Тупиковые тоже могут

20 августа 2999г., на объекте

Последний рабочий день перед отпуском всё никак не заканчивался – тянулся, словно жёваная резина. Егор от души во всю пасть зевнул. И тут же вскочил – не хватало уснуть на посту.

Вывалился из будки, потащился в обход по периметру, вдоль барьера. Одно название что барьер: «колючка» высотой всего в пять метров. Смех! Перепрыгнуть – как делать нечего: из-за малой силы тяжести. Вон, аборигены – так он звал своих подопечных – когда резвятся на полигоне в перерывах между сменами, подскакивают аж на двадцать метров, и скачок тот длится с минуту. А сами – ростом с «колючку». Вот и спрашивается – для кого возводили барьер? Все свои, чужих на затерянном в космосе объекте не водится. Где именно и что за объект – он не знал, какая разница.

Тут и сами аборигены вынырнули навстречу: закончив обработку одного сектора, перемещались в другой. На лицах мученические гримасы. Помахал им, но они не ответили.

Первое время дико было видеть людей-великанов в вакууме без скафандра – ничего, привык. Да и какие они люди? Тупиковая ветвь в развитии человечества. А потому что не способны к продолжению рода. Но желающих стать аборигенами всё равно навалом. Больные да пожилые земляне – только таких закон позволяет модифицировать – выстроились в очередь: все жить хотят, пусть даже в вакууме и с обязательной отработкой. Сюда, на объект, набирали работяг, а претендентов с высшим образованием – отсеивали. Ну и вот, вкалывают они теперь, избавленные от болезней. В науках он не силён, но и ему очевидно: раздутые тела проще излечивать, ведь среди разнесённых друг от друга частиц, составляющих ткани тела, вырезать злокачественные образования легче. И почему дольше живут – понятно: продукты в вакуумной упаковке тоже дольше хранятся.

Человек как биологический вид не менялся последние семь тысяч лет. Тупиковые ветви появились лишь в последние века. И сам Егор – тоже тупиковый. Огрызок. Тело и голова укрыты от вакуума скафандром. А вот руки-ноги – не укрыты. А потому что – протезы.

Он, ростом под два метра, – самый маленький тут. Лилипут среди великанов. И живёт не в общих пещерах, а в отдельной хибаре, как любовно называет своё жилище, в котором нормальное атмосферное давление и воздух, можно снять скафандр и помыться. Его статус охранника – выше, чем работника. А ещё у него есть то, что недостижимо для аборигенов: он может жить на Земле, а они – лишь в вакууме. И это их бесит, смотрят волками. Такое отношение подопечных обижает: он всегда обращался с ними корректно, по справедливости. Завидуют?

Нашли чему завидовать, чудики… На Земле он способен находиться лишь в корсете, поддерживающем изломанный позвоночник, причём очень недолгое время. Потому и обитает тут, где у него работа и где он может бегать, скакать. Из спортивного интереса как-то подпрыгнул и замерил: получилось четыре метра! Неплохо для калеки. А с виду он вообще на хоккеиста похож: скафандр смотрится как хоккейная экипировка с её объёмным панцирем и шортами до колен, плюс дубина-клюшка и шлем.

«Огрызком» он стал в двадцать пять. И года не проработал в полиции. Не помнит, что произошло. Сказали, уснул за рулём, врезался в бетонную стену, взрыв.

Врачи помереть не дали. Десять лет комы. А когда очнулся, да увидел себя без рук-ног… вот тогда было тяжко. Жить не хотел. Злился на заботливых врачей – зачем не дали уйти? Кому нужен обрубок? Попросил оградить себя от посещений родных, не нужна ему фальшивая жалость. Согласился лишь на короткий аудио-контакт, где и высказал матери: не приходите, никто, не хочу. И ответа слушать не стал.

От сумасшествия его тогда спасла фирма, которую он «вёл», то есть «обеспечивал защиту собственности на вверенном участке». Не бросили в беде полицейского: предложили бессрочный контракт. Сказали, он подходит им своим ответственным отношением к делу, а что огрызок – так поправимо. И – он решился. И – не пожалел: вон какие хорошие протезы поставили. Ещё и обследуют регулярно, процедуры-микстуры, даже психолог личный имеется. До конца жизни будет благодарен.

Десять лет службы на космическом объекте примирили его со своим уродством, притупили боль. Нравилось ему тут, про Землю не вспоминал.

Но в последний год явились иные мысли. Не из ниоткуда, а по наблюдению за подопечными. Как они радовались весточкам с Земли, большей частью от своих детей… буря страстей. Общение с землянами напрямую запрещено из соображений секретности, дозволен лишь обмен письмами и небольшими посылками – однако, сколько эмоций они вызывали!

И ему тоже захотелось иметь своё продолжение. Какой же он дурак, что не сдавал семенной материал, «рано ещё», – говорил себе. А теперь – лишь клонированием можно получить потомство – не совсем то… Но хоть так! У великанов и этого нет: их раздутые ткани не поддаются клонированию.

Будет непросто. Например, клоны слабее здоровьем. Ну, тут известное решение: если партнёр клона будет из нормальных, то следующие поколения выправятся. Главная сложность всё-таки в другом: он не в состоянии выдерживать земное тяготение, а ребёнку не место тут. Как быть? И он придумал: поможет семья. Душа не лежит возобновлять общение, чужие они ему, но – придётся. Упросит мать взять на воспитание внука-клона – не за просто так, зарплату будет переводить. А он, отец – о как сладко звучит это слово! – тоже будет бегать, как аборигены, за весточкой, и в отпуск иногда… аж сердце стучит, как представит.

В общем, прикинул и решил: пора. Чем раньше, тем лучше.

И подал рапорт на отпуск. А ему отказали!

«Кого я оставлю вместо тебя?» – отрезал начальник.

Но тут очень кстати на фирму пришло прошение от семьи – отпустить Егора на юбилей матери. Бумага проведена через министерство труда, то есть в случае невыполнения последуют санкции на работодателя. И – начальство вынуждено было предоставить сотруднику отпуск, причём длительный. Он успеет смотаться туда-обратно: раз в три месяца с Земли прилетает корабль, на днях как раз прибыл. Тоже собственность фирмы, как и всё вокруг. Долго не задерживается, неделю максимум, аборигены едва успевают с грузом управиться да медосмотр пройти.

Сколько матери? Ему 45, а ей, получается, 75. Через 5 лет на пенсию – как раз время освободится для будущего внука, его ребёнка. Егор ликовал: надо же, насколько удачно сложилось – юбилей плюс задумка о клонировании… мироздание благоволит его замыслу!

Тут только и осознал, насколько соскучился по Земле. Ласковое солнышко, воздух – настоящий, а не регенерированный. Травка, море, песо… э нет, песочка не надо, сыт здешним.

Последние дни еле терпел. Аж руки-ноги тряслись. Или казалось? Протезы разве могут трястись? Неважно. Но внутренности точно потряхивало. Удивительно: годы не думал про Землю и вдруг словно с цепи сорвался. А потому что – дети. Он хочет своих детей. Неизвестно, сколько ему осталось на этом свете.

«Когда же закончится эта грёбаная смена?»

Основная жизнь на объекте сосредоточена в секторах-пещерах, связанных сетью туннелей, там всегда светло и тепло. Но пост Егора – снаружи, в будке. Солнце восходит и заходит трижды за сутки (время отсчитывают по земным часам). Ему нравится послеполуденная трёхчасовая темень. Мириады звёзд глядятся в него – ровно, упорно… будто силятся что-то сказать. Но сегодня не до них. «Чего уставились? Пора и честь знать!»

Наконец-то тьма начинает рассасываться. В сереющей предрассветной мгле причудливо изгибается испещрённая кратерами каменная твердь. Высятся антенны по периметру, пузырятся солнечные батареи. Зловеще чернеет катапульта – местный «крематорий»: из неё умерших работников отправляют к звёздам – нечасто, но случается.

Внезапно в памяти всплывает картина: он, первоклассник, прижался к матери, она охватила его – сидят вдвоём рядом с телескопом. Те же мириады звёзд смотрят на них, но – по-другому: мерцают, подмигивают, никакой ровности излучения нет и в помине. Ему тепло, хорошо. И – восторг. Восторг заполняет с головы до пят.

Егор помотал головой, отгоняя наваждение. Мать помнилась сухой и злой, не замечал от неё особых нежностей.

«А-а, вот же накрутил себя, сказки уже мерещ…» – мысль докончить он не успел.

В уши ударил гудок, извещающий конец рабочего дня.

Дождался-таки! Дотерпел. В глаза ударили первые лучи восходящего Солнца.

 

 

22 сентября 2999г., Земля

Елена Петровна озабоченно хмурилась: ничего не забыла? Для сына приготовлена просторная светлая комната на первом этаже – он ведь на каталке, а лифта в доме нет. Перенесла сюда из мансарды его вещи, свято хранимые, пылинки сдувала. Мечтала, как он вернётся… И свершилось – корабль благополучно приземлился.

С тех пор прошла неделя. Целых семь дней! А сын по-прежнему недоступен.

Поразительно, что даже мельком увидеться не позволили – сразу в госпиталь увезли. С одной стороны, разумно – в корсет же надо, а перед этим обследовать, но с другой – на душе скребёт. Что-то непонятное творится вокруг него.

Она всю жизнь проработала в полиции, и Егор пошёл по её стопам. Будь всё проклято, занимался бы лучше любимой астрономией. Он винит её в своих бедах – а иначе, почему отрёкся? Десять лет прошло, а до сих пор вспоминать больно. Тоска.

«Который сейчас час?» – вскинулась заполошно и – замерла, позабыв, чего хотела. Мозги затуманены, тело ватное. Организм сконцентрировался на одном – ожидании сына, всё прочее побоку.

 

Привезли его утром следующего дня. Люди в деловых костюмах вкатили каталку в центр гостиной на первом этаже. Пятеро обитателей дома, самых близких Егору людей, высыпали навстречу.

Она кинулась было обнять родное дитя, как требовала душа, но ощутила его испуганное отторжение. Взяла себя в руки, подчинилась его ожиданиям: вела себя вежливо-внимательно. Ужасно. Не зря опасалась – он был чужой. Отстранённый взгляд… будто ножом по сердцу.

Отчиму Ивану Иванычу Егор пробубнил чопорно-фальшивое «здравствуйте, папа», и тот тоже отвалил в расстройстве.

Лишь брату Антону обрадовался искренне. Разница в возрасте у них пять лет, старший Антон всегда был авторитетом для младшего. Ради юбилея матери Антон тоже взял отпуск и три недели подвергался декомпрессии, готовя тело к выходу на воздух – основным местом его обитания был океан. Ростом тоже под два метра, но, в отличие от брата, довольно упитанный.

– Мы с тобой оба особые, ты поломанный, я пропитанный, – Антон бережно обнял Егора. – А это мои балбесы, твои племянники, – подозвал кивком головы двух близнецов.

– Большие… – тепло улыбнулся Егор. Он помнил их грудничками, а тут – рослые пацаны.

От каталки ни на шаг не отходил представитель фирмы – невысокий худощавый субъект с залысинами.

– Знакомьтесь, самый лучший на свете психолог, – представил его семейству Егор.

«Он такой же психолог, как я балерина» – подумала Елена Петровна. Резанула теплота в голосе сына, даже на близнецов он реагировал холоднее.

Люди в костюмах, наконец, покинули дом, оставив психолога при Егоре и «дозорных» за воротами. Юбилейное торжество предстояло завтра вечером. «Этот и спать с ним рядом будет?»

 

На обед подали борщ – любимое блюдо Егора. «Не прогадала!» – радовалась мать, наблюдая, как он уплетает за обе щеки.

Мальчишки к нему льнули, и ему это очевидно нравилось. Поинтересовался, где их мама.

– В командировке! – воскликнули оба в один голос.

Елена Петровна усмехнулась: как же, в командировке… это детям так сказали. Мама убрана из дома по требованию фирмы: не входит, по их разумению, в «близкий круг». На самом деле она отсиживалась у соседей. А так-то они вместе живут, помогают друг другу, Антон ведь большее время проводит в океане.

– Дядя Егор, как там в космосе? Что у тебя за работа?

– Это секретная информация! – строго оборвал психолог.

Елена Петровна переглянулась с мужем, и тот кивнул.

Она вынесла дорогим гостям красное вино. Не собиралась в середине дня подавать спиртное, обстоятельства вынудили. Ловко уронила в бокал психологу усыпляющее, пока муж отвлекал его вопросами. Иначе с Егором не поговорить.

Скоро Иван Иваныч увёл осоловевшего субъекта наверх. Вернулся уже один.

Близнецы вновь пристали с расспросами.

Ни о каких секретах Егор не знал, рассказывал о совсем несекретном, зато интересном: далёком холодном Солнце и его трёх восходах, людях-великанах, гуляющих без скафандров в вакууме.

– Как это – легко одетые? У нас папа всегда в гидрокостюме – да, пап?

– Причём с подогревом, а то окочуришься от холода. Мы пока ещё теплокровные, – пошутил Антон.

– Вот! У него в океане нуль градусов, а у вас?

– На поверхности минус сто, на солнце теплее – до минус четырёх.

– И как же… в такой холод… в курточке? – возмутились мальчишки. – Дядя Егор, ты нам не врёшь?

– Это легко объяснить, – пришёл на помощь Иван Иваныч. – Тело-то тёплое, а теплу в безвоздушном пространстве не так просто утечь, только через контакт с поверхностью или излучение, других механизмов нет. От контакта предохраняют толстенная подошва ботинок и спецодежда, а излучает тело весьма незначительно. Первый час и вовсе не чувствуешь холода. И потом, всегда можно сбегать погреться. Правильно говорю? – обернулся к Егору.

Тот согласно кивнул.

– Одежду они сами шьют… материал специальный – плотный и тянется, им в обтяжку надо, не дай бог зацепишься. Большими рулонами корабли доставляют. А ещё они знаками между собой общаются – звук-то в вакууме не передаётся. А мы, в скафандрах – по радио, в шлем встроено. А дыхалка – общие аппараты у нас, подзаряжаемся кислородом через стойки. Ещё вопросы?

– Великаны – это инопланетяне? – не унимались любознательные близнецы.

– Люди. Женщины меньше ростом, мужчины выше. В среднем – пять метров.

– Как это? Люди – и стали вдруг великанами?

– А вот пусть дедушка объяснит, – махнул в сторону отчима Егор. Если честно, он сам не знал.

Иван Иваныч радостно осклабился – учёный широкого профиля, он любил объяснять. Стараясь уйти от «академического» стиля, на котором, будь его воля, он бы только и изъяснялся, прочёл небольшую лекцию.

– Во всём виноват состав, которым пропитывают тела в процессе декомпрессии – это когда давление уменьшают. Откачивают воздух очень и очень постепенно. Одновременно снижают и внутреннее, присущее человеку, давление, насыщая тела распирающей пропиткой. Ведь что мы имеем в случае обычного человека, помещённого в вакуум? Тело человека на 60% состоит из воды, и вот эта вода, при понижении давления, испаряется с образованием водяного пара, который и творит основные безобразия – закупоривает сосуды, раздувает тела, что в итоге приводит к смерти. Пропитка же преобразует воду – связывает, и пар больше не образуется. Без затрагивания молекулярной формулы меняется длина и качество связей, а с ними и физические свойства. Кровь продолжает циркулировать – крови не так важно, что там снаружи, главное, чтобы сохранялась разность давлений на входе и выходе сердца. Как-то так. А, пропитка ещё защищает от смертельной радиации космоса.

– У папы тоже пропитка!

– Сравнили… Но что-то общее есть, да. Ну, про него вы и сами всё знаете.

– Я не знаю. Продолжай! – попросил Егор.

Иван Иваныч мазнул по нему озабоченным взглядом и послушно продолжил.

– Над ним километровая толща воды, каждые десять метров погружения увеличивают давление… на сколько, молодёжь?

– На одну атмосферу! – откликнулись близнецы.

– Громадное в итоге давление. Череп и кости наземных позвоночных деформируются. Но рыбы-то плавают хоть бы что… тот же кит и тюлень запросто ныряют на два километра. Почему?

– Пьезолиты! ТМАО! – снова отличились близнецы.

– Именно. Учёные пошли по тому же пути, что природа. Человека пропитывают особым веществом, которое защищает белок от деформации – подглядели у рыб.

– Папа рассказывал, – вклинился первый близнец, – что раньше из-за ТМАО все подводники ужасно воняли рыбой!

– А теперь меньше воняют, – добавил второй, – современные пьезолиты лучше! Так, слегка пованивают.

Мальчишки залились смехом. А папа Антон покраснел, сконфуженный. Но таки собрался и дополнил предыдущего оратора, стараясь держаться его манеры изложения:

– Современная пропитка поддерживает не только защитную функцию. Легкие полностью сжимаются на глубине, и кислород тканям и мозгу доставляется – откуда? – из той же пропитки. Иными словами, акванавты способны долго обходиться без воздуха и плавать на глубине.

– А я что скажу интересное… – Егор вознамерился было добавить про тупиковость «пропитанных», но проглотил фразу, сообразив в последний момент, что нельзя такое детям про отца.

На него с жадным любопытством глядели все за столом, надо было выкручиваться.

– Я подпрыгиваю – там, у нас – на четыре метра. С места и вверх. Вот.

– Классно! Вот это да! Поразительно! – посыпалось со всех сторон.

А Иван Иваныч сказал, что если измерить высоту прыжка на Земле, совершённого ровно с тем же усилием, то возможно определить, где расположен объект.

Елена Петровна, не отводящая глаз от Егора, заметила, как он при этих словах недоверчиво – даже презрительно! – усмехнулся. Не поверил!

– Сомневаюсь! – подстроилась, поддержав недоверие сына.

Зато близнецы – не сомневались. Вооружившись лазерной рулеткой, предложили Егору подпрыгнуть.

– Совсем, что ли, с ума посходили? – зашипела она и загородила Егора своим телом.

– Какая разница где прыгать! – поддержал мальчишек Иван Иваныч.

– И ты туда же… не слушай их, сын!

Егор, кряхтя, поднялся с каталки, отодвинул мать.

– Мерьте!

– Ровно с тем же усилием! Не больше! – предупредил Иван Иваныч.

И Егор прыгнул!

Прыжок вышел на 3.5см. По счастью, обошлось: в спине ничего не хрястнуло, он благополучно вернулся в каталку.

– В 113 раз ниже, – подсчитал Иван Иваныч. – Значит, «жэ» у вас в 113 раз меньше… 0,087м/с2. А восход Солнца три раза – означает период вращения семь с небольшим часов. Тэк-с, сейчас глянем…

Он вывел в воздухе перед собой справочник и замелькал страницами.

– Похоже на астероид Геба. Диаметр 185 км, шестой по величине в Главном Поясе. Для полной уверенности следует проверить и другие параметры.

– Спрашивай! – разрешил Егор.

– Юпитер на небе видел?

– Откуда мне знать… куча звёзд!

Иван Иваныч заметно вздрогнул, но сумел взять себя в руки.

– Есть среди них какая-то особо яркая? Чтобы не точка, а маленький диск?

– Почему маленький-то? – удивился Антон. – Юпитер же громадный, и Главный Пояс рядом. С Луну как минимум!

– Э-э нет. От Земли до Юпитера 4.2 а.е., до Гебы – 2.5. Делим одно на другое… получаем чуть меньше двух. Значит, и диаметр Юпитера, если смотреть с Гебы, будет казаться больше всего в два раза. Это немного. – Он обернулся к Егору. – Ну так как насчёт заметных на небе объектов?

– Видел. Но – не каждый год. Уезжал – была. И три года назад – тоже. Я ещё в бинокль на неё… любуюсь. Красивая! Маленький диск, верно вы сказали. Но вот прошлый и позапрошлый год – не было. Совсем.

– Смотрим. Период обращения Гебы вокруг Солнца – 3.8, Юпитера – 11.9 лет. Делим большее на меньшее… как раз три и выйдет. Каждые три года Юпитер и Геба сближаются. Потом разбегаются по разные стороны Солнца, тогда Юпитер виден хуже, чем с Земли. Всё сходится! Значит, правильно мы рассчитали – ты работаешь на Гебе, Егор. «Глаз» на Юпитере видел? Ну, когда в бинокль?

– Что за глаз? О чём вы? В мистику не верю.

– Красную точку!

– Хм-м... Диск – шершавый, это видел...

– Полосатый! – поправил Иван Иваныч.

– Объясните мне – что за «глаз»?

– Так зовут большое красное пятно на Юпитере – громадный ураган. В школе изучали!

– Не помню… из астрономии – почти ничего, – поник было Егор, но тут же взбодрился от новой мысли. – А можно прыгнуть так, чтобы улететь с астероида?

– Тэк-с… – учёный вновь уткнулся в справочник, – вторая космическая скорость 130 м/с. Какой-никакой, а транспорт нужен. Первая космическая, кстати – 97 м/с.

– Это когда вращаешься вечно вокруг астероида? – уточнил один из близнецов.

– Именно. Но лучше не вращаться, а прыгать. Упасть и удариться практически невозможно, человек скачет словно кузнечик… даже, я бы сказал, парит. Заманчиво!

– Да уж, – буркнул Егор. – Очень заманчиво лишиться премии – камеры же отслеживают. Прыгать разрешено только на полигоне во время тренировок. А, может, ты ещё скажешь, – незаметно для себя Егор перешёл от холодно-отстранённого «вы» к родному «ты», – почему колючка… забор, в смысле… высотой всего пять метров?

– Ответ, думаю, надо искать в области психологии. К вам гости какие-нибудь прибывают?

– Каждый раз. Ходят, важные.

– Одни и те же или разные?

– Разные. Но экскурсоводы – одни и те же.

– Вот и ответ. Новые не будут прыгать – опасаются, в скафандрах-то.

– Хочешь сказать, колючка – это пыль в глаза?

– Именно. Для солидности. Более интересный вопрос – что у вас там, на астероиде, такого особенного? Что показывают гостям?

– Может, драгоценные камни?

– Хм-м… не думаю. Спектральный класс Гебы – S. В основе – силикаты. Камень, проще говоря. Возможны вкрапления железа, никеля, магния, но не более. Был бы класс М, можно было бы надеяться.

– Камень, значит… это ж сложно долбить. То-то рабочие всё время усталые, недовольные.

– Бедные, замученные великаны… – нараспев пожалел близнец.

– Да, иногда их жалко. Особенно одиноких. Всем посылки, а они грустят.

– А ты был внутри? – поинтересовался Иван Иваныч.

– И не раз. Вызывали на драки.

– Ещё что заметил, кроме туннелей?

– Длинные отсеки. Все заставлены полками.

– Там тоже вакуум?

– Да. И свет – синий. Лампы эти, как их…

– Ультрафиолетовые?

– Точно.

– Обеззараживают, значит… А на полках что?

Егор, помогая себе руками, обрисовал сосуды, заполненные «коробками». Большинство просто лежат, некоторые залиты раствором.

– Аборигены следят, раствор меняют… Ругаются по-чёрному – тесно им.

– Их ещё и мучают! – прошептал другой близнец.

Тут Егор опомнился. Подумалось, а не выдал ли он секретную информацию?

– Только вы, смотрите, никому… ну, про Гебу, гостей, пещеры…

– А про великанов можно? – осведомились близнецы.

– Про великанов – пожалуйста. Они много где в космосе, информация не секретная.

– Вас поняли, шэ-эф! – они дружно отдали честь Егору, пристукнув голыми пятками, и унеслись к себе наверх.

 

Оставшись наедине с супругом, Елена Петровна не выдержала – разрыдалась.

– Вань, он меня игнорирует! С тобой ещё как-то поладил… на почве науки. А я… я ему как чужая.

– А ещё он игнорирует астрономию. Свой любимый предмет. Про Юпитер, помнишь, в школе доклад готовил, репетировал на нас, всех замучил.

– Что ты хочешь этим сказать?

– У него что-то с памятью. Ладно, с нами себя так ведёт – может, обиделся. Но чтобы астрономию… Боюсь, Лен, у него отредактирована память.

– А что, это версия… Про меня точно выпилено, у нас столько хорошего… ну не мог он… забыть. Вань, но как? Как это стало возможно?

С гипнотизёрами, колдунами и прочими «повелителями душ» наука давно уже научилась разбираться: посветил в глаза специальным прибором – и наносное воздействие уходит. Просто, доступно, безвредно. А физическое воздействие на мозг, типа лазером или скальпелем, ещё плохо освоено.

– Через маску. Как часто вас в полиции сканируют?

– Копию мозга – раз в два года.

Маску снимали в первую очередь для проверки благонадёжности и морального облика, и лишь во вторую – в медицинских целях.

– Смотри. На мозг накладывают маску – тончайшую плёнку. Она «слипается» с оригиналом идентичными отдельными участками – маска же априори неполная, один-в-один мозг не повторить. После её активируют, пуская ток. При этом возможны три исхода: мозг «заводится» или целиком, или только под «слипшимися» участками, или вообще никак. Обычно врач заранее знает результат: зависит от состояния нейронной сети мозга. У Егора, очевидно, второй вариант – частичное восстановление: помнит лишь то, что было записано в маску. Которую кто-то отредактировал.

– Погоди, но главврач – при выписке Егора десять лет назад – уверял нас с тобой: пациент дееспособен, мозг восстановлен.

– Этот момент мне тоже не понятен. При сканировании чётко видно: синапсы или целые, или порваны, сигнал через них или проходит, или нет.

– Врал, значит… или ему подсунули неверную информацию.

– Давай ещё раз. Егор выжил, хотя не должен был. Впал в кому. Маска не помогла запустить мозг – так нам сказали десять лет назад. На самом деле, они её не применяли: смысла нет, мозг был «убитый» – не пугайся, это термин такой. Потихоньку мозг восстанавливался, на десятый год дошёл до нужной кондиции – под частичное восстановление. Тут-то маску и активировали. И маска была уже отредактирована.

– А два раза не могли разве? Ну, двадцать лет назад и десять?

– Нет. Активировать можно лишь единожды – после её уже не снять. Вживается.

– Погоди. А если «заводить» не своей, а чужой?

– Толку мало – не «ляжет», нечему слипаться. Нужна именно своя. А проредить её легче лёгкого: рукотворное же творение, оцифрованное. Задаёшь в поиск, к примеру, твоё довольное лицо – злое-то они не тронули, – и командуешь на «удаление».

– Та-ак. Вырезали про мать – чтоб домой не тянуло. Про астрономию – чтобы не смог определить место, где работает… А ведь получается, не хотели, чтобы он дома жил… Почему?

– Дома выше вероятность, что мозг очнётся.

– И тогда он всё вспомнит! Вот оно! Похоже, узнал наш Егорушка что-то такое… из-за чего его… – Она судорожно передёрнулась. – Погодите у меня…

– Прежде надо проверить, правильно ли мы догадались про маску, – вернул её на землю муж. – Егор не должен ничего – абсолютно ничего! – помнить после даты её создания. Когда, говоришь, ему делали?

– Второго января. А шестого, но через год – авария. Целый год, Иван! Целый год выпал из памяти! Но ведь тогда… тогда он не вспомнит, что произошло в тот проклятый день… Вот же засада!

– Остаётся единственный шанс – чтобы мозг заработал целиком.

– Это возможно?

– С мозгом возможно всё. Подтолкнуть бы…

– Может, Татьяну попробуем?

– Хорошая идея. Тогда уж сразу и Машку, чтоб наверняка.

– Приведу их утром.

Татьяна с Машей, как и мать близнецов, хоронились у соседей по участку.

– На рассвете давай. Пока психолог не очухался.

– Да, и у ворот сторожат. Я потихоньку, через дыру в заборе.

– А я послежу за психологом.

– Какой же ты у меня… умница.

 

24 сентября 2999г., Земля

На следующее утро, за час до завтрака, Елену Петровну внезапно позвал к себе в комнату Егор.

– Мама! У меня к вам разговор… – Вид при этом у него был – будто в ледяную прорубь ныряет. Елена Петровна почуяла – что-то будет. Настолько растревожилась, что даже очередное официальное «вы» не задело.

Егор выложил, ради чего прибыл на Землю: сразу по прилёту он клонировался. И теперь надеется на неё. Доверенность – вон, на столе.

– И пусть он клон, ребёнок… зато моё продолжение. То, что останется после меня. Понимаешь? Так ты как – согласна воспитывать и любить его?

Мать всплеснула руками.

– Конечно! Что в моих силах и даже больше… как иначе-то… по-другому и быть не может.

– Спасибо. Я надеялся. Буду деньги вам слать, не думай.

Егор облегчённо выдохнул. Дело сделано. Можно расслабиться.

Зато она не собиралась расслабляться. Подышала, собираясь с силами. Пора? Пора!

– Таню увидеть не хочешь? – спросила.

– Какую ещё… Таню? – удивился он.

– Ты ж с ней… жил. Ну, она так говорит.

– Не знаю никакой Тани. Авантюристка какая-нибудь тебе мозги будирует.

– Проверить несложно, – пожала плечами. – Давай разоблачим её на очной встрече!

– Почему нет… интересно даже.

Пока сын не опомнился, она выкатила каталку в гостиную и крикнула, сложив рупором ладони:

– Спускайтесь!

Друг за другом явились Иван Иваныч, Антон, незнакомая женщина приятной наружности и девочка – круглое лицо в веснушках, светлые волосы уложены в аккуратные косички.

Он глядел на новеньких равнодушно, ни один мускул на лице не дрогнул.

Женщина жадно вглядывалась в Егора. На лице проступало непонимание. Отчаяние.

– Егор! – рванулась к нему. Обняла было, но, наткнувшись на корсет, испугалась, отдёрнула руки.

Он был словно чурбан заледенелый.

– Вы кто? – спросил.

– Та-ак! – Елена Петровна за руку оттащила женщину. – Присядь. Говори, даёшь разрешение на тестирование дочери?

– Да! – ни мгновения не колебалась Татьяна.

Елена Петровна подошла к девочке, попросила сплюнуть в кювету. Потом к Егору с той же просьбой. Он всё ещё не понимал, но послушно сплюнул – следует выполнять все прихоти матери, теперь он на неё завязан.

– Вот! – Она достала небольшую коробочку. – Все видят? Это тест на отцовство. Наблюдайте за моими действиями. Строго по инструкции смешиваю ингредиенты и ждём. Смотрим на экран.

Егор всем своим видом излучал спокойствие. Обещал помочь разоблачить – выполняет.

Когда на приборе проступили цифры 99.99% – он сразу не понял. Дошло лишь после, когда девочка подошла к нему и сказала:

– Здравствуй, папа. Я так долго тебя ждала. Мы с мамой и бабушкой каждый день тебя вспоминали.

Нервы Егора не выдержали, и он потерял сознание.

 

Когда столпотворение, связанное с приведением в чувство Егора, рассосалось, и все более-менее успокоились, слово взял Иван Иваныч.

– Егор, ты понимаешь, что это значит?

– Нет! – воскликнул он. – Ничего я не понимаю! Ни разу… до самого шестого января… не видел эту даму.

– Какого года шестое января? – выцелил ему в переносицу отчим.

– Какого-какого… Когда авария.

– Опиши, что ты помнишь последнее, пожалуйста. Хоть что-нибудь. Ёлку, костюмы… скандал какой-нибудь.

– Скандал помню. Мужик один… напился и в драку... Антон ему надавал по шеям.

– Так мы и думали, – проговорила Елена Петровна с горечью в голосе. – Они тебя активировали копией годовой давности.

– Скандал случился за год до трагедии, – пояснил отчим. – Вот, смотри сюда, – он вывел в воздухе перед Егором страницы прошлых лет. – Это твоя авария – 06.01.2980. А вот тот самый скандал – 01.01.2979. На год раньше! На следующий после скандала день была твоя очередь сканироваться.

– Припоминаю… голова ещё трещала, спать дико хотел. А после – и правда, тьма…

– А мы с тобой познакомились в июле, как раз между. Фотки нас вместе… покажите ему, Иван Иваныч! – просипела Татьяна, голос просел. И всхлипнула.

– Так это что… – никак не мог осознать Егор. – Вот эта прекрасная девочка – моя дочь?

– Папа, ну наконец-то сообразил! – буркнула девочка. – Меня зовут Маша. Мария Егоровна. Обнимемся, что ли?

 

Предаваться долго радужному настроению не вышло. Во-первых, чуда не случилось: память не вернулась.

– Ничего, не сейчас – так после! – подбодрил Иван Иваныч. Но настроение всё равно упало.

Во-вторых, друзья по службе сообщили Елене Петровне, что в направлении её дома следует челнок от фирмы.

Тут же возник небольшой бедлам – Татьяна с Машей метнулись ползком через двор к дыре забора, Иван Иваныч – приводить в чувство… то есть «будить к завтраку» психолога, Елена Петровна с Антоном – накрывать на стол «завтрак», спустившиеся некстати близнецы – заполошно собираться в школу, попутно пытаясь выяснить, что же тут произошло и почему воняет нашатырём. А Егор глядел на это безобразие широко открытыми глазами и изредка смаргивал.

 

Делегацию с челнока пригласили «отзавтракать с семьёй, мы всегда вам рады». Прежде вытолкав жующих на ходу близнецов в школу.

Другие гости с челнока обосновались во дворе. «Охраняют периметр» – определила Елена Петровна намётанным взглядом.

Психолог выглядел испуганным. «Ничего не бойтесь, мы не скажем, что вы вчера напились, куролесили неприлично. Вы наш друг!» – успел шепнуть ему Иван Иваныч. Чем ещё больше напугал.

Делегация бдила по-серьёзному, не то что вчера психолог. Ни секунды не смогли улучить родители, чтобы поговорить с сыном. Ведь так ему и не объяснили толком ни про подозрения насчёт фирмы, ни про редактирование копии. Но надежды не теряли: наверняка момент представится, есть ещё время до вечера, когда назначено празднование.

 

А потом случилось ужасное.

Они не стали ждать вечера.

Приказали Егору собираться – корабль, сказали, отбывает через три часа.

Юбилярше принесли извинения и вручили шикарный презент от фирмы. «Что поделать, следующий рейс только лишь через три месяца, столько позвоночник Егора не выдержит».

Руки-ноги едва шевелились, когда помогала собрать вещи. Доказательств никаких, одни подозрения. Со всех сторон окружали ребятки из фирмы. Не рыпнешься. Словечка лишнего не молвишь. Это на пороге четвёртого тысячелетия, бред какой-то. У неё забирают сына! – кричало сердце. Спокойно! – отвечал ум.

Люди в костюмах, окружая каталку, медленно сошли с крыльца, следом семенили родственники. Тесной группой все вместе тянулись к воротам, за которыми высился челнок. Процессия очень напоминала похоронную, судя по угрюмо-печальным лицам.

Неожиданно ворота распахнулись, и словно ветер ворвались внутрь близнецы.

– Как! Уже? – закричали. – Подождите, у нас подарки!

Следом вошёл директор школы, уважаемый в городе человек.

– Вот, – обратился к начальнику делегации, безошибочно выделив его из многих, – школьники рисовали сегодня два урока подряд. Специально для ваших сотрудников-великанов – которые там, в космосе. От нашей школы. Надеюсь, подарок не утянет корабль?

Подал знак – и двое старшеклассников, стоящих за ним, вручили ошеломлённому начальнику большущую толстую папку, изрисованную сердечками и нарядно обвязанную ленточками.

– Эм-х… – хрипнул начальник. Подскочили помощники и на пару забрали папку.

– В этих рисунках – детские души распахнуты вам навстречу! Вся любовь и нежность! – продолжил заливаться соловьём директор. – Будем дружить?

– Конечно. Обязательно. Будем… – натянуто улыбнулся представитель фирмы.

Ничего иного он ответить не мог: шустрые старшеклассники снимали встречу в прямом эфире. Сияющие близнецы позировали, прильнув к дяде Егору с обеих сторон.

Настроение резко улучшилось, и она смогла даже улыбнуться, когда прощалась с сыном. Он протянул ей руку для пожатия! Она впервые его коснулась!

– Ма, ты пиши мне. Сообщай… о детях.

– К-конечно, – только и выдавила из себя. Сердце чуть из груди не выпрыгнуло: он назвал её «ма», как раньше, и притом на «ты»!

Слезящимися – от ветра, само собой – глазами глядела вслед. Челнок уж исчез с горизонта, а она всё стояла, пока муж, приобняв, не увёл в дом.

Наизнанку вывернется, а организует проверочный рейс на Гебу.

 

 

3 ноября 2999г., на объекте

По прибытии на объект Егора сразу обследовали. На корабле, конечно, а не в пещерном госпитале, где вакуум.

– Чего не в полёте? – поморщился он. В полёте одурел от безделья и одиночества: жил отдельно от всех, в специальной капсуле с постепенным уменьшением силы тяжести.

– Несовместим был режим по тяжести, – любезно пояснил психолог.

И правда, экипаж и пассажиры обитали в блоке с искусственной тяжестью «жэ».

Что-то долго на этот раз просвечивали его голову...

– Всё в порядке? – спросил он в конце процедуры, широко улыбнувшись.

– Иди пока… – буркнул врач.

 

Егора удивило, что в хибаре никто не жил. Был уверен – вместо него службу несёт начальник, даже злорадствовал по этому поводу. А вот и нет! Обошлись вообще без охраны!

А потом солнце скрылось, и на небе воцарились звёзды. Юпитер сиял во всю свою мощь. Егор, пристально всматриваясь в него в бинокль, таки разглядел красную точку... Но не она его впечатлила. А другие две точки, выделяющиеся на светлом диске, – чёрные.

– Вот они, спутники Юпитера! – обрадовался он и до тех пор наблюдал за ними, пока глаза не заслезились.

Стоп! Откуда он знает про спутники? Отчим же ничего про них… Неужели… неужели он стал вспоминать? И почему звёзды на Земле мерцают, а здесь светят ровно – тоже откуда-то знает: из-за атмосферы.

Тёр виски, массировал затылок… Нет. Больше ничего. В расстройстве бухнулся на кровать и забылся во сне.

А когда проснулся – он уже помнил. Всё. И день аварии – тоже.

 

 

6 января 2980г, главный офис фирмы.

Началось всё до невозможности глупо: он хотел пить. Горло горело, а не надо было увлекаться острым соусом. Охране сказал, что в сортир, а сам проник в кафе, где кулер. На удивление, там было пусто. И чисто. Он вылакал свою воду. А потом услышал шаги и нырнул за портьеру: не положено ему тут быть.

Кафе наполнилось важного вида людьми. Выходить стало тем более неудобно, решил переждать. А они принялись обсуждать такое… Понял – он попал.

Конспективное изложение совещания.

1. Полезные обществу люди должны жить долго, лучше вечно. Председатель на своём примере рассказал, как это – когда третий срок подряд, и в разных телах. Помнит предыдущие две жизни, опыт большой, он столько хорошего успел сделать для города! Тут главное – не тянуть, вовремя обратиться на фирму с заказом и оплатить. Повторно живущим следует неуклонно наращивать своё присутствие в обществе, занимать ключевые посты, делать под себя законы. В идеале, пусть массы смертных живут себе, размножаются для общего блага, а элитная прослойка «возрождающихся» будет умно и справедливо ими управлять.

2. В обществе нарастает протестное движение, появились дурные законы. Запретили операции на мозге по изменению личности без согласия пациентов, причём не только людей, но и клонов! Несусветная подлость! У них три сектора в хранилище заполнены заказами «дубль» – это когда вместе хранятся копия мозга и стволовые клетки для будущего клонирования: заказчики завещали воскрешение в собственных телах, то есть клонах. И на тебе, возьмёт теперь клон и откажется принимать в себя личность хозяина... бред! Но не этот вопрос есть предмет нынешнего совещания, сроки терпят пока. На кону стоит более «горячий» вопрос, который необходимо решать срочно. Очень много заказов на возрождение именно в стык тысячелетий – под сотню тысяч. Целый сектор номер один ими заполнен! Договор надо исполнять. Ожидается массовая акция.

3. Созревшее вещество «Х» планируется распространять путём растворения в продуктах питания или напитках в роддомах, яслях, школах. Там, где много детей. На взрослых механизм не работает, нужны именно дети. Годится и высыпание в воду, которая доставляется в дома горожан как питьевая. Механизм воздействия следующий. Вещество «Х» внедряется внутрь организма наподобие вируса и ждёт своего часа. Пока ребёнку не исполнилось четыре – не раскрывается: рано, мозг не готов. После – начинает «печатать» плёнку, опутывая мозг. Вместе взрослеют, взаимно проникая. Собственная личность постепенно подавляется вплоть до полного исчезновения. Структура плёнки – разветвлённая сеть нейронов и синапсов; возбуждение сигналов, определяющих текущее поведение ребёнка, идёт из «вируса», насаждая, таким образом, «короткую» память. По мере взросления раскручивается и долговременная память от «Х», и скоро личность заказчика осознаёт, что она возродилась. Информация, а конкретнее – все виды памяти – зашиты в ДНК вещества «Х»: молекулы ДНК – вместительный (плотность хранения данных ~1019 бит/см3) и стабильный хранитель информации. Один всего недостаток – органике угрожает кислая среда и вирусы, и приходится стараться, чтобы достойно сохранить заказы. Одно хорошо – занимают мало места, не то что стволовые клетки под клоны… кстати, лично он предпочитает новое самостоятельное тело: у клонов здоровье слабее. Но на вкус и цвет, как говорится…

4. Вещество «Х» – не флэши и диски, а живая структура, начинать подготовку к её восстановлению и оформлению в «вирус» следует уже сейчас, за двадцать лет. А за год до акции начнут общую подкормку, «вирус» должен созреть. Уже сейчас следует внедрять своих людей в структуры с детьми, чтобы не случился потом сбой. И совет: заранее готовить плацдарм, куда убрать своих детей и родных из города к началу нового тысячелетия. Лет эдак на пять.

 

А потом Егора обнаружили. И даже слова не дали сказать. Резкая ослепительная боль в голове – последнее, что он помнил.

 

4 ноября 2999г., на объекте

Воспоминание оглушило. Настолько, что прервался мыслительный процесс. Тут пришёл приказ от командира, и Егор, словно сомнамбула, потащился к кораблю.

Корабль блистал под лучами Солнца. Хорошо постарались аборигены – отчистили масляную плёнку и прочие наслоения, возникающие из-за работы двигателя. А, ну да, к мероприятию же готовили. Вон стоят, принаряженные. На его памяти впервые такой… праздник. Лица светятся настороженным любопытством.

Аборигенам сегодня торжественно передадут подарки с Земли – папку с рисунками. Вручить попросили Егора, вернее, приказали, хоть он и отнекивался. Пришлось выступать.

Уже не в каталке, а уверенно стоя на ногах-протезах, он толкнул речь: помнят о них на Земле, ценят их труд, восторгаются смелостью. Историю вопроса озвучил – про племянников, как они организовали всё это… Вышло неплохо, от души, даже сам расчувствовался. Великаны же стояли с вытянутыми лицами – не понять, понравилось или нет? Половина из них одиноких, никогда никакой весточки, а тут… не только рисунки, а и предложение продолжать контакт, переписываться… должно ведь понравиться! – переживал Егор. Но так и не понял, как оно отозвалось на этих странных людях. Тупиковая ветвь как есть.

Мероприятие снималось на камеру. Ясно, почему не в прямой эфир: чтобы не вычислили местоположение объекта по исходящему сигналу. Запись после вручат директору школы, сказали. Близнецы будут в восхищении, один блистающий как новогодняя ёлка корабль чего стоит… и тут у Егора в мозгу щёлкнуло. Очиститель – кислая же среда!

 

Так просто такие мероприятия не заканчиваются… Егор не удивился, когда его вызвали на драку. «Напились-таки». Брагу аборигены гнали на удивление приличную.

И там, среди свирепых дерущихся…Тая схватила его в охапку и оттащила в сторону. Тоже из травмированных, давно к ней приглядывался.

Субтильный по великаньим меркам Хром воткнул в разъём его шлема прут, а к своему рту поднёс что-то типа намордника.

– Раз-два… меня слышно? – раздалось в шлеме. Егор кивнул. – Вот, слушай тогда! – Он вложил в намордник некое устройство, ни на что не похожее.

С ним вышли на прямой контакт и дают послушать какую-то запись! – сообразил Егор. Весь внимание!

 

– Его мозг готов. Со дня на день вспомнит! – голос врача.

– И что нам с ним делать? – это начальник. – А, Стив? По твоему профилю!

– Спокуха, всё идёт по плану. – Егор узнал своего психолога.

– Изложи, будь добр. Или мне обратиться выше?

– Зачем выше… Завтра он вручит работникам подарки. Те расстроятся и – показательно его накажут. Казнят. Типа, не смейте лезть в нашу жизнь, мелкотравчатые. Тактика беспроигрышная, убиваем сразу двух зайцев: и калеку, упокой его душу, и от детишек отвяжемся с их дурной затеей. После случившегося никто никогда не вздумает больше… подарки.

– Гы-ы… а ты и вправду голова, Стив.

 

– Дальше не интересно, – сказал Хром.

– Что за… откуда? – Егор ткнул в прибор.

– Сами собрали. Прослушку давно ведём. Среди нас много кто есть. Физики, инженеры, врачи.

– Но как?.. сюда только рабочих!

– Скрыли образование. Так что по поводу?

– Драка – ваших рук дело?

– Да. Прикрытие. За эти ваши рисунки… на руках готовы… носить.

– И следы твои целовать! – пропела в намордник Тая.

В голове у Егора закрутились колёсики – усердно соображал. У него совсем нет времени. Надо действовать. Прямо сейчас.

– Канистра нужна. С растворителем, которым корабль чистили.

– Запросто.

– Ещё мне надо попасть в сектор номер один. Срочно!

Он ни разу не был в этом секторе: дверь бронирована, доступ закрыт.

– Организуем. Там сейчас как раз бригада Клопа.

– Канистру – туда, внутрь.

 

Не прошло и десяти минут, как с ним связался начальник.

– Чего-то разошлись твои подопечные, – пожурил. И отправил усмирять очередную драку.

– Уже бегу! Угощу их дубиной! – Егор осклабился в камеру: надо выглядеть услужливо-покорным.

– Не размахивай там, врубай сразу высоковольтный режим и гаси, – приказал начальник.

 

Бронированная дверь медленно распахнулась.

Войдя в сектор №1, Егор выгнал персонал наружу и закрылся. А после пошёл вдоль жёлоба и в каждый отсек, наполненный раствором, лил из канистры. И скукоживались коробочки, на глазах чернея. То крушилась органика – паскудное вещество «Х».

Тут же завыла сигнализация, замигали красные лампочки, а он всё шёл и лил… пока не вернулся в исходную точку. В канистре ещё оставался растворитель, и он пошёл по второму кругу.

У него было, что возразить на их теорию. Доказано же, что самый прогрессивный вид человека – тот, что есть, то есть смертный. Бессмертие чревато деградацией. Пресыщенность никогда не создаст гениальных творений и чудес техники. Даже если менять тела.

И вообще, у него дети. И он желает, чтобы они выросли в самих себя, продолжив ЕГО род, а не чужих «полезных» людей. Ишь чего захотели, гады, – возродиться за счёт других! «А выкусите!» – зло ухмыльнулся на камеру Егор. Он не допустит наглого нарушения закона и попрания морали. Да, пафосно. Зато верно.

 

Ворвавшись в сектор, вояки в скафандрах нейтрализовали его силовым полем, притащили на корабль. Матерились по-чёрному, потому что командир запретил «портить товарный вид» Егора, лишь под дых врезали. Связали и поместили в капсулу. Где он и отсидел несколько дней, ни с кем не общаясь.

 

10 ноября 2999г., на объекте

Способ казни выбрали иезуитский: запустить его спутником вокруг Гебы. Из катапульты. Намерение понятно: в очередной прилёт, когда на борту «случайно» окажутся официальные лица, обнаружат на орбите его бездыханное тело. Чьих рук дело? – конечно, аборигенов. А почему труп на орбите, а не в космосе – так потому что эти тупые ошиблись с наводкой. Логичная и даже в некоторой степени красивая комбинация.

Перед запуском с него содрали дыхательный аппарат. Что означало: жить ему осталось восемь часов – как издышит весь кислород в скафандре.

– Думаешь, победил нас? – Не сдержался на прощание психолог, когда Егора уже «зарядили». – А вот и нет. Акция произойдёт как положено, подсунем обманку… заказчики долго ещё не поймут. А там и новые клиенты подтянутся. Даже хорошо, свободнее станет. Введём жёсткий отбор желающих, резко повысим цену.

– А фиг вам. Мы вас всё равно сделаем. Смертные всегда будут сображать быстрее бессмертных.

– Ну ты и… – последовало грязное ругательство, и психолог с остервенением выдрал из шлема Егора блок связи. Махнул рукой – запускайте, мол.

Запустили. И отбыли сразу после. Развернувшись, он наблюдал, как светящаяся точка корабля растворяется на сером своде.

Поначалу он дёргался, стараясь изменить траекторию, но быстро опомнился: из болота себя не вытянешь, закон физики.

Стал считать. Длина окружности – два пи эр, эр у нас 185км, значит, за один оборот он пролетит 1200 км. Скорость… сколько, Иваныч говорил, первая космическая? А, 100 м/с… очень похоже, камни под ним так и мелькают. Делим расстояние на скорость, получаем… примерно три часа. Итого, он прокрутит целых два оборота вокруг Гебы – живым. Третий – под вопросом, может, и дотянет. А после – уже мёртвым. И плевать. Зато его дети будут жить.

Снизу пласталась во всей красе Геба.

Астероид имел неправильную форму, с обратной стороны – вогнутость-кратер. Пролетая над ней на высоте с километр, приказал себе внимательно изучать поверхность – всё какое-то дело, а то с ума сойдёшь.

В точку запуска он «прибыл» в расчётное время и на прежнюю высоту в сто метров. Светало. Промелькнула толпа аборигенов – стояли, задрав головы. «Надо было помахать» – усмехнулся. Нет, ему не было страшно умирать.

А вот после второго витка… был потрясён, по-другому не скажешь. Они выстроили, мать их, пирамиду! Конусом! В основании человек десять, дальше стояли на плечах друг друга! И ловили его громадным сачком! Егор даже рассмотрел материал – то самое полотно, которое на одежду. Но промахнулись, зараза. Метров на сто. Верхний даже прыгнул… и мимо.

И вот тогда у Егора забилось сердце. Знал: в следующий раз они не промахнутся. Учтут сдвиг. Осталось всего ничего: ему надо дожить, не умереть. Беречь кислород! Не шевелиться!

И да, после третьего витка его поймали. В сачок. И пирамида спружинила: посыпалась, раскручиваясь. Он не видел, как именно она сыпалась, ему потом рассказали: вытягиваясь в линейную цепь. Каждый был соединён с соседом, образуя спираль по поверхности конуса. И цепь эта потом тянулась за ним словно хвост кометы… и таки приземлила его. Пригебила, точнее.

Он очнулся, потому что дышал... дышал, о матерь божья… Они разделили с ним свой дыхательный аппарат!

Над ним нависало чьё-то лицо… Тая!

«Тая и Таня… перебор!» – подумал он и снова вырубился.