Почему плакал мальчик?
- Смела, ну подумай хорошенько… Ну вот зачем тебе эта палеопсихология? Прекрасно знаешь же, что на гуманитарные дисциплины только неудачники идут. Ни биологические, ни точные науки осилить не могут – Талан выразительно махнул рукой, - вот и становятся историками, психологами, литературоведами, лингвистами...
- Знаешь, Талан, - ответила тогда Смела, - ты далеко не первый, кто советует мне отказаться от моего решения. Все мои учителя по точным предметам думали, что я буду математиком. И даже сама Сена Малегда-Олайна, которая к моей школе не имела никакого отношения, узнав о моих успехах, агитировала меня стать математиком, а после учёбы поступить в её центр.
- Ну вот-вот, - ответил подбодрённый Талан. – А ты – на какую-то ерунду свою молодость собираешься потратить.
- Слушай, Талан! – Смела говорила так, что было видно, что она хочет закрыть тему раз и навсегда. – Нельзя, чтобы были престижные и непрестижные работы, иначе… рухнет наш строй!
- Как он может рухнуть из-за того, что кто-то считает, что профессия психолога, историка или литературоведа – никудышные? – Талан покачал головой.
- А как двести десять лет назад рухнул социализм в СССР? Тогда одной из причин было падение престижности рабочих профессий, это уже доказано.
Талан тогда ничего не смог возразить, только сказал:
- Ну хорошо, хорошо, только меня не агитируй заниматься этой ерундой!
Тогда она не сказала Талану всю правду, умолчала о главном – что именно побудило её заниматься именно палеопсихологией. Ей было тринадцать, когда она нашла в текстовой Сети повесть Георгия Пряхина «Интернат». Там было про интернат, в котором дети тосковали по семье. Большое впечатление на неё произвёл мальчик, который по ночам плакал и звал маму.
Смела тогда удивилась: почему он плачет? Почему завидует тем детям, у которых есть мама и папа? Ей-то было хорошо в её интернате. Да, были некоторые недопонимания с воспитателями, с другими воспитанниками, но и с родителями, и с братьями-сёстрами тоже могли быть недопонимания у детей. Даже хуже – на воспитателя пожаловаться можно, если, например, воспитатель вскрыл дневник и прочитал, а на родителей не пожалуешься. И в интернате можно выбрать, как относиться к тому или иному воспитателю, а родителей обязательно надо любить. Смела прекрасно знала, что остальные воспитанники интерната «Ансомо» тоже не тоскуют.
Так в чём дело? Почему тогда в древности воспитанники детдомов и интернатов так хотели попасть в семью? У воспитателей она об этом спрашивала, но никто из них не смог ответить. Не считать же ответом рассказ воспитательницы о том, что в семьях о детях заботились, и дети чувствовали эту заботу, а у воспитателей интернатов заботы на всех не хватало. И уж тем более нельзя считать ответом объяснение другого воспитателя – что в интернатах дети тогда чувствовали себя менее защищёнными, чем в семьях. Как может защитить семья, в которой максимум десять-двенадцать человек?
Теперь Смела сидела у своей конструкции и вспоминала этот диалог. Бывает же такое – дело жизни принесло ей одни разочарования, а то, от чего она отталкивалась руками и ногами – сделало её знаменитой изобретательницей!
Да, Смела так и не смогла узнать до конца, почему дети в интернатах и детдомах тосковали по семье. Да, во многих администрация и воспитатели воровали выделенные средства, и дети недоедали, ходили в некрасивой одежде, мебель в комнатах была неудобной… Но ведь во многих семьях было так же, если не хуже! Она читала документы ювенальных комиссий, которые должны были лишать родительских прав всяких нерадивых родителей – у неё от ужаса волосы дыбом вставали! И всё же даже из таких семей дети не хотели идти в интернаты, приходилось забирать их силой!
На отдыхе (а отдыхать от тяжёлых впечатлений, как и любому палеопсихологу, ей приходилось всё чаще!) Смела любила читать и слушать лекции про всякую технику. Особенно про энергетику. Наиболее занимали её опыты превращения энергии из тепловой непосредственно в электрическую. Смела знала, что при превращениях энергии много её пропадает, и чувствовала, как прекрасна будет выработка электроэнергии непосредственно из тепловой, а не из механической, в которую превращалась тепловая. Тем более, что нефти, угля и газа осталось мало, и люди их месторождения практически уже не разрабатывали. Мало оставалось и урана, хотя энтузиасты-геологи говорили о своих предположениях насчёт Уральских гор и Анд.
Но превращать тепловую энергию непосредственно в электрическую было возможно только нагреванием сплавов, самым результативным из которых был сплав висмута с сурьмой. Много раз предпринимались попытки что-нибудь добавить в сплав, но все они только ухудшали результат.
«Вот если бы можно было нагреть этот сплав до газообразного состояния, а то и больше – до состояния плазмы – и поставить опыт, - подумала Смела. – На ТЯЭС ведь можно достичь такой температуры. Только капсулу из чего можно сделать?»
Смела перебирала варианты очень прочных и тугоплавких веществ, вспоминала сплавы и пластики… Нет, всё не то! И вдруг, после оливника, может быть по созвучию, ей пришло в голову: «гелионик».
Лет пятьдесят назад, в ходе изучения нейтронных звёзд, были открыты бета-гравитоны. Совсем недавно их научились вырабатывать искусственно, в земных условиях. В порядке эксперимента, бета-гравитонами облучили гелий и получили гелионик. Нет, в атомах гелионика не появилось ничего лишнего – только вдвое укоротилось расстояние между ядром и электронами. Вещество это было сверхтвёрдым, не плавилось даже при термоядерных температурах, не вступало в химические реакции ни с чем и не поддавалось абсолютно никакой обработке. С этими маленькими аморфными камушками решили не мучиться и сдали в музей физических исследований.
Решение пришло быстро. Смела села на магнитку и поехала в ближайший город, где была ТЯЭС – за гелиевым пузырём. Там ей пришлось посвятить в свои планы работников станции, которые охотно пошли ей навстречу и сделали пузырь из обыкновенного стекла, через которое легко проходили бета-гравитоны, со сплавом в центре и выходящими наружу запаянными проволоками. Гелий в пузыре был максимально уплотнён.
Выходя из здания, Смела увидела женщину с ребёнком, идущих навстречу. «Мама, мой шарик будет самым красивым», - услышала она детский голосок. «Для тебя твой шарик будет самым красивым, как и для каждого другого на празднике – его шарик» - ответила мама.
Через день будет праздник интерната - именно в этот летний день принимали в интернаты по всей Земле детей, достигших 6-летнего возраста – «возраста почемучек». Год назад приняли в интернат младшего сына Смелы. Он тоже запускал в небо гелиевый шарик, который накануне старательно разрисовывал, и тоже хотел, чтобы его шарик был самым красивым. А когда поступал в интернат старший сын, такой традиции ещё не было.
Смела подключилась к Сети, нашла адрес Ливсетты - лаборатории, в которой впервые сделали гелионик. Доехала до неё. Заведующий оказался новым, прежний вчера уехал на Камчатский полуостров, где открылась лаборатория металлогазовых соединений, и ему это показалось более интересным.
- Фельд Прогресс-Ливсетта – представился заведующий.
- Смела Ансомо-Пролог, - отрекомендовалась Смела.
- Пролог? – завлаб изумлённо посмотрел на собеседницу. – Как же так…
- Я сейчас отдыхаю, - поняла его Смела. – Нам очень часто нужен отдых. Эмоциональная нагрузка большая. Как представлю, что в прошлом люди в этом жили… брр!
- Да… Был во Франции, кажется в 97 или в 98 веке такой писатель – Дени Дидро. Он считал себя великим драматургом, наследником Шекспира, а прозу писал только для отдыха. И ошибся…
- В 97 веке он жил, - задумчиво ответила Смела. – «Ну это мы ещё посмотрим! – подумала она. – Я ещё покажу себя!»
Под действием бета-гравитонов на шар с гелием изнутри стал наслаиваться гелионик. Расчёт Смелы оказался верным: через три минуты шар изнутри приобрёл характерную иссиня-серую окраску. Фельд дал его Смеле дрожащими руками и выронил. Стекло разлетелось, торчащая из шара проволока согнулась…
- Ой, - огорчённо воскликнул Фельд, - как же так?
- Ничего, - успокоила его Смела, - проволоку выпрямить можно. А стекло мне не нужно. Спасибо.
На опыте расчёты Смелы оправдались: гелионик выдержал даже термоядерное нагревание, разность температур была больше 6000 градусов. И ток, данный этим термоэлементом, по мощности превысил ток, выработанный в традиционной ТЯЭС.
… Через три дня отпуск заканчивался. Смела должна была выйти на работу. Она готовилась к этому, читая скомпонованные в книгу отрывки из древних рассказов, касающиеся отношений родителей и детей. Её внимание привлёк отрывок из фантастического рассказа Ива Дермеза «Мальчик»: «Но я не мог с собой совладать. Ревность виновата. Известно, что это за штука. Когда я был маленький, я сразу начинал орать, как только кто-нибудь чужой подходил к маме. Не мог я этого стерпеть. Мама моя, и больше ничья».1
Вот тут Смела и поняла, в чём дело. Собственническое отношение к людям, теперь искоренённое самой жизнью, самим её укладом – в древности было не только у родителей по отношению к своим собственным (в их понимании) детям. У детей оно тоже было. И детям из детских домов тоже хотелось иметь своих личных, собственных родителей. Хоть каких, но своих.
Рывком поднялась Смела с кровати, и села писать научную работу. Она ещё прославится в своём деле, которое выбрала сама!