходите.

Ворота разъехались будто на гидравлике, а Леманн указал мне рукой на ближайшее здание, сравнительно небольшое, похожее на времянку строителей.

— Нам сюда, — он вздохнул, — и почему же вы такой недоверчивый?

— А вам, собственно, какое дело до меня и моего мнения? — я проследовал за директором. — Какая вам разница, верю я в этот комплекс или нет?

Берхард немного помедлил.

— Если мы сможем убедить вас, то убедим кого угодно.

Казарма внутри выглядела примерно так, как я и ожидал: несколько двухъярусных кроватей, поставленных неподалеку друг от друга, между ними – деревянные тумбочки для хранения вещей. Все как на Земле, только здесь витал этот дух… дух безупречности, дух идеала, который вызывал во мне очень смешанные чувства после такого неоднозначного путешествия.

На одной из кроватей сидел темноволосый парень, на вид не сильно младше меня, очень крепко сложенный, хоть и немного сонный.

— Здравствуй, Бенджамин, — директор подошел к нему, — помнишь меня?

— Здравия желаю! — парень встал и отдал честь. — Конечно, помню, мистер Леманн.

— Вольно, вольно, я тут не совсем официально. Видишь ли, мы проводим небольшую экскурсию по комплексу, чтобы помочь людям с Земли, и один из наших гостей захотел поближе узнать колонистов, дабы убедиться в праведности наших намерений. Не мог бы ты с ним немного пообщаться, поотвечать на вопросы? Это недолго, скоро сможешь вернуться в свою роту.

— Конечно, директор, я с радостью, — Бен с улыбкой смотрел на меня, словно я был каким-то подарком.

— Замечательно, — Леманн уступил мне место, — я вернусь через двадцать минут, а пока – прошу, общайтесь.

Берхард удалился, оставив меня наедине с молодым солдатом.

— Присядете? — Бен указал на койку напротив него.

— Конечно. Давай на «ты», раз уж такой разговор предстоит…

— Конечно, — парень устроился поудобнее, закинув ногу на ногу. — Так ты здесь на экскурсии?

— Не совсем… Видишь ли, я бортовой инженер, на нашем корабле произошла поломка и пришлось садиться на вашу планету, чтоб отремонтироваться, а потом как-то самих в комплекс занесло…

— Ого, — Бен придвинулся ближе к краю койки, — так ты с Земли?

— Да, оттуда. Из Ирландии, с побережья…

— Скучаешь по дому, а? — Бен усмехнулся.

— Есть такое… иногда в этом мире пустоты и серости хочется вернуться к голубому океану, освежить воспоминания, так сказать, а то и никакой мотивации возвращаться нет.

— Круто… я хотел бы слетать на Землю, поглядеть, как вы там живете…

— А чего ж не попросишь отпустить тебя? — вот он, мой шанс уцепиться.

— Нельзя. Как бы я что-то ни хотел, самое важное – отдать долг комплексу, — лицо солдата приобрело такую серьезность, что меня малость тряхнуло.

— Но тут же никто не воюет!

— И что? — Бен приподнял бровь. — Призвание война, прежде всего, хранить мир. Мир и порядок. А то, что вокруг нас ничего не громыхает и не взрывается, меня вполне устраивает, пускай так будет и дальше, зато мои друзья и близкие будут в порядке. Жизнь наша пусть и не очень роскошная, но всего здесь хватает, да и не стремится никто к пустым благам, наоборот, быт солдата очень аскетичен и прост, но в этом есть своя прелесть, своя неповторимая романтика…

Я опешил, а злость отступила на второй план, теперь внутри играло лишь непонимание и отчаяние.

— Как вы можете так говорить… ты ведь знаешь, как был воспитан? Как тебя записали в солдаты и даже не спросили твоего желания? Как вас делят на экспериментальные группы словно животных, лишая вас всякой свободы, всякой человечности?!

Бен задумался, потирая лоб ладонью.

— Что ты имеешь в виду под «человечностью»?

— Я… ну, человечность… это…

— Гуманность? В этом смысле? — Бен, казалось, был искренне заинтересован. — Человеколюбие?

— Нет, нет… не это.

— А что тогда?

— Я не могу выделить что-то одно, — мои щеки горели нестерпимым стыдом.

— Ясно. Но ты упрекаешь меня в том, что я не хочу ничего менять, так? Упрекаешь весь этот комплекс в том, что они определяют нас как людей без нашего участия… но не звучит ли это глупо? Разве вас, на Земле, не воспитывают определенным образом без вашего согласия? Разве вы с самого детства точно знаете, кем хотите быть, и не желаете, чтобы вам помогли определиться? И ты хочешь сказать, что вы там счастливы? Если так, то в нашей колонии нет нужды – вы и так живете в совершенном мире.

 
........................................
 

Спустя час мы вернулись на борт, без шума и пыли. Работа на площадке почти закончилась, механики упаковывали инструменты и прощались с экипажем, желая хорошего полета.

Я сидел на своем кресле, с тоской глядел в иллюминатор на улетающие с разных сторон ракеты и все думал о словах Бена. Почему же я так злился все это время?..

В рубку вошел капитан, который очень долго о чем-то говорил с Леманном после моего возвращения на борт. Он тяжело дышал, как накануне после посадки.

— Ну как ты, парень?

— В порядке, сэр.

— Мне тут рассказывали о тебе… — капитан присел на кресло рядом со мной. — Что там случилось? Что на тебя нашло?

— Сам не знаю. Мне все это казалось таким… ужасным. Я… я…

— Говори, мой мальчик, говори. Я слушаю.

— Я просто ненавижу это место. Эти фальшивки, этот дух… идеалы… как они могут так поступать с людьми? Эксплуатировать доверчивость и простоту разума рабочих…

— Но ведь они сами и создают этих людей, там, в «Люцине», — капитан снял фуражку и вытер голову платком. — Меня ознакомили с местным планом, он довольно интересен.

— И вам тоже…

— Нет, не пойми меня неправильно, я знаю, как ужасно ты себе это представляешь, но, поверь мне и моему опыту, эта колония – далеко не самая ужасная из всех, что создавались людьми. Почему же ты так сочувствуешь этим рабочим? По сути, они мало чем отличаются от человекообразных роботов, просто слеплены из органического материала в инкубаторе и запрограммированы вести себя как люди.

— Да, но ведь люди не роботы, мы совсем другие. У нас есть... — я на секунду замялся.

— Что есть? Душа? Мой мальчик, ты ещё слишком молод. Ты опираешься исключительно на свои ощущения и не думаешь о том, насколько полезны такие эксперименты для человека, как далеко позволяют шагнуть науке. Тебе не стоит слишком в это углубляться и сочувствовать материалу для исследований. Поверь, они этого не заслужили.

Я онемел на пару секунд.

— Может, это и есть человечность?..

Капитан промолчал.