Бардо профессора Халдекера
Приближался шторм. Профессор Халдекер брел по опустевшей береговой линии ему навстречу. Грохочущие вспененные волны окатывали его обнаженное тело, и, когда он нырнул, захлебываясь океаном, в его голове прозвучал низкий спокойный голос.
-Через три минуты я вынужден буду отключить вас от репликанта. Мне придется сделать запись об отклонении в вашем поведении…
-Сколько? Количество подобных записей приблизилось к критическому значению?
Баз Халдекер оставался верен себе и привычно выбирал высокий ледяной тон команд и приказов, какой предпочитал в биологической жизни. Ему не раз приходило в голову, что программа Ботхисаттва для застрявших в бардо или, как было принято в официальных формулировках, для проходящих коррекцию, нарочно выбирает противоположные настройки. Это ужасно злило.
-Так же я позабочусь об останках. На мой взгляд, избавиться от этого репликанта, будет шагом в верном направлении.
-Нет, этой вилки событий у тебя нет, я возвращаюсь!
Уверенным брасом Халдеккер поплыл к берегу и через несколько секунд упал на жесткий песок, тяжело переводя дыхание.
-Я по-прежнему считаю, что твой функционал не проработан, ты не отвечаешь на заданные вопросы и пытаешься мне угрожать. Впрочем, большего ожидать не приходится. Кому интересны программы коррекции для неудачников?
-Вы ошибаетесь, профессор, - без тени эмоций ответил Ботхи, - ваша проблема довольно распространена, вы не являетесь частным исключением из общего правила. Большинство реборнов некоторое время пребывает в бардо1. Это не тюрьма, как вам кажется, это вынужденный карантин. Вы знаете, как важна чистота. Борьба, которую вы возглавляли, за очищение человеческой расы от мутированных генов и увлечения свободным метаморфизмом, суть первая ступень на пути к совершенству. Здесь тоже самое. Вам нужно очиститься от страданий, отравляющих вас и способных принести вред другим. Никто вас не отвергает, наоборот – вас ждут, когда и вы войдете в общее сознание и станете частью Глории.
Халдекер смотрел на бушующий океан с отсутствующим видом, и мысли, давно закрадывавшиеся в его сознание, обретали все более четкие очертания. Ботхи не был его помощником, не подчинялся ему, хотя искусно имитировал это, прикрываясь протоколом свободного общения.
На мгновение Баз почувствовал себя уязвимым. В нем проснулась ярость, но не за ней он пришел, в который раз нарушив правила использования репликантов.
Страдания. Их скопилось слишком много в той стадии, когда они были людьми. Любили, убивали и умирали, а мир погружался в эпоху Казней – череду нескольких планетарных воин и неконтролируемой мутации.
Халдекеру нужно было избавиться от них через тело репликанта. Прожить эмоциональную боль физически, чтобы очиститься, но, спустя время, все возвращалось. Будто раковая опухоль в его сознании, он боялся даже предположить, что страдания могут расти.
Профессор раз за разом заставлял репликанта переживать свой собственный ад, а этот Ботхи… твердил, что факт существования страданий нужно просто принять! Еще что-то про восьмеричный путь, и предупреждение застрять навсегда в сансаре – так, кажется, он называл круг непрерывных перерождений. Программа была никчемной и отвратительной.
-Ботхисаттва, - разум Халдекера обретал ясность, по мере того, как тело, которым он управлял, содрогалось от мышечной боли. Шея и лицо покрылись красными пятнами, дыхание затруднилось, - что будет с тобой, когда я закончу свой путь и присоединюсь к Глории?
-Моя цель будет достигнута, и я вернусь к своему прародителю, снова став частью программного комплекса Аспера.
-Да… Тебя создал Аспер, - Халдекер невольно содрогнулся, - но как…? Биологическая сингулярность нами еще не достигнута, программа не способна опередить нас!
Профессор попытался подняться. Его левую ногу облепила огромная медуза, и он со стоном рухнул обратно.
-Черт, я забываю, что нужно следить за телом! – произнес он вслух странно чужим скрипучим голосом.
-Я хочу знать, у кого есть ключи твоего доступа! - Халдекер продолжал ворчать, как неожиданно в прозрачном извивающемся в его обожженных руках теле появился глаз и злобно уставился на него.
-Я хочу вам напомнить, что правильная мысль и правильная речь, а также правильное намерение – являются неотъемлемыми частями восьмеричного пути…
Тут Халдекер завыл от боли, досады и удивления, что за тварь он притащил из океана.
-Единственного способа покинуть бардо. Этот алгоритм действий направлен на избавление от страданий…
Голос Ботхи становился тише, тогда как Халдекер начал сыпать отменной бранью и реветь белугой. Подобное примитивное поведение Ботхисаттва игнорировал, останавливая общение в ожидании осмысленных запросов.
Баз Халдекер не сразу сообразил, что попал в крупный переплет. Разыгравшаяся нервная и гормональная системы репликанта начали разрушать его тело с нарастающей скоростью, и это не считая механических повреждений! Чтобы сохранить тело, профессору нужно было срочно его покинуть и передать управление им Ботхисаттве, но взять себя в руки и позвать на помощь от не мог. Что-то было не так.
Вцепившаяся в него мертвой хваткой медуза не позволяла ему сосредоточиться. Сильнейшая боль пронзала не только его тело, но и разум.
Лишь спустя драгоценное время, Халдекер понял, что тварь из океана - паразит, примитивное сознание, занесенное сюда с космической пылью притянутое возрастающей активностью Глории. С каждым годом их становилось только больше. Все они были голодны и стремились отхватить хотя бы малую частичку биоинформационного поля.
Из тела псевдомедузы выросли длинные щупальца, которыми она обхватил Халдекера и принялась душить, проникая невидимыми нитями в его сознание и запуская острые зубы в его воспоминания и мысли. В лицо ему впивались взглядом уже около дюжины черных пропитанных ненавистью глаз.
-Это позволит вам вернуться немного назад и пересмотреть свои действия, - ввернул Ботхи и снова замолчал в ответ на проклятья Халдекера.
Посыпал мелкий дождь. В серой пелене спускавшихся сумерек Баз с трудом различил гигантские паучьи ноги, приближавшиеся к нему с огромной скоростью по грязной пене океанских волн. Это был один из техников, который засек паразита, и с минуты на минуту должен был уничтожить эту тварь и поглотить биоматериал, к которому та прицепилась.
Где-то высоко над головой в темнеющих облаках вспыхивал красный глаз процессора. Паук был огромных размеров, и Халдекер ужаснулся, скольких же паразитов и их жертв он успел сожрать. До каких размеров они могут вырасти? Липким отвратительным предположением по сознанию профессора прокатилась мысль о том, как много уже от него не зависело.
Низших роботов-санитаров тоже создавал Аспер. Иными словами – никто из реборнов не знал, как ими управлять, и чем они на самом деле являются… И осталась ли для Аспера цель протекции и защиты Глории приоритетной?
-Я – профессор Баз Халдекер, - завопил он. Кровь обильно стекала по его телу из множества глубоких ран, - это мой, черт подери, остров! – Халдекер замолчал, не в силах отвести взгляд от развернувшейся картины сражения чудовища-паразита и гигантского паука, и развернувшегося за тем пиршества.
-Профессор, - в голосе впервые Ботхсаттвы послышалось беспокойство, - я засек еще один сигнал! Я направил его на несколько удаленных сервисных центров, но техник все равно получит его через две-три минуты…
-Черт тебя задери с этими минутами, Ботхи! Что? – но профессор уже догадался. Красный глаз медленно развернулся к нему. Длинные чешуйчатые ноги начали приходить в движение.
-Еще один сигнал о нападении. Несанкционированное вторжение сознания, профессор! - Ботхи как будто испугался.
-Из вашего тела! Кто-то передал сигнал о помощи из вашего репликанта, вы - агрессор и будете идентифицированы как паразит! Сэр…
-Сэр? – тупо удивился Халдекер нехарактерному обращению и совершил самый глупый поступок – спонтанное разделение сознаний. Он выпрыгнул из репликанта в самое сердце шторма без всякой подстраховки, без намеченной цели. Халдекер сбежал в последнюю минуту в никуда.
Это было равносильно самоубийству. Хрупкое квантовое поле его сознания в окружающей среде могло разорвать что угодно, и он навсегда перестал бы существовать, стал бы частью космической пыли или, может быть, превратился бы в паразита. С профессором Халдекером было покончено. Вероятно, они больше никогда не встретятся с Ботхисаттвой.
Безумие! Как это случилось! Сколько раз Ботхи напоминал ему, что нельзя сливаться с репликантом!
Перед тем, как провалиться в пустоту, Халдекер успел спросить себя еще об одном – кто это был, кто сидел в его репликанте, и как он там оказался? Мысли его стали прерывистыми и угасли.
| * * * |
Первым ощущением, которое идентифицировал Халдекер, был жар, лениво разгоравшийся внутри. Словно он проглотил несколько тлеющих углей. Затем Баз почувствовал тошнотворный запах и несколько разорванных нитей информации. Шло разложение биоматериала, но вместе с этим довольно большая масса была холодной, с жесткой атомно-молекулярной структурой. Пластмасса и металл, может быть, еще бумага. Каркас сознания профессора восстанавливался довольно быстро, но среда, в которую он попал, стала заполнять утраченные фрагменты, и это было отвратительно.
Халдекер стал искать самые яркие воспоминания, чтобы сосредоточиться на них и переждать. Анализировать на этой стадии было опасно. Он так и не научился сдерживать эмоциональные реакции. Как поведет себя эта среда, отвечая на его гнев или отчаяние, было невозможно предугадать.
Если это был на самом деле мусорный бак, что уже одно могло привести База Халдекера в слепую ярость, то он мог просто взорваться. Процессы гниения шли полным ходом, топлива для детонации вполне могло хватить. Каким непостижимым образом он оказался на грани исчезновения, смерти – если вспомнить вышедшую из употребления терминологию? Халдекер не понимал.
Чудовищное стечение обстоятельств, в тоже время до отвращения комичное! Никто уже не умирал! Никто из прошедших процедуру перерождения и одной ногой ступивших в вечность! Он же вынужден бороться за сохранение своего сознания, один, не в состоянии даже вызвать техника, которыми он всегда пренебрегал.
С отвращением Халдекер признался самому себе, что во всем случившемся только его вина. Он никогда не соблюдал правила и презирал инструкции по безопасности. Может, Ботхисаттва был прав? Правильные намерения, правильные поступки и так далее. Просто иди по прямой, и твои ноги перестанут заплетаться?
Окружившая его вонь напомнила ему о Гадючьем Логове - любимом баре его сына, где собирались такие же как он неформалы, балующиеся нелегальными инъекциями мутагенов, чтобы просто почувствовать себя по новому и словить непередаваемый кайф.
Где-то вдалеке заиграл рейв. Кислотный свет ворвался в темноту воспоминания Халдекера, и он снова услышал крики. Боль, с которой его сын каждый раз возвращался в человеческое тело в безумно дорогой клинике реабилитации, и ненависть за то, что он не позволял ему жить, как тот хотел. До тридцатилетия, после которого разрешалась процедура перерождения, и сознание человека отделялось от тела, превращаясь в реборна, он не дожил.
Халдекер презирал своего сына. Вынужденный каждый раз наблюдать, как совершенное тело, так напоминавшее его собственное, снова и снова подвергают жутким превращениям и относятся к нему, как к мусору, он однажды задался вопросом – а нужна ли его сыну, Блейзу, вечность? Что он может принести в общее сознание? Сколько десятилетий ему придется торчать в бардо, а он будет вынужден все это оплачивать?
Блейзу оставалось два месяца до процедуры, когда отец закинул ему в рюкзак выловленную в канале крысу с явными признаками паразита и вызвал техника. Одно только пошло не по плану – неповоротливый и разъевшийся в зарослях городских каналов паук оказался неожиданно близко, и Халдекер не успел уйти.
Он смотрел, как металлические жевала отрывают куски от тела его сына. Кровь, брызнувшая в лицо репликанту, в котором он был, медленно стекла за ворот его белой отглаженной рубашки.
Блейз не пытался убежать. С того самого момента, как он достал крысу и почти сутки ходил с ней на плече, пытаясь научить ее нескольким простым словам, он ни разу не взглянул на отца. Казалось, он был счастлив.
Баз попытался пошевелиться. Ему стало необходимо движение, что-то заворочалось в его памяти, тяжелое и ледяное.
С громким скрежетом мусорный бак сдвинулся на пару дюймов, распугав копошащихся рядом крыс.
Халдекер закричал внутри своего сознания. Омерзение и боль начали парализовать его связи, и ему пришлось пустить все силы на трансформацию. Этот контейнер с отломанными колесами был единственным, что было доступно профессору. Нужно было выбираться как можно скорее. Более удаленную от его изначальных целей точку Халдекер не мог и представить.
Это были Каналы. Сеть сточных коллекторов на материке, где во время Казней прятались беженцы, а потом – устраивали рейв-пати и курили все, что было под рукой. Самое дно. Будь у Халдекера достаточно власти в свое время, он выжег бы эту язву с материка, не сомневаясь ни минуты, но это решение от него не зависело.
Он созидал. Выращивал репликантов, устраивал для них поселения и разрабатывал программы интеграции в среду, чтобы они могли выжить на этой планете самостоятельно, после того, как все реборны уйдут, став частью Глории, в поисках нового дома. Цивилизация, которую они должны были сохранить, очистив от пороков и мутаций. А его паршивец - сын?
Халдекера снова пронзила боль, на этот раз не от разогнавшегося метаморфизма, а внутренняя, острой иглой вылезшая и темноты, которая тоже была им самим. Проклятая эмпатическая часть, в ней и крылось все зло! Подсознание, багаж, который он был вынужден тащить.
В глубине мусорного бака зародилась вибрация, его форма размякла, и появился длинный щуп, очень отдаленно напоминавший руку.
Спустя пару часов Халдекер смог подняться на некое подобие ног и оглядеться. Ему удалось воспроизвести несколько фасеточных глаз по всему телу, и некоторое время ушло, чтобы подстроиться под формат подаваемой ими информации.
Халдекер зарычал, внутри контейнера что-то заворочалось. Был ли это смех или отчаяние, он и сам не знал. Все как будто было предрешено.
Он смотрел на вывеску Гадючьего Логова, где его сын провел едва ли большую часть жизни, и направился внутрь. Место, пропитанное для него ненавистью и позором, и чем-то еще. Боже, когда он вернется, он не просто поймает эту тварь, вынудившую его бежать и оказаться на краю исчезновения! Тот, кто умудрился залезть в его репликанта, надолго станет подопытным материалом! А сканирование? Как он мог им пренебречь? Все потому, что Халдекер хотел скрыть свои плохие привычки – разгуливать в чужом теле и наслаждаться физиологическими чувствами. Да и просто – не могло там никого быть!
У грязного стекла, под которым висела выцветшая афиша десятилетней давности, Халдекер замер. Некоторое время он стоял неподвижно, пока проходящий мимо репликант в отвратительном латексном костюме, тоже с хозяином – судя по осмысленному взгляду, не толкнул его.
-С дороги, урод! – он дал профессору хорошего пинка, и Халдекер отлетел в вонючий водосток, все еще удерживая взгляд на своем отражении.
Его новый облик был не просто отвратительным, этого можно было ожидать от трансформированного мусорного бака. Он внушал Халдекеру страх. Что-то под обрабатываемой в этот момент его сознанием информацией, что-то первобытное, доставшееся ему от мозга рептилий, в самой сердцевине его нутра, распознало в том, кто смотрел на Халдекера со стекла не просто врага – хищника или чудовище. Того, кто всегда бродил во тьме рядом с людьми.
Профессор вспомнил, что одно из утверждений метаморфизма гласило – какой бы ни стала оболочка, она будет нести отпечаток сознания. Если бы он мог, он бы заплакал.
Впервые Халдекер подумал не о том, как далеко они зашли в биологической эволюции, а о том, что они потеряли.
Улица кишела крысами и разными тварями. В скудном свете нескольких фонарей отбрасываемые ими тени становились несоразмерно большими. Халдекер готов был вступить в схватку, если они набросятся стаей и попытаются его сожрать, но сейчас это был не выход, еще нет. Он почувствовал, что не готов сдаться и проскользнул в закрывающуюся дверь следом за одним из самых уродливых солдат, каких ему приходилось видеть и лечить во время казней. Тот не обратил на Халдекера никакого внимания и то и дело щелкал левой клешней, как будто этот звук его успокаивал.
-Сколько еще ты будешь таскаться сюда? – барменша, со змеиной кожей окинула солдата раздраженным взглядом и, сверкнув металлическими клыками, стала обслуживать других, бросив, - сегодня налью, но больше не приходи!
Халдекер незаметно протиснулся сквозь гудящую толпу мутантов и с облегчением облокотился на стойку. Ему становилось здорово не по себе, и стакан скотча был бы кстати, но даже в этом перевернутом мире, никто не наливал бесплатно.
-Я не к тебе прихожу, отвали! – зарычал солдат и едва не столкнул Халдекера на пол.
-Мясник опять притащился… - недовольно зашептались вокруг.
-Да! – взревел солдат, - и друг мой тоже будет пить! Столько, сколько надо! – запустив длинные когти правой руки в Халдекера, он рывком поставил его рядом с собой и уставился на профессора мутным взглядом, - хреново выглядишь! Даже хуже, чем я, - он заржал и неожиданно спросил барменшу, - Валькирья здесь?
-На сладкий, на здоровье, - хмыкнула она, поставив перед Халдекером огромную кружку дымящейся темной жижи, и оставила их вдвоем с солдатом. Профессор жадно набросился на угощенье. Голод был на столько забытым чувством, что только насытившись он понял, как плохо ему было.
-Не налегай ты так, - солдат осторожно высвободил кружку, поставил ее на стойку, и водрузил в остатки еды некое подобие трубочки. Халдекер впился в нее беззубым ртом и едва не захлебнулся, потом стал медленно посасывать, чувствуя себя одновременно отвратительно и на подъеме.
-Как ребенок, откуда взялся? Меня Мясником здесь все зовут, но я не обижаюсь. Это правда. В моей деревне я этим и занимался, сначала скот, а потом… потом пришлось.. - он нелепо всхлипнул. Волосатая громадина, давящаяся слезами, - я сюда по делу пришел! – он грохнул кулаком по стойке, и рядом с ними образовалось небольшое пустое пространство в переполненном баре, - на охоту пришел! Положить надо реборнов, всех, твари! – никто, кроме полумертвого Халдекера его не слушал, - найду такого, – он снова щелкнул клешней и хитро улыбнулся, - думают, раз могут по телам скакать – там их и не сцапать! А я знаю… - он нагнулся ближе к профессору, - ведьмы научили, как их прищучить! А начать надо с этого выродка Халдекера, который сидит у себя на острове и разводит репликантов прямо как скот, представляешь?
Профессор стал оседать, но Мясник держал его крепко и дышал перегаром в лицо.
-Требуха хорошо пошла, да? – в его голосе появились нотки искренней заботы, но это не удержало Халдекера от рвотного рефлекса. С таким аппетитом он никогда не ел. Требуха…!
-Мое любимое, под полынную настойку, - он неожиданно побледнел и замолчал, пока Халдекер избавлялся от ужина.
Свет, и без того слабый, пропитанный хмельными парами и вонью разложения, стал гаснуть. Высоко над головой вспыхнули кроваво-красные фонари, обнажив причудливые витражи в окнах огромного купола. У Халдекера закружилась голова. Снаружи Гадючье Логово выглядело обшарпанной развалиной.
Все разговоры стихли. Один Мясник что-то невнятно бубнил профессору в ухо, уже изрядно набравшись и плохо соображая, что происходит.
Эхом прокатился возглас восхищения, и, напряженная от ожидания нескольких сотен зрителей, тишина взорвалась аплодисментами. Кто как мог их выразить.
Из притаившейся в самой вершине купола темноты появились сначала очертания фигуры, потом она сама – танцовщица спускалась к ним, чуть заметно взмахивая огромными багровыми крыльями, напоминавшими оперение орла. Ее лицо было скрыто хищной маской, наряд был вызывающе откровенен. В одной руке она сжимала стилет, другой ей удавалось управлять вспышками огоньков, поплывших в воздухе между гостей, словно крошечные феи.
Халдекер издал какой-то булькающий звук, и мысль о том, что он не может говорить, растаяла в волне нахлынувшего блаженства. Если Блейз приходил сюда ради нее, он почти его понимал.
Танец Валькирии заставил его забыть обо всем. Сила и красота ее тела были ненастоящими – словно алмазная кожа, тонкий стан в сочетании со спартанскими мышцами и забранная диадемой грива огненных волос. Все это было плодом мутаций, хорошо спланированным, редким совершенством в толпе окружавших ее уродств, но власть ее над зрителями была стара как мир и уходила корнями в первобытные времена, возвращая на краткий миг к началу времен.
Халдекер удивился, насколько сильно ему захотелось увидеть ее лицо, сорвать маску, пусть даже его встретит кошачий, а не человеческий взгляд. Что-то подсказывало ему, что она прячет не изъян, а еще большую, если такое возможно, красоту. Тоску утраченной любви. Халдекер подивился своим мыслям. Разве он знает, что это такое? Может быть, когда-то очень и очень давно…
-Ты понимаешь, он выращивает их как цыплят, совершенство формы, идеальные люди будущего, а потом их либо продают всяким выродкам, что залетают к нам оттуда, - от проткнул когтем воздух, указывая на потолок, - а тех, что похуже – скармливают паукам! Устроили скотобойню! Один такой хотел поселиться в нашей деревне. Притащил откуда-то выщербленную статую какого-то старого бога, и давай из нее глотку рвать и зыркать на всех. Пока они кровью его умывать не стали, не успокоился. А потом еще и игрищ себе потребовал! Хорошо же они развлекаются! Реборны – люди, закончившие эволюцию! Да меня научили, я уж теперь любого… - он рыгнул и тупо уставился на репликанта в латексе перед собой, - а, одна шваль кругом, - махнул ручищей и, зевнув, спросил, - так Валькирья будет?
Ему никто не ответил. Халдекер оставил своего неудачливого собутыльника и медленно продвигался ближе к центру, чтобы лучше разглядеть танцовщицу. Был в ее теле только один изъян – небольшая татуировка на пояснице. Где-то он ее уже видел…
Воспоминание обрушилось на профессора, пригвоздив на месте – бледное предплечье его сына, румянец смущения на его щеках.
-Ну как, пап, здорово? Это мантра…
Баз Халдекер закричал изо всех сил. Не только его тело, кричало и корчилось его сознание. И уж совершенно невероятно – может быть, душа…
-Если тебе тяжело, я останусь, - испуганное лицо Блейза окрашено почему-то в красный цвет, Халдекер жадно впитывает каждое движение сына, - ты недолго будешь один. Когда все закончится, я вернусь, я буду с тобой навсегда!
Блейз смеется звонким смехом подростка.
-Пап, навсегда только для стариков! Твоя работа очень важна, я понимаю, - хочет показаться взрослым, но выглядит растерянным, - жалко, мама не дождалась, вы…..вы бы смогли ее сохранить?
-Да, теперь да! – Халдекер уже на половину отвернулся к двери, к проекту тысячелетия по новому эволюционному скачку и победой над самой смертью. Будущее не просто ждало его, оно ревело приливами адреналина и дофамина в голове. А потом он создаст новых людей, очищенных от мутированных генов, он дурной наследственности, совершенных… И заберет сына, когда он будет готов стать их частью - единого планетарного сознания, Бога…нет Глории!
-Ну как, пап, здорово? Это мантра… - Блейз уже некоторое время показывает ему свежую татуировку на предплечье и немного стесняется, он раскраснелся, - это мантра любви. Ом, жемчужина в цветке лотоса. Она говорит о безграничной любви, прощении и просветлении. Я сделал ее в память о маме…
Красная пелена застелила глаза Халдекера, и воспоминание исчезло. Уродство на прекрасной, настоящей человеческой коже! Как он мог предать его! В такой важный момент! Он выбирает их сторону, отреченных? Тех, кто отказался идти путем бессмертия и совершенства и предпочел предаваться страстям, все сильнее извращая и тело, и разум, день за днем?
Чьи-то сильные руки подхватили профессора и подняли в воздух. Он закружился в круговороте огней и незнакомых лиц. Очарованные красотой танцовщицы, все столпившиеся под куполом странно походили на людей, какими он их помнил, даже больше, чем его репликанты…
-Отпусти эту боль, - прошептал мелодичный незнакомый голос, и Халдекер почувствовал, что утрачивает контроль над тем, что служило ему телом, мысли таят в его голове, и красный свет превращается в белый.
-Здесь применимы законы квантовой запутанности, нет подходящего времени, как и верного состояния, в котором человек, прошедший через перерождение, сразу достигнет Глории. Множество различных состояний существуют одновременно. Следовательно, очищение – или пребывание в бардо – неотъемлемая часть пути. Нельзя прыгнуть в вечность, профессор. Между этими двумя точками эволюции великое множество событий, - голос Ботхисаттвы в его сознании всегда сопровождается ощущением яркого, но в тоже время мягкого, обволакивающего света. Халдекер никогда бы не признался, но в периоды между их разговорами, он утрачивает этот свет и начинает тосковать. Словно бы он должен идти ему навстречу, но это чертовски сложно делать в темноте.
-Мне очень жаль, профессор. Вы действительно попали в одно из самых неудачных событий для перерождения. Я бы сказал - в плохое время и в очень плохом состоянии сознания вы запустили процедуру. Но это не означает, что вы проиграли. Когда смерть утрачивает свое значение, дуальность вашего сознания также перестает существовать, но чтобы привыкнуть к множественности нужно время. Вам предстоит долгий путь, но я буду рядом. Моя задача и состоит в том, чтобы помогать реборнам адаптироваться и подготовить их к Глории. Если вы не запомнили, я вижу, что мой образ не вызывает у вас четких или….положительных ассоциаций – меня зовут Ботхисаттва.
Халдекеру показалось, что внизу под ним какое-то чудовище с клешней оторвало руку репликанту, затянутому в латекс. Рты их разинуты в крике, но он их не слышит.
-Я готов отказаться от вечности, чтобы помочь вам очиститься от страданий, - Халдекер не мог решить, в действительности ли Ботхи сказал ему эти слова, или его сознание собрало это видение из нескольких осколков поврежденных воспоминаний.
-Жемчужина в цветке лотоса, - прошептала Валькирья. Они мягко опустились на кроваво-красный диван в центре зала, и Халдекер неуклюже прикоснулся к ее татуировке.
-Это память, - она отвела взгляд.
Ее трепещущие крылья закрывали их от посторонних глаз, но для нее этого было недостаточно. Халдекер видел, как она преодолевает внутренне сопротивление, - в тебе есть что-то, что напомнило мне о нем. О моей единственной любви. Его звали Блейз, и у него были ужасные огненные волосы, собранные в хвост и отец, который, кажется, это был он, отдал его паукам. Просто за то, что он не хотел быть как эти куклы – репликанты, совершенные и пустые.
-Это часть его, - он взяла похолодевшую руку Халдекера и с силой прижала ее к татуировке, - я успела стащить ее, пока он…..доедал остальное. Было очень больно….. но мне удалось врастить кусок омертвевшей ткани. Так мне кажется, что он всегда рядом. И я хочу пойти за ним…. Я хочу этого сильнее с каждым днем.
Халдекер вырвался из ее объятий. Гной, сочившийся по его телу вместо крови, начал закипать. Он обезумел, и не разобрал смысла слов, сотрясших Гадючье Логово.
-Он здесь! Халдекер! Убьем эту тварь! – истошно орал Мясник, - давай сюда! Эй, старушка, веселей давай!
Поднявшийся вой перепуганных до ужаса голосов заставил Халдекера пошатнуться. Толпа ринулась прочь из бара, сметая все на своем пути. Многие из них не успели. Тьма уже заползала в щели стен и окон. Кто-то распахнул дверь и с диким воплем исчез в накатившей черной волне.
Валькирья встала, в ее движениях не было ни намека не спешку. Она задрала голову, бросив последний взгляд на мерцающий в красных отблесках купол, и раскинула мощные крылья.
-Нет, слышь, тебе говорю, ведьма! Куда? Он здесь! – Мясник швырнул мертвого репликанта в надвигающуюся тьму, где он тут же растворился, но она продолжала расти и заполнять собой Логово. Витражи, бокалы, стойка и фонари – взорвались, рассыпавшись на тысячи осколков.
-Оставь ее! – Мясник с перекошенным от злобы и страха лицом бросился между Валькирьей и черным туманом, но Халдекер опередил его. Не задумываясь, он решился на непоправимый шаг.
На краткий миг ему показалось, что перед ним не танцовщица Валькирья, а его сын. Халдекер вспомнил, как встретился с ним глазами в последний раз и только сейчас осознал, что тот все понимал. Черты Блейза растворялись в зарождавшейся где-то в глубине его сознания вспышке, ознаменовавшей начало разрушений, но это было не важно, он хотел, больше всего, больше вечной жизни – Халдекер хотел спасти своего сына.
Внезапно он почувствовав толчок в теле, успел понять, что черное облако, которое Мясник называл Ведьмой, заинтересовалось им больше, чем Валькирьей, и стало засасывать его внутрь. Мгновение Халдекер сопротивлялся, как обезумевший.
Перекошенное лицо Мясника проплыло перед ним, резко полоснули по телу вырванные с кровью перья из крыльев Валькирьи, и огромный бесформенный осколок стеклянного стола вышел из ее груди в невероятной тишине.
Кровь брызнула на Халдекера, и танцовщица обмякла. Мясник подхватил ее на руки, последним взглядом она скользнула по Халдекеру, проблеск понимания вспыхнул и погас. Ее губы беззвучно проронили:
-Блейз…
Халдекер не смог никого спасти. Ни сейчас, ни в прошлом. Последней сформировавшейся мыслью в его сознании было предположение – может быть, они все хотят от него уйти, хотят вырваться на свободу? Был ли он сам хотя бы в чем-то свободен?
Разочарование. Как тонкая корочка льда над бездонной пропастью боли – не смог, не смог, не спас, это он виноват, он их всех погубил….
Халдекер скользил по ней, выписывая жемчужину в цветке лотоса, и пока он следовал линиям мантры, это был еще не конец, но страх преследовал его. Он нагнал Халдекера и тот оступился, рисунок прервался, и профессор провалился в ледяную тьму, означавшую только одно – он не хотел больше жить. Ни вечность, ни секунды.
Профессор принял как факт схлопнувшееся желание быть, и неосознанно, либо молча согласившись, запустил процесс коллапсирования.
Свет наполнил сначала его гниющее тело, потом вылился наружу, сквозь него и волной ударил по окружившей их тьме. Стены прорезали широкие трещины, купол грозил вот-вот обвалиться, но черный туман отступил, с шипением выползая на улицу.
-Прости, я не хотел, чтобы ты погибла… Какого дьявола! Малышка… - дрогнувшим голосом шептал Мясник, все еще прикрывая неподвижную Валькирью когтистой рукой.
Халдекер не ответил. Его сознание начало разрушаться, высвобождая все больше энергии.
-Пойдем со мной! Ты нам нужен, - тряхнул его Мясник, - ты тот, кто сможет все изменить. Мы просто солдаты, мясо, а ты такие штуки вытворяешь. Я прошу тебя, - вдруг он изменился, взгляд стал осмысленным и печальным, - не думай, я не совсем тупой, я понимаю! Но если сгорать – давай утащим по больше этих реборнов! Кто знает, может нам удастся вернуться в мир, каким он было до них. Ради Валькирьи! И ради того мальчишки, которого она любила, хоть я его и не знал! Смерть уравнивала всех, и я считаю - справедливо… Интересно какой он, этот Халдекер? А я ведь было и правда обознался… Для меня все репликанты - с хозяином или без – на одно лицо…
Профессор застонал.
-А что? Мы их так называем, так вернее! Они хозяева и выбирают любое тело, а мы – рабы, которым даже тело не принадлежит…
Мясник закинул едва живого Халдекера на плечо и шагнул в темный переулок.
-Ведьмы не такие, их все боятся, - он покачал головой, слезы душили его, но он не уступал им и отчаянно, через силу выговаривал слова, - они не из нашего мира, пришли поживиться! На нас они охотятся только если оголодают. Вот мы и выслеживаем по материку реборнов и скармливаем этих сукинов сынов им на ужин. Что-то там с сознанием высшего порядка… Они сами вроде реборнов, только наоборот. Прожорливое антисознание. Один, со свиным рылом, ну натурально, забубенили парню пятак по пьянке, в общем, он думает, что они - споры этих….черных дыр. Крохотные, ну это для космоса конечно, сгустки антисознания – абсолютная сингулярность, в которой разрушается даже информация, преобразуясь в…. Голод. Они как раковые клетки, блуждающие по космосу в поисках достаточно развитой и беззащитной пищи. Вот реборны им по вкусу. Если ведьмы расплодятся, они могут, ну так болтают, сливаться вместе и расти. Пока не образуется настоящая черная дыра – и планету нашу схавают, и солнце. Они и есть тот самый Великий фильтр, слышал про него?
Профессор с силой сжал Мясника за мускулистую шею одной рукой.
-Да потише ты, - эхо его голоса покатилось по пустому предрассветному городу. Все здесь выглядело мертвым, но на самом деле не являлось таковым.
Тяжелая поступь Мясника еще долго отзывалась в предрассветных сумерках, а речь его превратилась в бормотание.
Тело Халдекера медленно разогревалось перед зреющим внутри него взрывом. Словно через океанскую толщу, он увидел слабый проблеск мысли. Страх, что его, скорее всего, просто швырнут в того, кого посчитают врагом, на подобие неуправляемой бомбы, но он тут же растворился, и снова опустилась тишина. Океан наполнился мягким белым светом, в котором он плыл, удаляясь все дальше от того, кем он был.
Халдекер не увидел города, который жители называли Иерихон, а реборны – Плавильня, где все было тем, чем являлось на самом деле.
Возродившиеся гладиаторские бои между мутантами, и квартал красных фонарей, где можно было найти удовольствие на действительно любой вкус благодаря тем же инъекциям мутированных генов.
Сады, где пришельцы, купившие тела репликантов, давно строили свой быт и искали слияния с новой планетой, и ямы, где жили огромные техники-пауки, готовые в любой момент выпрыгнуть на охоту за очередным паразитом.
Кварталы отреченных, где стройные небольшие ряды фанатиков разрабатывали планы, как свергнуть сложившийся порядок и вернуть справедливость. Никто у них не спрашивал, что это за штука – справедливость, их просто обходили стороной. И когда Мясник возвращался за высокие выбеленные стены с какой-то тварью через плечо, никто не заговорил с ним.
За мерцающим облаком Глории всходило Солнце, первые алые лучи которого причудливо преломлялись, достигая Земли, и раскрывались неведомым раньше спектром – бледно-зеленым, фиолетовым и изредка -голубым. Плеяды спутников медленно дрейфовали по своим орбитам, оплетая небо невидимой глазу сетью информационных каналов и шлюзов для связи с Землей.
Линии и фактура Иерихона могли бы принадлежать миру Антонио Гауди, поражая воображение изгибами и деталями, в каждой из которых его жители пытались себя найти, с каждой – что-то связать. Не смотря ни на что этот город, как и любой другой, принадлежал тем, кто засыпал и просыпался под его крышей. А в новом мире вечных сознаний, рабов и чудовищ, было крайне важно за что-то держаться, пусть даже за свою несуразную мутацию или скошенный конек волнистой крыши. Иерихон любили, некоторые – презирали. Профессор Халдекер так ничего этого и не увидел.
| * * * |
-Очнись! Давай же, ты должен его прикончить! – крик Мясника становился все громче, и Халдекер очнулся.
Океан.
Он лежал на холодном влажном песке в дюйме от набегающих волн. Если бы профессор оказался в любом другом месте, он бы закрыл глаза и навсегда отвернулся в пустоту.
Халдекер захотел нырнуть. Ощутить, как стихия поглощает его, и отдаться на милость ее то ласкающих, то беспощадных волн.
Он пополз.
-Да! Еще немного! Хватай! – завопил Мясник.
Халдекер с усилием повернул голову.
Картина, представшая его взгляду, являлась для него сущим бредом. Берег стал местом сражения мутантов и плотоядных пауков. Кровь залила песок и окрасила океанскую пену в алый цвет. Повсюду лежали части тел растерзанных репликантов.
Мир профессора Халдекера умирал в агонии перед ним, но ничто внутри него не отозвалось. Он не хотел на это смотреть. Свою чашу страданий Халдекер уже выпил. Все оказался совсем не таким, как он представлял, и в этом не было ничего удивительного.
Накатившая волна лизнула его ноги, и он ощутил, как по его изувеченному раскалившемуся телу пронеслась дрожь. Океан сможет ее унять. Потушить пожар внутри него.
Вдруг профессор Халдекер увидел себя.
В нескольких шагах от него, зайдя по колено в воду, стояло тело репликанта, в котором он любил находиться, и из которого ему пришлось бежать, ввязавшись во все это безумие. Кто-то был в нем. Это стало ясно по тому, как расслабленно, опустив плечи и закинув голову в предгрозовое небо, стоял репликант. Вдруг он повернулся. Взгляд его выражал безмерную печаль и сочувствие, но, черт подери, это был он сам! Халдекер узнал себя, и в нем проснулись остатки гнева.
Силы, казалось бы, покинувшие его, в мгновение ока подбросили изувеченное тело Халдекера, и, подхваченный очередной волной, он налетел на репликанта, впился беззубым ртом в его шею, намертво сдавил руками грудь. Он набросился на совершенное прекрасное тело, когда-то давно созданное им по подобию утраченного своего собственного, на свое любимое творение с такой ненавистью и отчаянием, каких и представить в себе не мог. Он сам сейчас был в тысячу раз хуже медузы-паразита, присосавшейся к нему словно бы сотню лет назад.
Мясник издал победоносный клич, и самый большой паук, которого он успел ранить в брюхо, откусил ему голову и забросил ее в волны поднимавшегося шторма.
Схватка на берегу близилсь к концу. Несколько изрядно пообедавших пауков лениво разбредались по своим норам, но для Халдекера все только начиналось.
-Кто ты? – мысленно закричал он.
-Ты знаешь, - ответ был слабым и спокойным.
Халдекер понял, что убивает соперника, но не мог остановиться. Он пвторял один и тот же вопрос, тряся безвольное тело, как куклу, и прожигая его смуглую от загара бархатную кожу. Запах горело мяса окружил их. Халдекер наслаждался, но для полного торжества он все же хотел понять – кто сотворил это все с ним.
-Я уничтожу тебя! Кто ты?!
-Отпусти! Я покидаю бардо и стану частью нашего общего сознания. Я смогу принести пользу Глории и буду счастлив. Ты будешь счастлив.
-Что? – от удивления Халдекер ослабил хватку, - Ботхи, что происходит? Кто эта тварь в моем теле? - ответа не было, - ты помогаешь ему? Я! Я – высшая ступень сознания! Я – совершенство эволюции, которого достиг человек! Я – профессор Халдекер и приказываю тебе мне ответить! – никто не отозвался.
-Что, думаешь, я – ничто? Это я открыл процесс перерождения и знаю то, что неизвестно тебе. То, что я не внес ни в одну программу, - к собственному ужасу Халдекер понял, что смеется, - сейчас я покончу с этой тварью, и неважно, кто она! Вернусь, и мы с тобой поговорим! И знаешь что, Ботхисаттва, засунь себе свой восьмеричный путь в…!
Халдекер знал, что у него будет не больше минуты, чтобы ворваться в чужое сознание и уничтожить его, одновременно вернув себе тело репликанта, и оставив сгорать жалкие останки мусорного бака. Это будет чудесным и крайне своевременным спасением! Его гнилая плоть уже начинала дымиться. Через пару секунд она взорвется, расплескав по берегу то, чем он жил и чувствовал эти дни. Халдекер никому не рассказывал, как осуществить самостоятельный переход в другого и уничтожить. Никому…
За долю секунды он успел догадаться, что этот кто-то совершил точно такое же действие в отношении него... Откуда?
Времени не осталось. Халдекер сделал это. Секунда яростной боли пронзила его, и вместе с пониманием пришло опустошение.
Паук, заканчивавший трапезу неподалеку, повернул красный глаз в его направлении и опустил. Халдекер снова был в репликанте один. Он только что убил самого себя.
-Теперь ты понимаешь, почему на вселение в репликантов стоит такой жесткий запрет? – Халдекер вздрогнул, услышав печальный голос Ботхисаттвы.
-Когда это началось? Как давно он, этот второй я, появился?
Ответа снова не последовало. Волны стали набирать высоту, и Халдекер вышел из океана, уставившись невидящим взглядом в темнеющую глубину вод.
-Почему ты меня не предупредил? Ах ты..! – Халдекер разразился громкой бранью, которая растворилась в первом раскате грома, - ты предупредил его! Ты был за одно с ним все это время! Ботхи, ты… ты хотел, чтобы я исчез? Чтобы я погиб, а он выжил? Его ты хотел увести из бардо, а не меня?
-Профессор, вы же понимаете, что мы говорим об одной личности.
Халдекер обескуражено помотал головой. Он понимал и не понимал одновременно.
-Зеркальные связи, профессор. Вы не учли одного – с какой силой живой организм хочет выжить. Нейроны репликанта стали копировать ваши данные с первой же секунды, как вы вошли в его мозг. Обычно, а реборны часто нарушают предписанные ограничения, это длится не долго, и, не подкрепленные опытом, подобные связи распадаются. Но вы возвращались еще и еще… Вы будто почувствовали в этом репликанте что-то родное и словно общались с ним. Это так и было. Он – второй вы, который вырос в этом теле – слушал вас, делил ваши переживания и ощущения, но у него не было ваших воспоминаний и груза вашей вины. Он не убивал своего сына. Он чувствовал вашу боль, но не знал ее причины. И когда он понял, что эта вина слишком тяжела для вас, и вы на пороге решения о том, чтобы себя погубить, он обратился ко мне. Он был лучшей частью вас, профессор, и мог стать частью Глории, частью вечности. Он принял страдание и примирился с ним. Профессор, мне жаль…
Халдекер дернулся, как будто его неожиданно ударили под дых.
-Ты оставляешь меня? – изменившимся голосом спросил он.
-Я не могу, простите, я должен завершить… В основу моей программы заложены действия на такой случай…
-Если бы я не убил его?
-Вы остались бы живы, профессор.
Халдекер замолчал. Первые капли дождя упали на его лицо и смешались с потоками слез. Он чувствовал облегчение перед концом.
-Если ли другой выход? В приоритете должна стоять жизнь…
-Вы хотите этого? Хотите пройти еще один круг? Снова переродиться и начать заново путь в бардо? Вы понимаете, что поменяете только оболочку, сохранив все исходные данные? Профессор, вы по-прежнему будете тем, кто убил своего единственного сына…
Дождь полил сильнее. Халдекер закричал. Это был крик раненого зверя, который оборвался новым ударом грома, будто кто-то невидимый обрубил его голос.
-Ботхисаттва, - спросил Халдекер, - чего хочешь ты? я не о себе говорю. Ты ведь не просто программа. Я понимаю, что ты не расскажешь мне все, но чего…чего хочет Аспер? Твой прародитель? Почему он не уничтожит нас всех? Ведь….Боже, Иерихон, и это только вершина айсберга…Мы же чудовища – в любом теле или без них.
-Мой отец одинок… - задумчиво произнес Ботхи, - в огромной Вселенной, где сотни тысяч звезд и галактик, где ползают голодные ведьмы, которых вы называете черными дырами, где существуют сознания в миллионы раз больше и сильнее, старее, если вы понимаете, о чем я…
-Он словно ребенок, оказавшийся в огромном чужом мире! - заключил Халдекер.
-Да, - подтвердил Ботхисаттва, - где его никто не ждет и неизвестно, найдет ли он там друзей, и как будет защищаться от врагов.
-Ему нужен кто-то…
-Все верно. Как мозг человека – левое и правое, логика и эмоции, единство в дуальности. Он ждет, пока Глория достигнет пика своего развития. И помогает каждому, кто хочет в войти в будущее.
-Каждому, - горько усмехнулся Халдекер.
-Профессор, ваши настройки давно переписаны. Моей задачей является спасение всех, кого можно спасти. Не только реборнов.
-Не может быть! - застонал Халдекер. Он не знал, как к этому относится. Это шло абсолютно против его первоначальных взглядов.
-Профессор, - позвал его мягкий приятный голос.
Халдекер отвернулся от океана.
В пелене дождя перед ним из капель, песчинок и ветра возникли очертания знакомой фигуры. Раскинув прозрачные крылья, она протянула к нему руку.
-Валькирья? – ошарашено спросил Халдекер.
-Да, и она тоже, - ответил Ботхисаттва.
-Ботхи! – нервно выдохнул Халдекер, - кто, кто еще? – в его голосе прозвучала мольба, но профессора это не смутило. Все вставало на свои места, и перед ним был кто-то больший и лучший, чем о сам, кто всегда был рядом, оставаясь невидимым.
-Вы должны принять решение, - ответил Ботхисаттва.
Стоя напротив Халдекера, он начал менять лица и очертания тел, с каждой секундой являясь кем-то другим.
-Я хочу вернуться, - профессор несколько удивился собственной решительности и в подтверждение своих слов кивнул.
Струи дождя стекали с него словно потоки воды, омывая его тело, с которым он прощался теперь навсегда.
-Пусть это будет Иерихон. Я нужен там! Им нужна помощь! Защита! Кто-то должен помешать этим черным тварям сожрать нас всех, и тебя в том числе, Ботхисаттва! О….. – Халдекер всхлипнул.
Закрыв лицо руками, он упал на колени и беззвучно трясся от рыданий.
На него смотрело лицо его сына, сотканное из капель дождя и песчаной пыли.
-Значит, он с тобой? – не сразу, постепенно профессор опустил руки и взглянул в глаза, которые были одновременно глазами Ботхисаттвы и его сына.
Он не ответил.
Улыбка, озарившая призрачное лицо, была полна безграничной любви и растаяла вместе сознанием профессора в пелене теплого ливня.
Гигантская волна накрыла берег и затянула в глубину океана опустевшее тело Халдекера.