Ты один из самых счастливых людей
С каждым годом мы живём всё лучше. У нас теперь есть умные дома и умные города. Но что осталось от умного человека?
Утро началось с попыток стащить с супруги вирт-очки и выдернуть пульт из её онемевших пальцев.
Умный дом весело играл побудку: «А ну-ка, зайчики, пора вставать!», а личный коммуникатор, настроенный на комнату Макса, транслировал звонкие шлепки босых ног.
Изображения Алексей не видел, для этого пришлось бы отпустить Марину, но он и по звукам догадался, что сын встал и прыжками, как зайчик, движется в санузел за разноцветными стрелочками.
Алексей крепко сжал Марине запястье и с победным рычанием завладел пультом. Схватку жена проиграла, но победила морально. Алексей выбежал из спальни, а в спину ему неслось:
– Ты самец! Унылый гендерно-агрессивный самец! Надо было завести ребёнка из замороженных донорских сперматозоидов!
Алексей захлопнул дверь спальни, но Макс уже допрыгал до кухни и всё слышал. К сожалению, именно сегодня он не «лунатил», а нормально проснулся, был бодр, деятелен и сразу спросил:
– А почему мама опять кричит?
– Ей плохой сон приснился, – быстренько сочинил Алексей.
– Плохие волки? – уточнил Макс.
Он жил грёзами о крепких домовитых зайчиках, воюющих с плохими волками. Хитовый мультсериал собирал дань играми, фирменными шоколадками, наклейками, футболками, походами в Зайце-парк.
Понимая, что от Марины толку не будет, Алексей сам задал автокухне программу стандартного завтрака.
– Ты сломал мне жизнь, козёл! – закричала из спальни Марина.
Пульт и очки лежали на столе, как напоминание о чём-то постыдном и неизбежном. Словно это он сам был виноват – не уследил за Мариной, не смог стать для неё лучше виртуальной реальности, рожей не вышел.
– Мама мультики смотрит? – с тайной завистью спросил Макс.
Ему не разрешали сидеть в вирте больше сорока минут в день: всего-то одна новая серия про зайчиков и чуть-чуть поиграть с пацанами. Сейчас он дико завидовал маме: она играла в вирте всю ночь, она большая, ей можно.
Макс уже доедал свою кашу, когда на кухне возникла Марина, цапнула очки и заперлась в туалете. Пульт она, наверное, взяла запасной, в сейфе. Алексей расслабился и перестал запирать сейф, а зря. Его же предупреждали в клинике, что у вирт-зависимости бывают рецидивы.
Алексей не внял. Сам он не любил вирт. В силу профессии ему приходилось много работать в цифровой реальности, инспектируя всевозможные бизнес-проекты, и к концу дня он так уставал от виртуальных переговоров с потенциальными инвесторами, сетевых конференций, презентаций, что даже новости слушал по аудио.
Марина же промышляла фрилансом. Она вышивала бисером на заказ и, потеряв вдохновение, нередко забывалась в вирте, вживаясь в любимый сериал или зависнув «в гостях» у подруги.
Алексей решил, что первый раз Марину затянуло случайно: смерть тёщи, ссоры с родственниками из-за наследства. Супруга плакала по ночам. Алексей предлагал послать это наследство к чертям. Как-то ещё помочь он не мог, на работе ему как раз поручили очень важный проект.
Ему и в голову не приходило, что болезнь вернётся. Звоночки, конечно, были. Сначала она перестала встречать его у дверей после рабочего дня и обнимать, щекотно касаясь губами шеи, а потом начала проводить семейные ужины с пультом в руках, нетерпеливо посматривая на мигающий аватарками список контактов.
Врачи говорили, что рецидив необязателен, но если он вдруг случится – дальнейшее лечение может оказаться бессмысленным.
Рецидивы – особенность мозга. Генетическая уязвимость. Некоторым нельзя злоупотреблять спиртным, некоторым виртом: у них нет генов, не позволяющих путать настоящую и придуманную реальность.
Его предупреждали об этом, но заказывать генетическую экспертизу было дорого, да и риск был чисто символическим. Заболевание редкое, а вот неумение контролировать себя у творческих личностей – дело обычное.
Алексей закрыл за Максом дверь. Подошёл к окну, чтобы проследить, как сын сядет в школьный автобус.
За окном хмурилось небо. В Сибири наступил сезон теплых зимних дождей.
«Алексей Гордеев, ты один из самых счастливых людей!» – в пику небесной серости сияло на стекле радужное и переливающееся. Надписи придумывал умный город, а на стекло их проецировал умный дом. Зайди на кухню Марина, и по стеклу полетели бы буквы-бабочки.
Алексей поморщился, распахнул окно, разбивая надпись на рябь и мельтешение, и глянул вниз со своего девятнадцатого этажа.
Шлагбаум дёрнулся вверх: во двор заезжал школьный автобус.
Где же Макс? Не спустился ещё?
«Алексей Гордеев, ты один из…», – снова вспыхнули на стекле буквы. Умный дом, сообразив, что Алексей не собирается закрывать окно, ловко поделил лозунг на обе створки.
В вирте – так же. Тебе подсовывают случайные куски настоящего мира. Отголоски того, что ты набираешь в поисковиках, о чём говоришь по личному коммуникатору.
Зайди Алексей в вирт после ссоры с Мариной, он увидел бы справа от инфоленты подборку «развод»: адреса вирт-кабинетов психологов, советы и квесты «Прорепитируй свою семью».
Вирт не станет думать, нужно ли тебе сохранять брак. Он с готовностью вывалит перед тобой весь шлак, что нанесли в него другие неудачливые семьи. Ему плевать на тебя, но он так липко-участлив, что кажется вариантом спасения.
Алексей провёл рукой по стеклу, словно пытаясь стереть навязчивую надпись. Городские службы полагали, что гражданин обязан получить свою дозу благожелательных оповещений от городского муниципалитета. «Благожелательность – лицо нашего умного города»…
Макс выбежал из подъезда: он скакал, как зайчик, оттого и опоздал. Автобус принял его, развернулся и порулил дальше.
От соседнего дома рванулось автотакси, спешащее влиться в поток таких же компактных машин на автопилоте. Сейчас это нормально – взять такси у порога, а уж оно довезёт до остановки общественного транспорта. Не брести же, как идиоту, по голой пустой улице, если можно потратить время перед работой на тот же вирт?
Алексей захлопнул окно, вышел в прихожую, брызнул грязеотталкивающим спреем на кроссовки, рванул с вешалки куртку и, громко хлопнув дверью, отправился на остановку пешком.
Завтракать не хотелось. Да и вообще ничего не хотелось.
Этот срыв был совсем не вовремя. Денег на психиатра нет, придётся опять занимать, а Марина… Сегодня она не сдаст обещанный крупному клиенту заказ и на весь день заляжет в спальне с пультом.
Алексей щёлкнул по личному коммуникатору, обвивающему запястье, вызвал блокнот с адресами и начал писать Марининому клиенту. Писал и шагал. Врать в письме проще: вирт-звонок показал бы его сжатые губы и бледное, небритое лицо.
До остановки пришлось изрядно потопать. Её построили в центре крупной транспортной развязки: так дешевле и стимулирует население к полезному хождению пешком. Хотя, судя по пустым тротуарам и забитым таксишками улицам, искусственная стимуляция смысла, как всегда, не имела.
Но Алексей не жалел, что не вызвал такси. Быстрая ходьба постепенно приводила нервы и мысли в тревожный хрупкий порядок: сначала – планёрка, потом поговорить по вирту с психиатром. И не забыть забрать Макса из школы, ведь Марина…
Как же так вышло, что её болезнь опять оказалась для него случившейся «вдруг»? Как они оказались по разные стороны сказок о семейном счастье? Ему мерещилось, что всё у них есть: планы, работа, Макс…
Новые высотки спального района сменялись разноцветными малоэтажками далёких двухтысячных. Вялый зимний комар врезался Алексею в лоб и, обалдев от радости, тут же с наслаждением впился в кожу. Пришлось хлопнуть по нему, сминая в кашу безвинное насекомое.
На тридцать четвёртом году жизни Алексей понял, что даже комарам в его «счастливом» городе живётся хреново. Этим летом дожди побили все рекорды, и переполненные реки унесли комариные яйца куда-то на север, не дав кровососущему потомству вовремя вылупиться и «встать на крыло».
Что поделать: Алтай, территория рискованного дожития. Чтобы уехать хотя бы в Н-ск и не бедствовать там поначалу, нужно дослужиться до старшего менеджера.
Он и старался. Хотя сейчас ему даже Н-ск не светит. У него дома теперь есть своя кровопийца. И совместный ребёнок с нею: Макс, сынишка, шесть лет. Учится хорошо. Доктор сказал: зависимость от вирта по наследству передаётся редко.
Надо будет смотаться в обед за Максом. Как раз получится забрать его из школы, и завести домой или к маме. Лучше к маме, ведь первые дни вирт-зависимости – самые трудные.
Над новеньким остановочным павильоном из пластика и металла мигало расписание электробусов и маршруток. Алексей встал в длинную очередь к своему электробусу.
Мимо по разноцветным прорезиненным пешеходным дорожкам спешили биохакеры в дорогих спортивных костюмах. То тут, то там в реальность прорывались объёмные лозунги с их личных комов: «Построй себя сам! Ты игнорируешь тело? Береги эндотелий своих артерий!»
Биохакеры боролись за здоровый образ жизни исключительно на центральных улицах: им как воздух нужны были завистливые взгляды неудачников. Небогатых адептов в этой секте не ждали – биоодежда, биопродукты, биостиль жизни стоили дорого.
Подошёл электробус. Плотная толпа качнулась к дверям. Алексей стоял в самом конце очереди, но сразу понял, что свободных мест много – коммуникатор пискнул, перечисляя плату за проезд, значит, система пересчитала пассажиров и закрепила за ним свободное кресло.
Алексей уткнулся в наручный коммуникатор, чтобы пролистать задания на день и сориентироваться перед планёркой. Ему тут же наступили на ногу. Он поднял глаза, чтобы призвать случайного соседа к порядку, и увидел, как соседний электробус поднялся вдруг на дыбы и повалился на остановочный павильон!
Алексей замер. Он понимал, что нужно отпрыгнуть или хотя бы закричать, но не мог сдвинуться с места.
Он слышал, как кричали другие. Видел, как павильон заискрил, как сломались радужные надписи, кружившие над ним, и в едином электрическом вихре зависли над поверженной тушей электробуса.
А затем павильон стал медленно оседать на Алексея.
– Опять антиглобалисты хакнули электробус! – донеслось откуда-то сзади.
Павильон падал. Алексей смотрел, как сминались его пластиковые бока, вздымая радужную пену голографических надписей…
Пробуждение было болезненным. Во рту першило, руку и спину ломило.
Алексей кашлянул, и горло обожгло болью.
Он открыл глаза. Увидел над высокой спинкой кровати белое электронное табло: диаграммы, столбики показателей, температурный график…
Часы! 16.00. Три часа, как Макса нужно было забрать из школы!
Алексей попробовал встать, но ноги не слушались. Он приподнял голову, осмотрел себя, насколько сумел.
Белое одеяло, в правой руке торчит игла капельницы.
Повертел головой: рядом другие кровати. Три.
Стандартная палата на четырёх пациентов. Один парень, весь перевязанный и с ногой на растяжке, спал. Двое других подключились к больничному вирту и выпали из реальности. Они даже не заметили, что Алексей очнулся.
Он завозил плечами, силясь хоть как-нибудь приподняться. Тело ниже плеч онемело, даже рук он почти не чувствовал.
– Вам нельзя вставать! – послышался строгий голос.
– Я… мне… на… до… – язык распух и больше мешал.
– Помолчите, – приказал голос. – Ваши дыхательные функции в норме, речь скоро восстановится. Вас прооперировали. Вам очень повезло, вы получили неосложнённую травму позвоночника. Стабилизация повреждённого сегмента прошла успешно, но вставать вам пока нельзя.
Алексей повернул голову, пытаясь рассмотреть говорившую.
Попробовал выдавить: «мне срочно нужно домой!», но слова спутались в неловкий непроизносимый комок.
– Вот ваш коммуникатор, – медсестра протянула ему знакомый браслет.
Алексей вздрогнул и уставился на пустое запястье: документы, счета – всё там! Потерять коммуникатор!..
Видя, что пальцы Алексея беспомощно комкают одеяло, медсестра наклонилась, обхватила тёплой ладонью запястье его свободной от капельницы руки и аккуратно сомкнула магнитные застёжки. Ком запищал, сразу узнав хозяина.
Только тут Алексей сумел разглядеть её и оробел.
Такие девушки снятся, их не бывает в природе. Вся в белом. Пахнущая ромашкой и липой. Лёгкая и волшебная.
А, может, это лекарство ещё гуляло в крови, заставляя его догреживать наяву?
Блондинка. Голубые глаза. Высокая грудь.
– А-а как вас зовут? – вырвалось у Алексея.
Горло тут же прочистилось и справилось с болью. Он попытался привстать, поднял голову, вытянул шею, словно цыплёнок.
– Алекса, – улыбнулась она.
– А я – Алексей.
– Рада познакомиться. Вам что-нибудь нужно, кроме коммуникатора?
Он смутился, потеряв только что нащупанную нить разговора. Нужно было что-то спросить, Алекса ждала, ласково улыбаясь.
– А когда? – нашёлся он кое-как. – Когда меня выпишут?
– Но вам же комфортно? Травма у вас средней тяжести, без осложнений, и вас поместили в клинику по месту жительства. Врачи сочли, что необходимости в специализированном лечении нет. Вам же нравится здесь? Страховка у вас стандартная, но она полностью покрывает случаи вирт-терроризма. Вам не о чём волноваться.
– А что… Э-это был точно теракт?
– Точно, – Алекса снова улыбнулась. – Нам прислали инфописьмо из полиции. Но допросят вас позже. Когда разрешит лечащий врач.
– Х-хорошо.
– Вот и замечательно. Подробную информацию о своём диагнозе вы можете получить в вирте или запросить у врача. Обход – завтра утром, – Алекса заботливо поправила одеяло и вышла, цокая каблучками.
Алексей с облегчением уронил голову на подушку, расслабил ноющую от напряжения шею и… беззвучно рассмеялся.
Надо же, оробел, как мальчишка! Она же – дежурная медсестра. Это её работа – улыбаться больным. От комфорта больных зависит их выздоровление, а, значит, и её зарплата.
После ухода медсестры Алексей ощутил бодрость, достаточную, чтобы вязаться за решение текущих проблем.
Отправил короткое сообщение на работу: «отсутствую по болезни», голосом включил коммуникатор (на левой руке всё-таки неудобно) и начал звонить Марине, а потом, вспомнив утренний кошмар, Максу: сначала на его ком, потом (вдруг разрядился?) домой, а затем в школу.
На последний запрос ответил школьный робот, а следом на экранчике появилась аватарка «социальная служба». И замигала переадресация запроса.
Алексей похолодел:
– Где мой ребёнок? – взревел он, увидев зеленоволосую толстую тётку, татуированную розочками.
И тут же вспомнил, что кричать на социальных работников нельзя, они могут подумать, будто вы – социально незрелый тип или вообще социопат!
– Ваш ребёнок находится в муниципальном рае номер восемнадцать. Город заботится о нём, гражданин, – снисходительно сообщила толстая тётка.
К тону она не стала придираться, и на том спасибо.
Алексей выслушал рекомендации, куда нужно прийти, какой штраф заплатить, какие предоставить документы, и снова набрал Марину.
Маринин ком, разумеется, не ответил. Тогда Алексей залез в блокнот с паролями, подключился к умному дому, вошёл в систему и перекрыл своим лицом вирт-экран жены.
– Почему ты не забрала Макса?
Марина смотрела на него не моргая. Когда-то он любил её именно такой: широко расставленные удивлённые глаза, рассеянная улыбка – всегда в своих фантазиях и проектах.
Но тут супруга узнала Алексея, и лицо её исказилось.
– Прочь! Уйди! – завизжала она. – Это ты его не забрал! Прочь!
Она заколотила по пульту, пытаясь изгнать мужа из своего виртуального мира.
– Я не мог! – шипел Алексей. Кричать не получалось – прихватило горло. Да и соседи по палате, хоть и торчали в вирте, тоже смущали его. – Антиглобалисты взорвали наш электробус!
– Ты всегда ищешь виноватых!
– Я в больнице! Забери ребёнка!
– Катись к чёрту!
Марина сообразила, наконец, как вычистить мужа из своего виртуала, и контакт оборвался.
Алексей беспомощно огляделся по сторонам, но соседям было плевать – вирт-очки, наушники. В больнице это вряд ли считается невежливым, какие тут ещё развлечения?
Алексей набрал номер родителей и сбросил им необходимые документы. Макса из райских объятий социальной службы надо было срочно кому-то выручать. Если это не сделать в течение суток, дело отправят в суд, и тогда штрафом уже не откупишься. Да и Макс… Как он там, без своих зайчиков?
Алексей в забывчивости рванулся с кровати, и позвоночник прошило болью.
«Нельзя вставать, – вспомнил он. – А надолго это со мной?»
Давно пора было подключиться к больничному вирту, что Алексей наконец и сделал.
Выяснилось, что у него неосложнённый компрессионный перелом, проведена иммобилизация, прописан постельный режим ориентировочно на три дня.
Больничный бот тут же предложил подписать протокол о нормах поведения больного, заказать ужин в столовой и вызвать медсестру с уткой.
Всё это время справа мигала красная иконка «постельный режим» и зелёная «виртуальная медсестра».
Медсестра с уткой? Бли-ин…
Алексею стало так тоскливо, что ужинать расхотелось. До этого перспективы постельного режима ему представлялись плохо. Только сейчас он сообразил, что естественные надобности придётся справлять на глазах у троих таких же.
Неужели и утку ему принесёт Алекса?
Он вспомнил её лицо и сообразил, отчего она сразу задела его за самое тонкое. Алекса была похожа на актрису начала века, Майю Превинскую, что нравилась ему в зелёном мальчишеском детстве.
Майя… Почти первая любовь.
Никаких уток Алексею пока не требовалось, но он всё же кликнул на зелёную иконку, проверить, кто отзовётся на запрос: Алекса или…
Не отозвался никто. Просто открылся чат, а рядом – три аватарки. И на одной из аватарок опять оказалась она.
«Это что получается: ты просишь утку, и все читают?» – офонарел Алексей.
«Добрый день», – написал он на пробу.
И тут же ему написали в ответ:
«Скорее, вечер».
Вместо подписи мигала аватарка Алексы.
Алексей почти увидел её, почти услышал голос: немного усталый, но всё такой же доброжелательный.
Нет уж, с уткой – он её не вызовет. С уткой придётся решать по-другому…
«Устали? А когда ваша смена заканчивается?»
«А она закончилась».
«Так вы же ещё дежурите в вирте? Разве это не продолжение смены?»
«Это я подрабатываю. Ведь надо кому-то и здесь дежурить».
Алексей, ощутив, что она улыбается, тоже расплылся в глупой улыбке.
«Спасибо. Не буду мешать дежурству!»
Принесли ужин, и соседи по палате вдруг заметили Алексея.
– Антиглобалисты? – спросил, чавкая, полноватый любитель вирта. – А почему вас сюда, а не в центр реабилитации? Сэкономили на вас! Я бухгалтер, Михаил. А вы?
– Алексей. Да, пишут, что антиглобалисты. Может, и сэкономили, но травма у меня вроде бы лёгкая, даже ожогов нет. Наверное, я всё-таки далеко стоял, это мне со страху показалось, что близко.
– А в прессе чего кажут? – поинтересовался Михаил.
Алексей пожал плечами: вот ещё головная боль – смаковать катастрофу в сети.
– А чего там увидишь нового? – удивился он. – Антиглобалисты – мастера устраивать рекламные кампании, но я на них не подписывался.
– Думаете – показательная акция? – уточнил Михаил. – А может, муниципалитет им чем-нибудь насолил?
– Муниципалитет как всегда одуряюще вежлив, – поморщился Алексей.
– Это да, – кивнул Михаил, терзая варёную курицу. – Но это и вредно. Привыкли все к вежливости, а случись чего? Вот с работы тебя уволят или жена уйдёт – тут тебе и каюк. Тощестенный стал человек. Не держит стресса.
– Электробусы – больное место городской системы, – встрял второй, безымянный, сосед.
Он вроде бы слушал разговор, а глазами косил на экран своего кома, где шла какая-то потасовка.
– Электробусы-то что им сделали? – вздохнул Алексей.
После ужина Алексею всё же пришлось вызывать медсестру с уткой.
Кликнув на зелёную иконку, он заметил, что аватарки теперь четыре. Выбрал самую «пожилую». Написал «в личку».
Пришла действительно другая медсестра – очкастая, хмурая. Ткнула в руки пластиковую бутыль с широким горлом, совсем непохожую на утку. Ждать ничего не стала, ушла, приказав засунуть наполненное «судно» под кровать.
Алексей долго мялся, но соседи по палате снова зависли в вирте. Теперь уже все трое. А потом мама прислала видеосообщение с радостным Максом, которому пообещали ремонтный набор для зайцелёта, и Алексей решился. Прикрылся покрывалом…
Сразу стало веселее. Он улёгся поудобнее – спина уже меньше ныла, и в ногах появилась чувствительность, полистал менюшки в больничном вирте, и нажал на зелёную иконку.
Аватарки остались две. И одна – Алексы.
Зато ожил больничный чат. Теперь он всё время вспыхивал новыми сообщениями. Наверное, пациенты не против были потрепаться с симпатичной медсестрой.
«Добрый вечер, – вклинился Алексей. – Я поступил сегодня. У меня постельный режим. Привет всем».
«Привет», – отозвался Фёдор из гастроэнтерологии.
«Алекса, а вы бывали когда-нибудь на рыбалке?» – написал Григорий из хирургии.
Алекса терпеливо отвечала. Алексей читал и улыбался.
Утро началось в полшестого с резко включённого света. Медсёстры ставили лежачим уколы, гудели роботы-поломойки, и, несмотря на повсеместную рекламу современных экологичных дезинфектантов, резко пахло хлоркой.
Ждали обход. В семь забежал молоденький доктор Аристарх-Винсент Сервич, из обменных с Сербией граждан, что-то прошептал в автопереводчик и тут же убежал. Единственное, что Алексей сумел уловить: состояние у него стабильное, лечение плановое, всё в пределах стандартной схемы.
Хотелось написать маме: спросить про Макса, пожаловаться на постельный режим, но было ещё очень рано, и Алексей маялся.
Михаил, сосед слева, в ожидании завтрака, разгадывал в вирте объёмный кроссворд. Иногда он снимал очки и обращался к соседям по палате с вопросами.
Безымянный сосед справа читал вслух заголовки новостей. «Глобалисты взорвали ещё один электробус. В столицу Сибири Барабинск прибыл президент Канады. Ходят слухи, что будут заключать контракт на экспорт бананов».
Помучавшись от безделья, Алексей тоже надел очки и вошёл в личный вирт-кабинет.
Личные кабинеты создавались когда-то для электронного документооборота, но постепенно к ним приросли и странички в соцсетях, и чаты. Последним писком стали гостевые вирт-комнаты: надеваешь очки и видишь себя в уютном бунгало с бассейном во дворе. Можно купаться, болтать с друзьями, даже праздники проводить. Или поставить виртуальный, но на вид настоящий планшет и рисовать картины, продавая их в вирт-магазинах.
Алексей в вирте преимущественно работал. Там у него был оборудован офис, а из «домашнего» висели только счета за умный дом, школу да кое-какие семейные мелочи.
Он обозрел свою виртуальную стену, отметил, что мама уже уплатила штраф за Макса, и уже хотел выйти из кабинета, когда заметил зелёную иконку больницы.
Может, соцслужбы налепили её, чтобы сообщать друзьям Алексея необходимую информацию о часах посещения больницы? Или это Алекса позаботилась?
Он написал в больничном чате: «Спасибо». Она не ответила.
После обеда явился следователь, наряженный в белый халат, в медицинских перчатках и весь такой стерильно-унылый, словно его перед посещением палаты прогнали через автоклав.
Он подозрительно зыркал на Алексея, расспрашивая, не перешёл ли тот дорогу антиглобалистам. Может, выступал за свободу вирт-ботов? Есть сейчас такие опасные движения: борцы за права цифровой личности, адепты виртуальной семьи?
Но Алексей только качал головой. Вирт был для него рабочей средой и не более.
Вечером мама привела Макса. Сын прижимал к груди нового зайчика и был совершенно счастлив, а мама старательно молчала о состоянии Марины.
Когда родные ушли, Алексей попробовал ещё раз достучаться до жены.
Убил два или три часа, пытаясь с помощью умного дома заблокировать ей вирт. Не сумев, долго искал решение на форумах, сгоряча написал приятелю-хакеру и, сам от себя не ожидая подобного безрассудства, купил у него программу для взлома вирт-кабинетов.
Тут Алексей немного опомнился. Программа была нелицензионная, взломать с её помощью можно было не только домашний вирт, но и муниципальный, а потому за её использование полагался немаленький штраф, если не тюрьма. Но иного способа отключить супругу от вирта он придумать не смог.
Он дождался, пока соседи по палате уснут, активировал хакерскую программу, ввёл данные личного кабинета Марины и нажал «взломать».
Экран долго мигал. Наконец «стена» кабинета Марины исчезла, и перед Алексеем открылась неопрятная прихожая с раскиданными по полу вещами: женскими и почему-то мужскими.
Марина нашлась в зале, на огромном диване из белого плюша.
В вирте она осталась всё той же студенткой – большегрудой и большеглазой. Коротенький золотистый халатик, накинутый на голое тело, предательски обнажал плечи.
В ногах у Марины сидел лохматый мужик, тоже в халате на голое тело. Мужик пил виски со льдом, а супруга гладила его по плечу.
Самым страшным было то, что в вирте Марины горели ДВЕ зелёных иконки. Значит, мужик был реальный. Лежащий сейчас где-нибудь дома, на личном диване, в таких же, как у Марины, закрывающих мир, виртуальных очках!
Если бы Алексей увидел измену супруги с ботом-иллюзией, он плюнул бы, брезгливо выругался и, пожалуй, не предпринял бы ничего. То есть позвонил бы утром родителям, попросил как-нибудь накормить Марину, дотянуть до его выписки. А потом был бы опять знакомый психиатр, «домашний режим»...
Но лохматый мужик что-то сломал в нём. Выходило, что Марина и не больна вовсе, а просто этот урод – даже виртуально лучше его, Алексея. С ним можно встречаться вот так, отвернувшись от сопящего рядом мужа, сжавшись в комок, замерев и одеревенев от наслаждения.
Алексей ковырнул аватарку лохматого: Глеб Силумонов, свободный настройщик.
А не он ли месяц назад настраивал Марине заглючившую автокухню? Вот мразь!
Алексей рефлекторно дёрнулся встать, но боль в спине опять прошила его насквозь.
«Лежать! – сказал он себе. – Не хватало ещё остаться калекой, из-за какого-то Силумонова! Нет уж, у меня есть Макс! И тайна личности – это не аргумент для суда. Психиатра допросят. И ребёнок останется со мной. Шлюха!»
Он выключил ком, разрывая связь и вылетая одним махом из вирта. В глазах потемнело. Он забыл, что в очках, и сорвал их, моргая беспомощно и зло.
«Шлюха. Просто шлюха. Тоже мне – нервное вирт-расстройство!»
Он ощутил резь в животе и застонал от бессилия. Утка. Ему сейчас не требовалась ни одна женская особь, кроме проклятой утки!
Уснуть Алексей не смог: мысли всё время возвращались к Марине.
Чтобы хоть как-то отвлечься, он перезагрузил коммуникатор – резко отключённый, он заглючил и потерял сеть.
Наконец ком замигал приветливо, и включился больничный чат.
Оказывается, бессонница мучила не одного Алексея. Он почитал весёлый трёп про надоевшую всем курятину на обед и на ужин, про перепутанные анализы и написал: «А весело у вас. А вот мне – так хреново, что спасёт только личная медсестра».
Он добавил грустный смайлик и понял, что выглядит приставалой и нытиком. Хотел стереть сообщение, но в личку уже стукнули, и Алексей обомлел: Алекса!
«У вас что-то случилось?» – спросила она встревоженно.
«Да, так, ерунда. Я пошутил…» – замялся Алексей.
«Не ерунда, – отрезала она. – Вы же мой пациент, а я на дежурстве. И вижу на мониторе ваш пульс и давление. Да у вас температура повысилась! Что с вами? – И, помедлив, дописала: – А идёмте в больничное вирт-кафе? Мне бы хотелось поговорить с вами, а ваши соседи по палате, я вижу, спят».
Алексей сообразил, что у Алексы на пульте действительно видно, чем занят каждый из пациентов. И сразу понятно, кто бодрствует, кто спит, а кто с ума сходит от своих идиотских проблем.
Он попытался посчитать пульс – неужели всё так заметно? И морда, поди, вся красная? Если не согласишься на разговор, она всё-таки придёт в палату и увидит его… таким.
«Хорошо, – написал он. – Идёмте в вирт».
«Доброго утра, – звякнуло сообщение. – Как ваше самочувствие?»
Сообщение пришло на коммуникатор, вирт Алексей отключил. Но аватарка Алексы и здесь была той же самой, привычной и успокаивающей.
За ночь измена Марины потускнела, стала чужой и далёкой, и Алексей не сразу сообразил, почему Алекса так беспокоится о его самочувствии.
«Всё нормально», – ответил он.
И вспомнил: Алекса просила обязательно написать ей утром.
Вчера они говорили почти обо всём: про работу, про Макса. А потом он всё-таки рассказал про Марину. Его прорвало: он ругал жену, ругал вирт, а Алекса только слушала и кивала. И они долго сидели молча.
Алекса сказала, что очень переживает за него. Что семейные драмы могут затягивать выздоровление. И настояла, что утром напишет ему и узнает, как его состояние, а то, может быть, лучше вызвать психолога?
«Спасибо вам, – написал Алексей. – Я подумал, что, может, вы правы, Алекса. Жизнь никогда не поздно менять. Максу всего шесть. Мне тоже не так уж много».
«Я рада за вас», – тут же отозвалась Алекса.
Утренняя сестра принесла утку. Посудина была похожа на лебедя-подростка, такая же гадкая, но перспективная, ведь рано или поздно даже больничная утка получает новую жизнь на заводе по переработке пластмассы.
Алексей вдруг понял, что последние годы перестал ощущать себя живым и свободным: изматывающая работа, стабильный скучный быт, Марина с её упрёками и капризами. Раньше у него не было времени анализировать их отношения: ребёнок, большой дом – всё это требовало денег и времени. Он всё дольше задерживался на работе, тут бы с Максом успеть погулять, а супруга всё отдалялась и отдалялась.
Когда-то виртом Марины была комнатка со строгим дизайном, ряды книжных полок, где вместо книг хранилась папки с образцами вышивок. А теперь там притон для лохматых настройщиков.
Алексей, чувствуя, что снова заводится, позвонил психиатру Марины.
Психиатр, конечно, ничего не знал про настройщика. Он всерьёз опасался негативных прогнозов при так и не начатом лечении. Алексей давил ироническую улыбку и в конце концов дал себя уговорить на принудительную муниципальную госпитализацию жены. Так, на всякий случай.
Договорившись о госпитализации, он ощутил горький вкус мести. Теперь Марину заберёт скорая психиатрическая помощь, а будет скандалить – так и режим лечения пропишут пожёстче. В прошлый раз он сам настаивал на домашнем режиме, но сейчас находился в больнице, и формально иных вариантов лечения обеспечить супруге не мог.
Пусть теперь психиатрам доказывает, кого она больше любит.
Звякнул коммуникатор.
«У вас всё в порядке? – написала Алекса. – Я заглянула в больничный вирт, и обратила внимание на ваши показатели. У вас ещё что-то случилось?»
«Алекса, – написал он, перемежая слова смайликами. – Это же не ваша смена! Вы должны отдыхать!»
«Я очень волнуюсь за вас, Алексей».
Он хотел отшутиться, но вдруг уже занесённая рука замерла.
«Тогда… – написал он и затёр. – Тогда. Может быть… – опять затёр. – Тогда. Может быть, посидим после обеда в вирт-кафе?»
Сообщение повисло непрочитанным. Потом прекратило мигать, значит, Алекса прочла.
Алексей понимал, что она видит сейчас на экране его пульс.
Не надо было это писать. Она и так вчера потратила на него…
«Да».
Надпись замигала и окрасилась в прочитанный-бледный.
Он прочёл.
Она написала: «Да»!
Вирт-кафе Алексей выбирал весь день. До этого он почти не бывал в таких заведениях, ну, может быть, пару раз, с Мариной.
Он долго листал интерьеры и меню разных кафешек, а потом его осенило, что принимать пищу в кафе вовсе и не обязательно, ведь можно пойти в кафе-театр или кафе-зоопарк.
Он написал об этом Алексе, и она выбрала зоопарк.
Сошлись на знаменитом виртуальном кафе «Игры с приматами». Шимпанзе выполняли там забавные трюки, а дрессировщики общались с ними жестами языка глухонемых.
Алекса, прихватив на входе брошюрку с жестами языка глухонемых, с хохотом общалась с самочкой шимпанзе Диной. Глядя на них, Алексей пожалел, что не взял с собой Макса. В кафе было много детей. Конечно, в живую опыт такого общения был бы глубже и познавательней, но где же сейчас увидишь живого шимпанзе? В зоопарках их больше не держат, запрещено.
– Смотри, Алексей! – Алекса покрутила правой рукой вокруг левой. – Я говорю ей: «банан», а она отвечает: «дай»! Давай ей купим хотя бы виртуальный банан?
Алексей хмыкнул: детский развод «на деньги», а потом подумал: «А почему – нет?».
Да, вирт и был выжиманием денег: бананы, зайчики Макса – вещи, которые не существовали, и никогда не будут существовать, но за которые надо платить. Но ведь все платят. Наверное, где-то Марина права – он сухарь и зануда, и не готов платить за эмоции.
Алексей купил и виртуальный банан, и билеты на шоу с приматами, которое показывали в отдельном зале.
Алекса кормила бананом шимпанзе Дину и улыбалась. Её строгая причёска растрепалась, прядки у висков выбились…
Вирт, всего лишь вирт, но передаёт всё – раскрасневшиеся щёки, усилившийся запах духов.
В конце концов, ведь у большинства людей вообще нет проблем с виртом. Они умеют наслаждаться и реальной, и нереальной жизнью, становясь то дневными бабочками, то мотыльками.
Мог бы Алексей вот так, запросто, пригласить в кафе настоящую, живую Алексу?
А если бы их вместе увидели знакомые?
Да и устала она после смены. Может, она уже даже дремлет тихонько дома на любимом диванчике, а программа моделирует смех и выбившиеся у висков пряди. Но так ли это плохо?
– А мы пойдём смотреть шоу? – спросила Алекса.
И её рука как-то сама собой оказалась в ладони у Алексея. Почти случайно, нечаянно, как рыбка, нырнувшая в коралловый грот.
Они вошли в заполненный зал, тут же погас свет, и места они искали уже на ощупь. А когда нашли и сели, рука Алексы так и осталась у него в ладони.
На работе к болезни Алексея отнеслись совершенно без понимания. Шеф заявил, что два дня – достаточный срок, чтобы прошли последствия наркоза, а проекты можно отслеживать и лёжа. Пришлось открывать вирт-кабинет.
Работы скопилось много. Он заказал в больничной столовой крепкий кофе. Потом ещё раз.
На третьем заказе предупредительно звякнул ком. Алексей, не глядя, вывел контакт в наушники. Ждал очередного звонка от заказчика.
– Я слушаю вас! – рявкнул он и осёкся
– В больнице нельзя третий кофе, – сказала Алекса. – Но я принесу.
Алексей растерялся и даже немного рассердился на себя. Вряд ли работа Алексы заключалась в потакании нарушителям внутрибольничных правил. Реал – это не вирт. Да и не хотел он к себе какого-то особенного отношения…
Или – хотел? Марина изменяет ему самым противным и низким образом. Изменяет, лёжа в одной с ним постели!
Кофе Алекса действительно принесла.
– С-с-пасибо, – выдавил Алексей.
– Все ваши показатели в норме, кроме гормонов стресса, – улыбнулась она. – Может быть, лишний кофе сыграет в вашем случае положительную роль? Под мою ответственность.
И ушла, постукивая каблучками.
– Вот же какая справная, – сосед слева высвободил голову из вирт-очков и растирал уставшие глаза. – Смотри, Алёха, вот заверит она тобой!
– Ага, девка – огонь! – подтвердил сосед справа. – Как роза, что расцвели сегодня в дендрарии...
Алексей хмыкнул, закончил разнос очередного стартапа, вышел из рабочего кабинета и открыл больничный вирт.
«Может, пойдём сегодня в дендра-кафе? Я слышал, там расцвели какие-то особенные розы», – написал он.
Дендро-вирт был копией настоящего дендрария и транслировался в реальном времени. Здесь всё постоянно менялось, как в настоящей прогулке – вот упал лист, вот шмель забрался в серединку цветка.
– Как здорово! – Алекса с удовольствием сорвала розу и рассмеялась. – Всё-таки это прекрасно! Толпы людей блуждают по одному и тому же парку, но ни мусора, ни шума! И цветы можно рвать сколько хочешь!
– Но это же вирт… – растерялся Алексей.
– Но он же, как настоящий! – Алекса задумалась на секунду и спросила: – Скажи, а ты мог бы жить в вирте? Встречаться? Гулять? Завести семью?
– Семью в вирте? – натянуто улыбнулся Алексей, и по спине у него от волнения побежал пот.
Неужели Алекса делает ему предложение? Завуалированно, полунамёком, но это же… А Марина? Да к чёрту Марину!
– А-а… – сказал он. – А… почему бы и не…
И тут соседнее дерево, кажется, это был граб, задёргалось и повалилось прямо на Алексу! Его ветки взметнулись, готовясь накрыть её.
Алексей выхватил девушку из-под падающего дерева. Метнулся вперёд, замер: верхушка соседней ели раскачивалась, как сумасшедшая.
– Внимание! Сохраняйте спокойствие! – в вирт проник голос системного администратора, но тут же прервался: небо потемнело, зарябили помехи. Теперь было ясно, что «небо» над дендро-виртом – совсем не небо, а обманка, рисованная фактура.
Алексей застыл, прижав к себе девушку. Смерть в вирте человеку грозит, только если тело выбросит слишком много гормонов от внезапного страха, но это – ничтожный риск. Сейчас администраторы всё восстановят, и можно будет продолжить прогулку.
– Это вирус? – прошептала Алекса. – Или хакерская программа?
– Это я виноват! – фальшиво рассмеялся Алексей. – Меня просто преследуют антиглобалисты! Наверное, я – скрытый миллениал!
Он пытался развеселить Алексу хотя бы конспирологическими теориями о поколении миллениалов, создавших тайное мировое правительство и захвативших все цифровые богатства.
– Психи! Зачем они это делают? – Алекса улыбнулась трясущимися губами. – Эти акции – бессмысленны!
Алексей обнял её покрепче. Через тонкую ткань платья он ощущал, как Алекса дрожит. Конечно, он мог предложить ей снять очки, но угрозы-то никакой не было, зато был повод стоять в обнимку.
Чего она так испугалась, глупая? Это же просто вирт. Если он «рухнет», их вышвырнет в реальность. Ну, в крайнем случае – с головной болью. Она же в конце концов медсестра и не должна бояться такой ерунды.
– Антиглобалисты думают, что все проблемы в нас, людях, – Алексей успокаивающе коснулся губами волос Алексы. – Люди сдурели и придумали этот вредный прогресс. Если мы начнём бояться новых технологий, таких, как вирт, прогресс замедлится.
– Так пишут в блогах, – поёжилась Алекса. – Но кто знает, что им надо на самом деле? Если они хотят жить иначе – почему не направят энергию на свою собственную жизнь? Почему не создают те семьи, которые им нужны? Работу, которая им нужна? Города, где не нужно пользоваться электробусами и виртом? Пусть будет два мира – живой и вирт?
– Может быть, они уже тоже не могут без вирта?
– И обманывают себя? Врут, что без прогресса всем было бы лучше?
– Я думаю, прогресс – не равен развитию. Мы в капкане. Цивилизация и в самом деле подрастеряла настоящие ценности. Теракты тут не помогут, ведь в людях больше нет энергии, чтобы жить своими маленькими заботами, растить детей, строить семьи. Вокруг слишком много соблазнов. Это истощает, и для себя у них не остаётся ничего.
– А я бы… Я бы хотела создать семью, – выдохнула Алекса. – Мне кажется, мне больше ничего и не нужно другого. Жить маленькими заботами. Растить детей. Но я не могу иметь детей. Совсем не могу.
– Это не беда, – улыбнулся он. – У меня есть сын. Ты же полюбишь его, верно?
Алекса кивнула, и щёки её порозовели.
Ночью Алексей отправил заявление о разводе. Формально Марина находилась в психиатрической лечебнице, а потому её согласие пока не требовалось. Если через месяц она не явится в суд, решение будет в пользу здорового супруга.
Утром доктор разрешил ему встать.
Алексей заказал по вирту костюм прямо в больницу. И букет роз. Таких же, как они видели в вирт-дендрарии.
Его облачили в корсет. Доктор сказал, что выписку уже отправил на регистрацию в поликлинику. Оттуда завтра явится участковый врач, а сейчас можно…
Алексей медлил. Иконка в вирте привычно горела, но он ждал, пока Алекса придёт на смену сама. Он знал, что сегодня она работает с обеда.
Отправил домой вещи, сел с цветами на заправленную кровать, хотя много сидеть ему категорически не рекомендовали. Он знал, что Алекса пунктуальна. Ровно в два она будет в ординаторской.
Алекса удивлённо подняла на Алексея глаза: костюм, букет. Улыбнулась:
– Выписываетесь? Я так за вас рада!
Конечно, ей приходилось сейчас говорить на вы: в ординаторской сидел лысоватый медбрат.
Алексей подумал, не встать ли на одно колено, но корсет мешал ему, могло получиться неуклюже.
Ладно, пусть так. Не так торжественно, как хотелось бы, но…
– Алекса! – сказал он, протягивая цветы. – Я вас люблю! Вчера я не шутил, у меня действительно есть сын, и я… Выходите за меня замуж!
Девушка покраснела. Беспомощно оглянулась на медбрата.
– Ты чего, мужик? – медбрат поднялся: кряжистый, красношеий.
Алекса замахала руками, шагнула вперёд, мол, я сама всё улажу. Щёки её алели, как розы.
Алексей смотрел недоумевающе:
– Но ты же… Вы же говорили мне вчера, что мечтали бы создать семью?
– В вирте? – облегчённо выдохнула медсестра. – Так это была не я, это же бот. Медицинский бот. Ну, разве вы не знаете? Это же в рамках программы психологической поддержки пациентов. Ей, то есть боту, все пациенты в личку пишут. Она с ними в кафе ходит. С нею можно и семью создать. В вирте. Знаете, сейчас это очень модно. Вы напишите ей, она очень обрадуется. Сейчас все создают в вирте дополнительные семьи с ботами. Там вас всегда поймут, никаких ссор. Она очень милая, вы не стесняйтесь…
Алексей ощутил, что ноги его слабеют. И слух. Он никак не мог разобрать слов.
– Бот? – переспросил он.
– Ну, конечно! Медицинский бот. Дежурная медсестра физически не успевает всем отвечать в вирте. Бот подключает меня к разговору только в сложных ситуациях.
– А кофе? – тихо спросил Алексей.
Ведь кофе ему приносила живая, настоящая Алекса.
– Вот да-да. Когда требуются конкретные решения – я всегда прибегу. А она, ну бот, утешит, развлечёт. У вас был слишком высокий уровень гормонов стресса, вы понимаете? Да, я была с вами в кафе. Один раз, в самом начале. Но только в больничном кафе… Чисто по службе…
– Я понимаю, – сказал, Алексей. – Извините.
Он вышел из ординаторской. Спустился по лестнице – корсет не давал ему опустить плечи.
Букет полетел в мусорный бак у выхода из больницы. Автотакси давно ожидало его. И пустая квартира: Макс был у мамы.
Такси тронулось, поехало. Возле мэрии опять стояли антиглобалисты с лозунгами: «Долой прогресс! Нет виртуальным семьям!»
Очень удобная штука эта виртуальная семья. В вирте всегда идеальные тарифы за обслуживание умного дома. Или там вообще нет никаких тарифов? И вирт-жену даже не надо кормить, только оплачивать трафик. Правда, кафе будут выманивать деньги на всякие бесполезные смыслы. На вирт-банан, например. А если он заболеет, она принесёт ему виртуальную утку. И эта утка уже никогда не пойдёт в переплавку.
Когда такси подъехало к дому, позвонил шеф. Алексей сообщил, что его выписали. Что на работе завтра он появится сразу после прихода участкового терапевта. Так положено: его должны передать на лечение по месту жительства. Но как только терапевт уйдёт, он сразу, как штык.
В лифте догнал звонок мамы. Макс был в школе. Вчера учительница жаловалась, что он баловался на уроке по шахматам.
– Тебе больно? – спрашивала мама. – Спина болит, да?
– Нет, – качал головой Алексей. – Спина не болит.
Спина действительно не болела.
У самых дверей звякнуло сообщение от психиатра.
«Я уже не курирую этот случай, но по старой дружбе... В клинике вашей жене сделали генетический анализ. Да, деньги у муниципалитета есть. Это неожиданно, я сам бы не подумал, но диагноз неутешительный – прогрессирующий виртуальный психоз. Это уже не зависимость, а сложное нервное заболевание. Ну, вы понимаете?..»
Алексей понял. Резко и только сейчас: Марина была всё-таки очень больна. Анализы нужно было делать в частной закрытой клинике. Муниципальная психиатрическая служба обязательно сообщит диагноз всем надзорным органам.
Он развернулся и бегом бросился к лифту. Ещё можно было попытаться доехать до школы Макса.
Звонок из социальной службы застал его у лифтовой шахты. Зеленоволосая толстая тётка была очень обеспокоена. Опасный диагноз вынуждал службу контроля изолировать ребёнка. Пока временно, диагноз ещё должен окончательно утвердить консилиум врачей.
«Ребёнок тоже должен пройти генетическое обследование. Мы не уверены, что вы сможете обеспечить ему должное воспитание. Ах, развод? Это ещё хуже. Неполная семья даёт слишком большой процент будущих неблагонадёжных граждан. Всё будет хорошо, гражданин. Ребёнку подыщут другую, более благополучную семью. Муниципалитет заботится о детях и желает вам удачного дня!»
Алексей отвечал очень вежливо. Ведь ещё можно было обратиться в суд. Наверное. Если он найдёт на это достаточно денег.
Он вернулся к дверям квартиры. Не разуваясь, прошёл в пустую спальню и огляделся: вещи жены лежали на полу, как в вирте. И даже мужские были. Его.
Он собрал вещи и, не разбирая, где чьи, выбросил их в утилизатор.
Потом уселся на диван, взял пульт и надел виртуальные очки. Программу для взлома вирт-кабинетов он так и не удалил. Потянет ли она взлом муниципального банка генетических данных? А если потянет, что ему даст удаление из системы информации о болезни Марины?
«Требуется доступ администратора для входа в муниципальную систему управления, – сообщил вирт-кабинет банка. – Введите имя и пароль».
Вот как? Банк требует полного доступа к службам муниципалитета? Рискнуть?
Алексей кивнул сам себе и запустил хакерскую программу.
Замигала иконка активации. И тут же замигал свет: сервер умного дома был самым обычным, ограниченной мощности, а вот пароли в муниципалитете – хитрые и многоуровневые. Хотя маловероятно, что хакерская программа занимается банальным подбором, скорее пытается послать на сервер что-то такое, что сломало бы ему мозг.
Алексей ждал. Сначала долго сидел и бессмысленно таращился на красные буквы: «Попытка получения доступа…». Потом встал, подошёл к окну.
Осенью темнело уже после шестнадцати. В домах загорались окна. Скоро отреагируют на снижение освещённости и фонари умного города.
Сервер зашумел, мигнули огни соседнего дома. Алексей сообразил, что хакерская программа запустила в сеть щупальца вирусов и вытягивает резервы других серверов. Он запоздало заколебался: а что будет, если его вычислят? Тюрьма? Но разве сейчас он свободен?
«Город заботится о тебе, гражданин!»
Дом задрожал от ровного гула подземного городского генератора. Программа аккумулировала резервы муниципалитета, вгрызаясь в его же коды.
Надрывно гудел домашний сервер. Браслет коммуникатора жёг запястье. Даже очки стали греться, и Алексей их снял. Если пароль удастся взломать, ему хватит и экранчика кома.
Но ком, похоже, не выдержал первым. Замигал: сначала ярко, а потом всё тусклее и тусклее.
«Вот и всё», – подумал Алексей.
И тут же раздался знакомый голос муниципального бота:
– Здравствуйте, Администратор!
Голос был стандартизирован: улыбка, интонации, обертона. Муниципалитет проедал налоги красиво.
Алексей позволил себе секундную паузу на осмысление.
Он сумел. Вошёл в муниципальную систему управления. Он может сейчас отключить от вирта «социальный рай», куда доставили Макса. Может вычистить данные о Марине и её семейных связях. Но может и обрушить систему. Оставить без вирта весь город: все его службы, транспорт, школы, больницы. По крайней мере, иконка «Перезагрузка и сброс систем» светилась в чёрном интерфейсе хакерской программы нежной весенней зеленью.
Первый вариант ничего не решал: слишком тесно связаны базы данных в сети и слишком много страхующих облачных хранилищ и прочей всячины в информационном пространстве. Что ни стирай, Макса у него всё равно отберут…
Второй?
Алексей зло усмехнулся, процедил сквозь зубы: «Прости, Алекса» и нажал на «зелёную» иконку.
«Антиглобалисты неправы, – думал он, равнодушно наблюдая, как программа расправляется с базой данных. – Остановить прогресс и вернуться в старый мир невозможно. Зато есть шанс построить новый. С нуля. Нужно только самому оказаться на нуле. Или стать нулём. Человеком, которому нечего больше терять».
Когда погасли умные городские фонари, он уже был готов: крепкая одежда, запас воды и консервов.
На кухне, мигая бесперебойником, умирал сервер. Входная дверь отворилась сама собой – отказал умный замок.
Алексей вздохнул и вышел на пожарную лестницу. Скоро в городе начнётся такая неразбериха, что они с Максом уж как-нибудь скроются, затеряются среди других беженцев, сумеют построить себе новую жизнь.
Он ещё не знал какую. Знал только, какая жизнь ему не нужна.